- Это по-вашему! - парировал Авинов. - А по-большевистски если, то всякий, кто не пьянствует, а пашет, у кого есть хоть одна коровёнка - буржуй! "Красные" же не могут ничего создавать, им бы только отнять да поделить, как разбойникам! И кому вы тогда пожалуетесь, если, конечно, уцелеете и не подохнете с голоду? Полиции-то нет, а всю власть вы сами же отдали Советам, где нынче засели одни большевики! С кем им советоваться? Они ж как те кукушата, всех птенцов поскидывали из гнезда - и эсеров, и меньшевиков, и анархистов. Клюв раззявили пошире - и корми их! Думаете, зря они так нас ненавидят, "белых"? Не зря! Потому что мы хотим навести порядок! Хотим всех крестьян наделить землёй и оберегать их хозяйства, мир и покой! Не верите?!
Авинов сделал широкий жест, указывая на Эльснера:
- Вот, пусть его превосходительство генерал-губернатор скажет!
Евгений Феликсович, кряхтя, взобрался на доски и величественно сказал:
- Верховный правитель России генерал Корнилов подписал "Закон о земле". Вот здесь, - Эльснер потряс толстой пачкой документов, - дарственные на землю! Это государственные бумаги, по которым каждому из вас будет передано по тридцать десятин пашни! Мы не хотим никого из вас подкупать, у нас иные намерения - вселить в вас спокойствие и уверенность. Вам, как бойцам Отдельной Кавказской армии, при делёжке отойдут лучшие земли, и это будет ваша полная собственность, священная и неприкосновенная! Никто её у вас не отберёт! Но, повторяю, дарственные будут вручены по окончании службы бойцам. Бойцам, а не дезертирам!
Пока Эльснер говорил, Авинов с беспокойством наблюдал за оживлением в толпе - кто-то толкался среди моря голов, перекрикивая генерал-губернатора, и вот взвился клич:
- Не слухай контру! Бей "белых", братва! Долой войну и да здравствует советская власть! Коли генералов!
И толпу словно прорвало - народ расступился, пропуская отряд солдат и матросов с винтовками наперевес. "Ещё немного, и конец…" - мелькнуло у Кирилла. Но тут свой ход сделал генерал Марков. Он слетел вниз, навстречу наступавшим, и закричал:
- Генералов колоть?! Да если бы тут был хоть кто-нибудь из моих "железных" стрелков, он сказал бы вам, кто такой генерал Марков!
- Я служил в 13-м полку, - неожиданно отозвался какой-то солдат, невысокий и плотный, светлоглазый и очень спокойный - типичный чалдон-сибиряк.
- Ты?!
Марков с силой оттолкнул несколько окружавших его нижних чинов в красных фесках, быстро подошёл к чалдону и схватил его за ворот шинели.
- Ты? Ну так коли! Неприятельская пуля пощадила в боях, так пусть покончит со мной рука моего стрелка!
Толпа заволновалась ещё больше, но гул шёл уже восторженный. На дороге у отряда, науськанного большевистскими агитаторами, встали крепкие мужики в шинелях и заорали:
- Осади назад! Чего прёте, как с цепи сорвались? Стоять! Пущай народ сам разберётся!
Захлопали выстрелы, толпа зашаталась, заколобродила, пошла стенка на стенку.
К Маркову подскочил давешний сибиряк и неуверенно, отвыкнув козырять, отдал честь.
- Ефрейтор Селезнёв, ваше превосходительство!
- Собирайте своих, унтер Селезнёв, - моментально отреагировал генерал, - всех, кто с башкою дружен!
- Есть! - осклабился чалдон и пропал в толпе.
Между тем к пристани подошли катера с подкреплением, а затем причалила самоходная баржа, "оприходованная" в порту смекалистым Елмановым. На берег высадились сотни три корниловцев во главе с Митрофаном Осиповичем. Кирилл сразу почувствовал облегчение. "Отобьёмся!"
"Зиночка" выкатил пулемёт "максим" и выдал очередь в воздух. Это малость отрезвило головы, захмелевшие от безвластия и безнаказанности, но не успокоило окончательно - среди солдат царили разброд и шатание. Одни склонялись на сторону "белых", другие цеплялись за вольницу, а третьи колебались, разрываясь надвое. Да и было отчего. До революции на воротах в парке таблички висели - "Вход собакам и нижним чинам воспрещён!", а теперь всё стало можно, всё было дозволено. Офицеры приказывают позицию сменить, а ты им: "Да пошли вы! Тут окопы сушее!". Станет прикапываться их благородие, а ты его штыком в пузо - и ничего за это не будет! Полицию разогнали, жандармов постреляли, трибуналы запретили - не жизнь, а малина! Легко ли было отказаться от такой-то воли да заново впрягаться в ярмо дисциплины? То-то и оно… Дык, ёлы-палы, ежели господа сами землю дают - чё делать-то?.. Вот и думай тут…
Толпа - это страшная сила. В ней властвуют инстинкты разрушения, ибо народ, сходясь вместе и растворяясь друг в друге, превращается в сброд, в безличностную серую массу. Человек в толпе оборачивается безликим атомом, интегральной единицей, несчитаемой песчинкой, он теряет ум и совесть, подчиняясь законам стада, - слепо, безрассудно идёт за вождём или механически повторяет движения соседей, умножая общее разрушительное действие…
Но Кириллу было хорошо видно со штабеля и другое - как в мятущейся толпе кристаллизовались очаги сопротивления общему безумию, как люди, подчиняясь воле вожатых, организовались в отряды, как они ломили, уничтожая сильных соперников, принуждая слабых, прирастая сторонниками.
"Красные" роты отходили к городу, скрывались в путанице его переулков. "Зелёные" - те, которые не приняли большевиков, но и белогвардейцам казавшие дулю, - сопротивлялись на два фронта, орудуя карабинами и шашками, - "белые" гоняли их по берегу, окружая, и одуревшая солдатня разбегалась, сдавалась пачками, бестолково топталась на месте.
Из гущи не то боя, не то драки возник Марков, подзывая Тимановского. Авинов мигом слез со штабеля.
- Саид! - крикнул он. - Махмуд! Ко мне!
Текинцы, очень довольные тем обстоятельством, что снова находятся на твёрдой земле, сбежались к "сердару".
- Господа солдаты! - неожиданно загремел голос полковника Неженцева. - Строиться поротно!
Неразбериха, царящая в порту, не прекратилась вдруг, но люди уже не метались во всех направлениях, а устремлялись двумя потоками, убегая прочь или спеша на построение.
Несколько тральщиков и самоходов вышли в море подсобить марковцам, и вскоре весь 1-й Офицерский полк оказался на берегу, чёткими рядами и шеренгами выстроившись напротив нижних чинов Кавказской армии, выказавших благонадёжность. Таких набралось почти восемнадцать батальонов. Вместе с марковцами - полных пять полков, больше дивизии народу!
- Сколько нас! - присвистнул Елманов, оглядывая пристань, и Кириллу стало приятно, что этот матрос, недавний неприятель, уже причисляет себя к "нашим", считая "белых" своими. Или это у него просто так вырвалось?..
Генерал Марков, оглядев оба строя, громко поприветствовал пополнение:
- Здравствуйте, друзья мои!
- Здравия желаем… ваше… превосходительство! - нестройно ответили солдаты, подзабывшие устав.
- Я слышал, что некоторые из вас, - продолжал Сергей Леонидович, - не веря в успех Белого дела, готовы покинуть ряды. Если кто-нибудь желает уйти к мирной жизни, пусть скажет заранее. Удерживать не стану: вольному - воля, спасённому - рай и… к чёрту!
Разобравшись с командирами полков, батальонов и рот, Марков одних услал прочёсывать город в поисках "красных", а других повёл за собой к цитадели, где виднелись обломанные зубцы крепостных стен и башен, а далее, за бурыми холмами, поднималась свинцового цвета гора с развалинами на вершине.
Авинов вёл текинцев широкой, изъезженной телегами, повозками и моторами улицей, что вела от порта через нижний город. И слева, и справа слепо блестели окна, за пыльными витринами прятались харчевни и кофейни, цирюльни и духаны.
Узнать среди домов те, что принадлежали армянам, было несложно - они все стояли заколоченные, с перебитыми окнами, через которые виднелась поломанная мебель, битые зеркала, изорванная одежда.
За большим неогороженным кладбищем начался подъём - по узкой кривой улочке, мостовая которой углублялась к серёдке, где по канавке стекала чёрная вонючая жижа. Первые этажи домов по всей улице были сложены из каменных плит, вторые же, деревянные, выдавались над первыми, почти смыкаясь над головой. Кое-где висели свежемалёванные вывески на русском: "Мелочная торговля. Демис Попандопуло", "Вино, водка, коньяк. Амбарцумов Енок", "Столовая "Европа". Л. Теофилато".
Неожиданно и страшно монотонное восхождение пресеклось - из проулка разнеслись крики, и Кирилл застыл, оцепенело наблюдая, как на него, на его отряд катится пушка-трёхдюймовка. Секунду спустя он распознал, что орудие двигалось не само, что его спускали артиллеристы, матерившиеся и кряхтевшие за щитом.
- Держи! - раздался полузадохшийся крик.
- Подставляй!
- Заряжай!
- Уже!
"Сейчас они скомандуют: "Пли!" - пронеслось у Кирилла в мозгу, - и меня не станет…" После штабс-капитан со стыдом вспоминал эти секунды томительного столбняка, когда рассудок утратил на мгновение власть над ослабевшим телом, но тогда он просто стоял и смотрел, как плавно опускается ствол, как чернеет зияние дула.
Саид сообразил первым - одну за другой он метнул две гранаты, облапил и повалил "сердара". Два взрыва раздались почти одновременно, сливая грохот воедино, - осколки посекли близко сходившиеся стены, кровь забрызгала их, стекая струйками, впитываясь в пористый камень.
- Ай-ай-ай, - укоризненно поцокал языком Батыр, - шуть-шуть Аллаха не увидал, сердар!