- А не хотел ли он оригинал заменить вашей копией?
- Вы считаете, что кто-то мог подговорить старика сделать копию с целью подмены?
- Да, именно это я и думаю. Ведь, насколько я понял, ваша копия фотографически точна.
- Я не считаю, что на старости лет Хранитель выжил из ума. И не думаю, что, храня столько лет реликвию, старик решил напоследок подзаработать.
- Заказал у вас копию, - стал загибать пальцы полковник Скрипник, - получил заключение учёных о том, что свитки не являются оригиналом…
- Ход ваших рассуждений понятен. Только, извините меня, это не ход мысли, а полное отсутствие здравого смысла!
- Ладно, скажите, а что вы ощутили, когда получили такой заказ?
- Я радовался!
- Чему вы радовались?
- Тому, что у меня снова появилась работа.
- Это же, в каком смысле?
- В смысле, что к тому времени я уже год как не работал. Сидел дома, раздражал всех своим бездействием.
- Значит, решили подработать.
- Я зарабатывал на кусок хлеба! Мне платили мою преподавательскую зарплату, за каторжную работу. Но всё равно, это был праздник. Осознание того, что за две тысячи лет я буду третьим, кто изготавливает копии этих свитков, вселяло в меня мистический холодок. Иногда я замечал, что работа идет сама, помимо моей воли, а порой и без моего участия.
- Как такое возможно?
- Я тоже этого раньше не наблюдал за собой. Но то, что я видел во время работы, меня сильно позабавило. Я не вникал, почему это происходит. Я был счастлив.
- Хранителю ваша работа понравилась?
- Да. Очень!
- А он вам не говорил, насколько ваши свитки близки к оригиналу?
- В том-то и вся фишка, что мне удалось создать фотографически точную копию свитков, хранившихся у старика. Но разница всё равно есть. Моя копия - свежая, а оригиналу - две тысячи лет.
- А что старик? Хазаринов?
- Он тут же вернул мне копию и попросил показать её экспертам.
- И что сделали вы?
- Написал специалистам в Израиле, и, снабдив копию бланком ДВО РАН с заключением экспертизы, передал свои свитки сыну.
Полковник встал, и, подойдя к окну, одёрнул штору, а Михаил снова услышал неистовую силу ветра.
- Когда-нибудь такой же ветер снесёт нас на хрен с этой сопки! - Сказал Полковник.
- Да вы поэт! Сергей Валерьянович! - Воскликнул Михаил, удивляясь тому, что часом ранее он сам похожими словами передал суть настроения, овладевшего полковником.
- Как вы думаете, - спросил полковник, зябко задёргивая штору, - почему Голан так долго не предъявлял своего приобретения?
- Наверное, не спешил верить в удачу. Представьте себя на его месте. Вы отдаёте оссуарий на экспертизу археологам. А те определяют, что возраст ящика насчитывает два тысячелетия. Так?
- Так.
- И что потом?
- Результаты экспертизы - хороший повод обнародовать находку. - Замечает полковник. - Сделать сенсационное заявление, создать ажиотаж. Реклама, пиар.
- Наверное, как продюсер, вы правы.
- Нужно грамотно построить компейн на том, что Израильский окружной суд признал не только подлинность ковчега, но и само существование Йакова, Иисуса и их отца, Иосифа.
- Очень многих это приведёт в смятение.
- Вы думаете? - Спросил полковник. - Их приведёт в смятение то, что найдётся сила, которая не позволит опорочить ни находки, ни их владельцев. И никто тогда не посмеет назвать нас с вами ни мошенниками, ни корыстолюбцами.
- Полковник, если они этого не сделают, то миру придётся признать Иисуса личностью, а не мифом. И тут придётся не просто свергать все наши лживые идеалы, а конкретно переписывать историю.
- Мне нравится ваш творческий подход к делу. Будем возвращать истории истинный образ Иосифа и подлинные личности его сыновей, Иисуса и Йакова. Их окружение, их родных, и по-настоящему близких людей - семью.
- Полковник. Это неожиданное предложение.
- Вы в чем-то сомневаетесь?
- Готов ли мир к такому повороту событий?
- Курите. - Предложил вместо ответа полковник, протягивая пачку ЭлЭм.
- Спасибо. Сергей Валерьянович, в статье сказано, что израильская полиция обнаружила среди коллекции ещё несколько подозрительных изделий. Есть подробности?
- Полиция говорит, что представить их суду не решается. Пробуем выяснить по своим каналам, о чём идёт речь. Есть опасения, что этими опасными доказательствами могут стать не менее сенсационные находки, приобретённые коллекционером у тех же "чёрных" археологов. Вы с Голаном мало кого интересуете, - сказал полковник, выразительно глядя на Михаила. И добавил. - Вы оба оказались в центре борьбы большой политики. И никому не дано знать, поторопится ли Православная церковь признать истинность ковчега Йакова, и когда она определит своё отношение к свиткам ессеев. Но и там вскоре грядут перемены. И новому Патриарху уже неизбежно придётся высказать свою позицию.
- Я не буду ждать признания свитков церковью! Я буду требовать пересмотра дела теперь же.
- На основании чего?
- На основании последнего решения Израильского Окружного суда.
- Это будет не так-то просто. И потом, придётся связать два дела воедино, доказав, что свитки ессеев также являются материальным доказательством реальной исторической личности Иисуса. Но это при условии, что отыщется оригинал.
- Сергей Валерьянович, я так понимаю, что выпустят меня не скоро. - Грустно заключил Михаил.
- А куда вам спешить? - Спросил полковник с улыбкой. - Ловить похитителей? Пусть этим занимаются соответствующие службы. А вы посидите у меня. Целее будете. Своё дело вы сделали. Включили серьёзные механизмы. Дайте им исполнить свою работу. Подумайте о своих заявлениях и выступлении в суде. Я распорядился, чтобы вам создали все условия для работы. Вас поселят в медчасти. Передадут ноутбук. Допуск к Интернету по беспроводной связи. Одна просьба. Нигде не светиться. Скоро прилетит из Москвы ваш адвокат, и тогда - пожалуйста: форумы, дискуссии, ваша страничка, "Альтернативная история", требования признать Тибетское Евангелие… А пока не светитесь. Обещаете?
- Обещаю.
- Я вам почему-то верю. Если мы будем действовать сообща, кто знает, может наши старания будут не напрасны? Как думаете, Михаил Аронович? Поэтому, ещё раз прошу: не светитесь. Пока. До поры, до времени.
- Сергей Валерьянович, а почему вы мне помогаете? Из-за денег?
- Потому что меня об этом попросили. - Хохотнул полковник. - Историей ваших свитков заинтересовались на самом верху. Так что, ждать развития событий придётся не долго. И денег тоже. Президент ждать не любит.
- Президент? - присвистнул Михаил. - Сергей Валерьянович, а я могу поговорить с президентом сейчас?
- Думаю, у вас будет такая возможность. - Серьёзно сказал полковник.
- Полковник, а вы сами-то, что по этому поводу думаете?
- Что думаю? Что подлинность находки Голана, возможно, в итоге подтвердится. Возможно, и мы вернём России подлинный текст Евангелия, написанного рукой исторического Иисуса. Возможно. И будем этим по праву гордиться. Но как отразятся эти знания на миллионах верующих? Думаю, эти находки не прибавят им ни знаний об Иисусе, ни веры в него. Ковчег - это всего лишь коробка, в которой хранились останки Йакова, Его брата.
- Весть Иисуса предпринимает вторую попытку спасти мир!
- Второе пришествие? Вы то, сами, верите во всё это?
- Безусловно! А вы, Сергей Валерианович?
- Приказ будет - поверю.
- Хорошо сказано, полковник.
- Я человек военный. Неверующий. Атеист. Для меня Бога нет, а есть средневековье, в которое нас погружает религия. Моя жена твердит, что я невежда, а между тем, в церковь по выходным из дома сбегает. А после работы в дом войдёшь, а дома, точно умер кто. Прости Господи! Свечи горят, сама в платочке, ладаном всё провоняла, стоит перед распятием на коленях и плачет. Вот такое чёрно-белое кино. А чего плачет? Как-то я спросил, а она возьми да и ляпни, мол, как это Он своих мучителей простил? Вот я бы, говорит, тебе ни за что не простила. Ну, каково? Хоть из дома беги. А ведь двадцать три года вместе. Вот тебе и невежество. - Полковник закурил.
- Ладно, - сказал он, - допустим, я невежда. Кстати, что за слово такое?
- От старорусского "вежды" - глаза. Невежественный - значит незрячий.
- Вот, значит как! - Ухмыльнулся полковник. - А вы, значит, зрячие. - И что вы, зрячие, можете сказать о христианском учении?
- Что доктрина искупителей жертвы кровью Иисуса - это реакционная реабилитация человеческих жертвоприношений.
- Вот так, значит? Готовая формула в кармане.
- Значит так.
- А мы, выходит, теперь будем реабилитировать тех, кто был обвинён зря? Достойная задача. Я бы сказал - миссия. Благородно. Но стоит ли при этом обвинять других?
- Зачем обвинять? Просто назвать праведников - праведниками, а убийц - убийцами.
- Нет! Так нельзя. Так и до гражданской войны дойдёт. Вы же знаете наш народ. Чуть что - и хаты палить. Мы лучше переместим внимание на саму личность Иисуса. Его, так сказать, исторический портрет.
- А как быть с портретами тех, кто его окружал?
- Об этом мы ещё подумаем, - сказал полковник. - Здесь клип не пройдёт. Здесь нужно большое развёрнутое полотно. Кино. С деталями, подробностями. Чтобы дети хотели стать не космонавтами, а Иисусами, чтобы у подростков от Иисуса срывало крышу, как от крэка. Чтобы не только девушки, но и их родители влюблялись в него. Нам предстоит влюбить не только в образ, но и в другую его историю, неизвестную большинству. И в эту историю должны будут влюбиться родители подростков и их родители.
- Замечательные планы, полковник.