- Да, страх собственного имени. Назови горшком - отзовётся, лишь бы не по имени. Вы понимаете, что и как происходило с ним? Я сказал ему, что не стесняюсь своего отчества, а отец раскричался. Так я узнал, что его имя Израиль - означает "что-то неприличное", и что отец всю свою жизнь страдал от родительского произвола. Я не мог поверить в то, что дед, такой добрый, мудрый и справедливый ко всем, мог стать причиной таких страданий. И когда я спросил об этом у деда, он разрыдался. Бабка потом рассказала мне, что дед и она с гордостью давали это имя своему первенцу, потому что для всех евреев имя Израиля свято. Вот так я и узнал, что мы евреи, а Израиль - земля, заповеданная евреям. Я спросил у отца, почему он не уедет в заповеданную ему землю, чтобы не страдать от неправильного отчества на неправильной земле? А он замахал на меня руками и закричал, что об этом не говорят вслух. Он ругал моё воспитание и деда, вбивающего мне в голову сионистские идеи… Так я узнал про сионизм.
Моя мать была женщиной красивой и необразованной. Они познакомились с отцом на первомайской демонстрации. Она была во всём белом и в русых её волосах была приколота веточка распустившейся к празднику сирени, а из рук её рвался в безбожное интернациональное небо воздушный шарик. Она беззаботно стояла на обочине, кокетливо пропуская проходившую колонну, в которой отец ехал на велосипеде. Он вёз какой-то транспарант, на котором был изображён орден "Дружбы народов". В холсте было прорезано узкое окошко, дающее небольшой обзор, необходимый для перемещения на малой скорости в составе колонны. Короче, папа не заметил, когда мама вдруг стала перебегать дорогу. В свою узкую амбразуру он видел лишь то, как регулировщик замахал жезлом, и колонна взбодрилась, вздохнула, подхватила ритм марша, и ринулась на финишную прямую. Он видел ноги, бегущие по брусчатке городской площади, к черте, за которой праздничная колонна превращалась в демонстрацию, шествующую мимо выстроенных за ночь трибун, на которых разместилось партийное руководство города. Сами понимаете, он "наподдал", и его транспарант столкнулся с девушкой. Отец свалился с велосипеда, разорвал холст, и как орден припал к пышной груди моей мамы-красавицы. Так в семье сына бывшего раввина и рязанской язычницы появился на свет я. Интернациональное безбожное небо и дружба народов! Крепкий замес.
Когда от бабки по материнской линии, я узнал, что Павел - это не просто имя, а имя Апостола, я полез в Новый завет, чтобы прочесть о своём покровителе и защитнике. Мне нравился он, особенно слова, сказанные им о любви. Мне казалось, что с самого момента рождения я чувствовал в себе его кровь, её ток и ту страсть, которую он привнёс в христианство. Когда я поделился этими мыслями с раввином-дедом, тот пришёл в замешательство. Он молча показал мне генеалогическое древо. Рядом с моим именем стоял прочерк. Я спросил его, что означает этот прочерк. И дед сказал мне: "Это значит, что если и ты, как твой отец, женишься на шиксе, то твои дети уже не будут принадлежать к древнему роду фарисеев".
- Как? Вы из рода фарисеев?
- Так утверждал мой дед.
- И что, его угроза подействовала? Вы всё ещё принадлежите к роду фарисеев? - Зачем-то спросил Михаил.
- Нет. Я женился на шиксе.
- Ну, хотя бы по любви?
- Тогда казалось, что это любовь. А вышло недоразумение. Зато теперь я понимаю то, что когда-то говорил мне дед. Он говорил, что без любви человек трескается как земля пустого колодца, что теряет свою сущность, и тогда герой становится насильником, праведник превращается в диктатора, а мудрец оборачивается циником.
- Ну, и что вам говорит ваше понимание относительно себя лично? - Спросил Михаил. - Вы здесь, наверное, ощущаете себя именно Господом Богом.
- Признаюсь, это так. - Рассмеялся больничный фельдшер. - Но только временами. Большую часть своей жизни я был его противоположностью.
- Не может быть!
- Представьте. Моё желание веры обернулось трагедией выбора: в кого верить? В Иисуса, о котором рассказывал Павел, или же в Бога, о котором говорил сам Иисус?
- А что говорят фарисеи?
- А что фарисеи?
- Ну, на их практиках построен весь современный иудаизм.
- Конечно. - Усмехнулся Лазарь. - Ведь другие секты с их помощью просто исчезли.
- Согласен! Это не говорит в пользу фарисеев. На пути доказательств превосходства они развязали братоубийственную войну, чтобы, вступив в сговор с римскими властями, подавить противника, занять власть и получить священство как должность, а с ним - и реальную власть, которую можно обратить на сведение счетов с несогласными, которые требовали вернуть священство священникам.
- Ваши познания весьма завидны. - Сказал Лазарь.
- Это моя профессия. А я так понял, вы не питаете приязни к фарисеям? - Улыбнулся Михаил. - Почему? Ведь согласитесь, ваши родичи - это не узколобые фанатики и лицемеры! Они сохранили религиозные практики, которые стали нормой для всех новых поколений евреев.
- О ком это вы так говорите? - Удивлённо спросил Лазарь. - О рабби Йоханане Бен Закае? Для защитников Массады он был предателем, достойным смерти. А для защитников Гамлы таким иудой стал Иосиф Флавий. Кстати! Вот ещё с кем давно хотел разобраться, так это с Иудой.
- А что с ним разбираться? - чифирь разобрал Кандидата, вызывая в нём приступ говорливости. - "Евангелие от Иуды" гностиков изображает Иуду как единственного ученика, кто приблизился к пониманию сути Учителя и его учения. Просто, машина истребления лучших работала безотказно.
- Храм разрушен, - сказал Лазарь, - Синедрион казнён, учитель Иисуса - Иоанн - обезглавлен. А сам Иисус распят. Иуду из героя превратили в предателя, заодно предали проклятию весь род иудеев, а брату Иисуса, первосвященнику Йакову, проломили голову и сбросили с лестницы Храма, чтобы не мешал обоготворять Христа. А его женщину - Марию - определили в шлюхи. И все это род, который Иисус называл порождением ехидны.
- Мы несколько удалились от темы предательства. - Сказал Михаил. - Иуда не был предателем, он был обвинён в предательстве кем-то, кто очень старался очернить всё лучшее из окружения Иисуса.
- Да, - с восхищением крякнул Лазарь, не пряча улыбки. - На мой взгляд, Петр, трижды отрекшийся от Иисуса, и должен был стать символом предательства.
- Согласен. Важны не определения, важны поступки.
- И пусть священник, предавший народ в трудную минуту, не называется предателем?
- Пусть не называется, лишь бы, не дай Бог, его никто не назвал спасителем иудаизма.
- Когда ученики рабби Йоханана Бен Закая вынесли его из окружённого города, и представили для поклона Веспасиану, - говорит легенда, - он потребовал отдать ему город Явнэ. Так он стал основателем школы мудрецов.
Да, - подхватил Кандидат. - Это была новая вероотступническая школа, воспитавшая на искажённом Законе поколения раввинов, уча истории по книгам такого же предателя и вероотступника Иосифа Флавия.
- Согласен с вами. И предводителя восстания, перешедшего на сторону врага, никогда больше не назову историком и летописцем.
- В его записях хозяин всегда прав.
- Не думал я, что мы так скоро перейдём к Павлу. - Сказал Лазарь, лукаво глядя в глаза собеседника, а затем резко встал, запахнул белый халат и отворил форточку.
- Вы правы, для полноты картины нам остаётся назвать ещё одного предателя из фарисеев, - сказал Кандидат.
- Савл. Он состоял на военной службе у назначенного Римом первосвященника Анании.
- Точно! И прежде, чем создать поэму о любви в послании к коринфянам, он возглавлял карательные экспедиции против первых христиан, обагряя руки их кровью. Это он внёс раскол в ряды сподвижников Иисуса. Это он оторвал Иисуса от своего народа, от Закона, которому тот служил, и от Его учения, создав религию веры в противовес гностическому Знанию.
- Вот и выходит, - сказал Лазарь, улыбаясь, - что фарисеи не только исказили иудаизм, но и в противовес ему построили новую религию для неевреев, где все беды исходили от иудеев и их еврейского бога.
- Какое глубокое проникновение. - Удивился Михаил.
- Комплексы детства - великая сила, - улыбнулся Лазарь, обнажив почерневшие от чифиря зубы.
- Значит, Лазарь, выбор сделан?
- Не знаю, - ответил он не сразу. - Одно определённо, что я не Павел, и никогда не был готов разделить с ним его чёрное дело. Курите? - спросил Лазарь, и Михаил кивнул.
- Хорошо. - Он открыл стеклянный шкаф и достал оттуда пробирку. "Спирт", - подумал Михаил, и новая волна тошноты от чифиря исказила его лицо. Но Петрович извлёк из пробирки стеклянную трубочку, горловина которой напоминала воронку. Он обдал крутым кипятком пластиковую пол-литровую бутылку из-под "колы", и она тут же сжалась, уменьшившись в размерах. Лазарь ткнул в бутылку горящий бычок, прожёг дырку, в которую вставил трубку, ещё пахнущую спиртом. Затем он наполнил бутылку водой, посмотрел на свет, слил лишнюю и поставил агрегат на стол.
- Вот, - сказал он, указывая на дело рук своих, - ингалятор. Процедуры назначаю немедленно.
Лазарь полез в ворох старых газет, извлёк оттуда пакетик и его содержимое засыпал в трубочку. Михаил с любопытством наблюдал за Лазарем, а тот щёлкнул зажигалкой бокового боя и по комнате распространился запах конопли. Вода в бутылке забулькала, как в настоящем кальяне, а Лазарь всё продолжал втягивать дым, наполнивший собою всю бутылку. Внезапно заряд кончился, и остатки огня с шипением влетели через воронку в воду, а весь дым в легкие. Несколько секунд Лазарь оставался неподвижен. Потом он выдохнул дым и произнёс:
"И между вдохом и выдохом нашим сокрыты все тайны…".