* * *
Общинники завели с будным станом оживлённую связь. В обмен на меха хозяин давал им денег и ржи.
Чтобы быть поближе к незнакомым людям, трое рубленников подрядились в стан на работу.
По ночам, когда всё засыпало, рубленники тайком уходили к своим дозорным и подробно рассказывали обо всём, что слышали за день.
Вскоре в лесной деревушке стало известно, что веневский боярин собирается на Святках с гостями в стан на охоту.
В Сочевник общинники покинули свои землянки и окружили примыкающую к стану чащу.
Василий исподлобья поглядывал на жену, обряженную в меховые сапоги, волчий тулуп и высокую кунью шапку.
- Ну, прямо тебе человек, а не баба! - умилялся он. Клаша ласково улыбалась и туже стягивала повязку, охватывающую живот.
Вдалеке послышался лай. По дороге, раскинувшейся голубеющей простынёй, выросли неожиданно конные, и тут же вынырнули из-за поворота три колымаги.
Псари сдержали запушённых снегом и инеем псов.
Холопи бросились к боярам и подставили им согнутые спины свои.
Василий, зарывшись по шею в снег, наблюдал из-за сосны за прибывшими.
"Погоди, каты, похолопствуете и вы ужо!"
Едва загонщики были расставлены по местам, боярин с гостями ушёл в глубину леса.
Батожник забежал далеко вперёд. Вдруг он обо что-то споткнулся и упал лицом в сугроб. - Нишкни!
Перед носом его завертелся кулак.
- А и не духом единым!
В деревьях запутался чуть слышный посвист. Общинники выскочили из засады и бросились на загонщиков.
Холопи, увидев направленные на них луки, покорно свесили головы.
- Нас-то пошто? Мы не свои… мы господаревы…
Их связали и свалили в кучу.
Выводков впереди небольшого отряда полз по снегу к псарям.
Зачуяв чужих, псы насторожённо обнюхали воздух.
Рубленник подал сигнал. Град стрел пронзил пёсьи морды. Тишь пробудилась визгом и заливчатым лаем.
Озверелый боярин затопал ногами.
- Подать мне ловчего!
И, щёлкнув плетью, бросился в сторону стана.
Его окружили отделившиеся от сосен белые призраки.
- Не гневался бы, боярин!
Василий навалился на князя и прежде, чем тот что-либо сообразил, заткнул ему лыком рот.
В будном стане тщетно дожидались возвращения охотников. Переполошённый хозяин сам поскакал верхом в город подать весть о пригоде.
Общинники увели полоненных в свою деревушку. На поляне с их глаз сняли повязки. Низко кланяясь, к боярам подошёл Тешата.
- А не показали бы нам милость, гостюшки дорогие, не наградили бы вольницу шубами да кафтанами с княжеских плеч?
Общинники одобрительно загудели.
Заложив два пальца в рот, Василий пронзительно свистнул.
Из землянки выбежала Клаша и потянула за собою цепь. Упираясь и глухо воя, за нею шагал волчонок.
Один из рубленников потёр весело руки.
- Стосковался, серячок, по говядинке!
Бояре сбились теснее и молчали.
Выводков по-приятельски похлопал веневского вотчинника по плечу.
- Али боязно?
И, снисходительно улыбаясь, причмокнул.
- Ништо тебе, не укулеешь!
Холопей тем временем повели в общую землянку и усадили за стол.
Клаша суетилась у огня. Общинники, облизываясь, распаковывали боярскую снедь, которую не позабыли унести из колымаг.
Обряженные в росомашьи шубы, в земские ферязи и кафтаны, в шапках с собольей опушкой, сбитых ухарски набекрень, в землянку ввалились староста, казначей и два рубленника.
- Батюшки! Падай в ноги, холопи! - заревели, покатываясь от хохота, общинники.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
По обычаю, далеко от Кремля остановились кони Ряполовского. Боярин, кряхтя, вылез из колымаги и, нащупав глазами церковь Иоанна Лествичника, что под колоколы, трижды перекрестился.
- Дай Бог здравия гостю желанному! - раздалось неожиданно за спиной.
Симеон оглянулся и так взмахнул руками, точно собирался подняться на воздух.
- Спаси Бог князя Ондрея!
Ондрей подозрительно оглядел холопя, державшего под уздцы его аргамака, и отвёл Симеона в сторону.
- А и повстречались мы с тобой, Афанасьевич, почитай… - голос его упал до едва слышного шёпота, - у смертного одра Иоаннова.
Ряполовский просветлел.
- Выходит, что задумано в земщине, то и Богом утверждено?
Целительным зельем вошла в его совесть благая весть.
"Преставится в Бозе… сам стол очистит…" - счастливо прыгало сердце. Однако он сдержал радость и глубоко вздохнул.
- Не было бы тут, князюшко, затеи какой?
Ондрей убеждённо тряхнул головой.
- Яз, Курбской, сказываю тебе! Сам Лоренцо, басурмен- лекарь, той хвори не берётся вон изогнать.
Они прошли молча в ворота между лестницей подле Грановитой и Серединной палатами.
Стрельцы, завидя бояр, низко согнули спины.
Через тихие сени Золотой палаты князья прошли в трапезную избу, что против алтарей Спаса на Бору. Там, на широкой лавке, обитой зелёной тафтой и с собольей опушкой, сидели Симеон Ростовский и Турунтай.
При входе гостей они чопорно поднялись и, слегка кивнув, исподлобья оглядели Ряполовского.
- К царю? - тоненько выдавил Ростовский, ревниво вымеряя глазами, достаточно ли почтительный поклон отвешивает ему вотчинник.
Ряполовскому было странно слышать почти детский писк, исходивший из могучей княжеской глотки.
Он не выдержал и полушутя- полусерьёзно заметил:
- А тебя, Симеон Микитович, и сизой волос не берёт. В плечах - семь пядей, а голосок - воробьиной.
Турунтай приложил палец к шлёпающим губам.
- Негоже ныне потешаться людям русийским. И, шагнув бесшумно к двери, поманил за собою остальных.
Посреди царёва двора бояре степенно перекрестились на Преображенский собор и, чванно отставив животы, вошли в хоромы Иоанна Васильевича.
На них пахнуло густым запахом ладана, мяты, шафрана и едкой испариной.
Царь лежал на животе и, уткнувшись лицом в подушку, не передыхая, стонал.
- 3-зубы… Не можно же больше терпети… 3-з-зу-боньки!
Лекарь шаркнул ножкой, обутой в лакированную туфлю, и приложил к груди холёную руку.
- Вашему королевскому величеству поможет бальзам рыцаря Эдвин…
Иоанн незаметно высунул из-под стёганого с гривами полога ногу и ткнул лекаря в бок.
- Пшёл ты к басурменовой матери, мымра заморская!
И снова, ещё жалобнее, заныл:
- 3-зубоньки… Миколушка многомилостивой… 3-з-зубы мои!
Дьяк Висковатый припал к колену царя и всхлипнул с мучительною тоскою:
- Аль невмочь, государь мой преславной?
Иоанн поправил повязку, обмотанную вокруг его вспухшего лица, и положил руку на плечо Висковатого.
- Повыгони, Ивашенька, всех их.
Он умильно закатил глаза и, краснея, вдруг попросил по-ребячьи:
- Настасьюшку… Кликни Настасьюшку мою.
Когда пришла царица, в опочивальне никого уже не было, кроме больного.
Анастасия прильнула к жёлтой руке мужа.
- Орёл мой! Владыко мой!
Он нежно обнял её и болезненно улыбнулся.
- И пошто это так? При тебе хворь моя и не в хворь.
Осторожно сняв с точёной шеи своей крест, царица сунула его за повязку.
Холодок золота пробежал мокрицею по щеке и токающе отдался в висках.
Иоанн царапнул ногтями стену и судорожно передёрнулся.
- Помираю!.. Люди добрые, помираю!
Через слегка приоткрытую дверь вполз на четвереньках поп Евстафий.
Анастасия с надеждой бросилась к нему навстречу.
- Сдобыл?
Поп поднялся с пола и хвастливо подмигнул.
- Нам не сдобыть ли?
И, скрестив на груди руки, поклонился царёвой спине. Чуть вздрагивала раздвоенная его бородка, а губы, собранные в сладенькую трубочку, шептали пастырское благословение.
Царь со стоном повернулся к попу.
- Чем обрадуешь?
- Зубом, государь мой преславной! Сдобыл яз, с молитвою, Антипия великого зуб!
Нетерпеливо вырвав из кулака Евстафия зуб святого Антипия, Иоанн сунул его себе в рот.