Санитарный трамвай! Охренеть!
От самого Александровского вокзала мы проехали сначала по Тверской-Ямской, а потом по Садовому кольцу.
Я, прильнув к окну, с интересом рассматривал мелькающие за стеклом здания и магазины, пешеходов и усачей-городовых, пролетки и редкие автомобили.
Людей на улицах почти не было: девять часов вечера - по этим временам поздний вечер.
Наконец трамвай остановился напротив усадьбы Усачевых-Найденовых, недалеко от Яузы. Оставшиеся полсотни метров от трамвайных путей на Земляном валу до дверей госпиталя в Грузинском переулке кто-то добирался сам, а кого-то тащили санитары.
По моей настойчивой просьбе нас с Генрихом разместили в одной палате. Правда, на третьем этаже, что "костыльному" Литусу не очень удобно.
Ну ничего - считай, мы уже дома!!!
2
Всю дорогу из Варшавы я не находил себе места, тоскливо глядя на пробегающие за окнами вагона пейзажи средней полосы России.
Причина же оных терзаний была донельзя банальной - родственники. Встреча с ними - по сути, главный экзамен, успешная сдача которого и определит мое место в жизни.
Только они - те люди, что знают меня с детства, - смогут распознать во мне фальшь, заметить несоответствия в моем поведении, словах и поступках.
Задумчиво бренча на гитаре что-то такое из "Чижа", я размышлял над создавшейся ситуацией, выстраивал внутренний диалог по принципу "вопрос - ответ", подобно тому, как когда-то готовился выступать в суде.
Итак…
Несоответствие моего психологического портрета: изменение поведения, характера - и несоответствие образу юного балбеса из хорошей семьи начала XX века?
В принципе, это основной вопрос.
Однако тут мы имеем весомый контраргумент: мальчик (то есть я) воевал, был контужен, потом тяжело ранен - и вообще "хлебнул лиха" и "повидал войну".
Объективно - данная отмазка прокатит стопроцентно!!!
Если вдруг кто-то что-то заметит, то не придаст этому значения, потому как причина возможных изменений лежит на поверхности.
Дальше.
Изменение моего "модус операнди"?
Все-таки образ мышления и образ действия человека начала XXI века существенно отличается от того, что имеет место в данный период. Я по-другому интерпретирую полученную информацию и, соответственно, иначе реагирую, да еще и используя при этом жизненный и профессиональный опыт ушлого юриста в возрасте "чуть за тридцать".
Вывод - надо вести себя аккуратнее, предварительно анализируя слова и поступки, чтобы возможное несоответствие можно было отнести к штампу типа "мальчик повзрослел".
Следующим пунктом у меня идут "привычки, умения и интересы".
Курение.
Курить я в "новой" жизни зарекся, да и желания-то особого нет. Хотя и читал когда-то статейку, что, мол, "курение есть привычка не физиологическая, а психологическая", но как-то обошлось.
Саша до моего подселения не курил, ну а если бы и начал, то опять же "война все спишет".
Привычка чесать в затылке.
Тут самоконтроль необходим, ибо в силу дворянского воспитания для юного барона таковой жест неприемлем.
Почесывание кончика носа в процессе размышления - на людях недопустимо.
Это все полусознательные привычки, которых надо всячески избегать.
Слава богу, мелкая моторика и нормы поведения мне достались в полном объеме, и, например, за столом я не облажаюсь.
Надо постараться жестко привязать поведенческие императивы Саши к моему сознательно-бессознательному (еще не знаю "как", но идеи есть)…
Умения, приобретенные вместе с памятью реципиента, адаптации не требуют и могут быть использованы по мере надобности.
Что касается моего собственного багажа навыков, то они в данную эпоху в большинстве своем неприменимы. За некоторым исключением…
Мое умение разбираться в людях и находить с ними общий язык - очень полезно и незаметно.
Навык общения с женщинами надо адаптировать под местные реалии, ибо многие "безотказные" приемы годов двухтысячных тут вызовут совершенно противоположную реакцию. Хотя, конечно, главное правило "сделать вид, что ты внимательно ее слушаешь" и тут актуально.
Надо будет перед зеркалом поработать с выражением эмоций, а то лицо у меня теперь другое, и какая-либо реакция при изменившейся мимике может показаться странной или недостоверной. Дамы это чувствуют и сразу замечают.
Последний пункт - это интересы.
Тут тоже все путем… Тяга к оружию и всяческой технике полностью совпадает. И хотя уровень этой самой техники существенно разнится, теоретические знания у меня достаточные, дабы не вызывать подозрений.
Что может меня выдать? Неизвестные песни под гитару?
К счастью, на гитаре Саша выучился играть еще в гимназии, втайне от родителей (хотя отец, кажется, обо всем догадывался). Исполнять романсы под "цыганский" инструмент было тогда модно.
А песни…
Будем либо плагиатить, либо ссылаться на трагически погибшего автора сих произведений. Надо только продумать эту легенду.
Кроме того, крайне подозрительным может показаться мой интерес к данной эпохе с документально-исторической точки зрения. Мой реципиент, в силу своей молодости, многими крайне необходимыми мне вещами не интересовался.
Так что свое общение с печатными источниками желательно скрывать, а в разговорах осторожно подводить собеседника к обсуждению интересующей меня темы.
Ух, черт! Чуть не забыл один важный вопрос!
Личные привязанности и прочие "амуры-тужуры".
Конечно, жизнь Саши не обошлась без некой доли романтики, и он был тайно влюблен в гимназистку Оленьку Алексееву-Сорбэ.
К моему счастью - безответно…
Все мои рассуждения касались лишь "сознательной" стороны предстоящего общения с родителями.
А вот относительно эмоциональной стороны вопроса…
В настоящий момент мы с Сашей уже окончательно сформировались как единая личность. На чувственном уровне я, безусловно, буду счастлив увидеть отца и мать, пусть даже часть моего сознания каким-то образом воспринимает их иначе.
Но эта часть исчезающе мала и в дальнейшем исчезнет совсем.
Это единение произошло уже довольно давно, и реакция моя будет искренней и абсолютно естественной.
Уже сейчас я ощущаю теплоту и умиротворение, представляя, как отец обнимет меня, а потом, отстранив, посмотрит в глаза и спросит: "Ну, как ты, сын?"
И мама… Милая мама…
Как мне не хватает ее мягкой обволакивающей заботы, ощущения от прикосновения маленьких рук и тихого мелодичного голоса, зовущего меня домой…
Не хватает именно мне: барону Александру Александровичу фон Ашу!
Это - МОЯ СЕМЬЯ!
Отныне и навсегда!
3
Само воссоединение семьи произошло как-то буднично - тихо и трогательно.
Я как раз остался в палате один - Литуса санитары утащили на какие-то процедуры. Мне же пора было принимать положенные порошки и пилюли.
Употребив лекарства, я запил их водой и, поставив стакан на стол, собрался предаться так полюбившемуся мне в последнее время занятию - наблюдению за жизнью города Москвы образца 1917 года.
В коридоре послышался торопливый топот множества ног, а потом голос нашей сестры милосердия Мэри произнес:
- Вот его покои…
Дверь скрипнула, я обернулся…
Они стояли и смотрели на меня, выстроившись как на семейной фотографии: впереди матушка и брат, а отец на заднем плане. Эффект старинного фотоснимка портил насыщенный цвет и объем "изображения", сопряженный с небывалой его четкостью.
И взгляды… Взгляды у всех были разные: отец смотрел спокойно, хотя в глазах светились радостные огоньки, тринадцатилетний Федя разглядывал меня со счастливым испугом, а в глазах мамы плескались беспокойство и тревога.
Выглядел я, конечно, так себе: тощий, бледный, в сером больничном халате, пижаме и войлочных тапках.
"Мхатовская" пауза, отведенная на обмен взглядами, истекла, и мы бросились навстречу друг другу…
Матушка сидела рядом на больничной кровати, держа меня за руку и, промокая глаза кружевным платочком, причитала:
- Сашенька, сыночек мой миленький… Как же это? Что же это?
Федечка примостился рядом на стуле, зажав ладони между коленями, и продолжал таращиться на меня как на какое-то заморское чудо-юдо.
Отец стоял у окна, разглядывая меня с затаенной гордостью, и время от времени одобрительно кивал.
А я…
Я пересказывал закрученные перипетии своей военной жизни, вызывая горестные ахи-вздохи, перемежающиеся слезами у мамы, восторженные повизгивания у братца и молчаливое одобрение главы семьи.
Ближе к концу повествования к нашей теплой компании присоединился Генрих, доставленный обратно суровыми усатыми дядьками-санитарами.
Литус, восседая на носилках подобно римскому вельможе в паланкине, торжественно поздоровался:
- Добрый день. Прошу прощения, что прерываю вашу беседу, но в силу моего положения сие можно считать не зависящим от меня обстоятельством. Позвольте представиться: подпоручик Литус Московского 8-го гренадерского полка.
- Мой друг и сослуживец! - закончил я обязательные формальности.
На мой взгляд, Генрих появился как нельзя кстати, ибо я уже устал говорить, да и матушкины причитания одновременно и радовали, и утомляли.