Взгромоздив наши стылые тела на свои нарты, они потопали за нами следом. В отличие от камчатских лесных эвенов, предпочитающих широкие, обитые шкурами лыжи, коряки - тундровые жители - издревле для передвижения по снегу пользуются деревянными снегоступами. Бегают они в них довольно ловко, помогая собакам тащить нарты с поклажей. Таким же образом коряки доставили и нас в свое небольшое стойбище, лежавшее, как удалось потом выяснить, в стороне и от единственной тут дороги, и от зимников. Несколько стандартных чумов да с десяток охотников со своими семьями - вот и все поселение.
К счастью, рация у них была, и о нашем спасении удалось сообщить. Гонка двинулась дальше, а мы остались залечивать простуду, обморожения и ожидать вездеход МЧС, который был обещан нам лишь через несколько дней. Лекарства у меня были, но мы больше рассчитывали на отдых и питание.
Через 3 дня мы были практически здоровы и стали топтать окрестные сугробы, осваивая ходьбу в корякских снегоступах. Занятие было совершенно бесцельным, но делать было нечего: поселение жило своей привычной суровой жизнью, и лучшее, что мы могли делать, - это не мешать им, наблюдая за всем со стороны в ожидании вездехода.
И тут, как принято говорить, не было бы счастья, да Несчастье помогло.
Самый старый человек племени собрался помирать. На Руси в старину тоже практиковался подобный обычай, когда старик сам ложился в собственный гроб и тихо, светло и достойно покидал этот мир. Вот и этот охотник объявил семье, что пришла пора ему умирать...
Это мы узнали уже позже, когда стали расспрашивать коряков о том, что за суета вдруг с утра возле одного из чумов и почему охотники не уехали, по обыкновению, в тундру. И тут нам, опешившим от новости, сообщили, что вечером будут похороны деда Николая (у коряков уже давно русские имена), поэтому все люди ходят к нему прощаться...
Зашли в чум и мы. Морщинистый, но еще вполне крепкий на вид дед сам угостил нас морошковым чаем, и мы молча, как и положено тут, стали попивать душистый горячий напиток, придвинувшись к очагу топившегося по-черному чума. Родственники сидели поодаль и тихо переговаривались о чем-то между собой, не выражая своим видом ни малейших признако" горя.
Лишь одна молодая девушка была необычно для северян взволнованна и возбуждена. Более того, мне порой казалось, что она даже светится от счастья (!).
Да и сам виновник события, Николай, больше вы глядел торжественным и гордым, нежели опечаленным предстоящей смертью. Прихлебывая чай, он степенно здоровался с вновь входившими, обмениваясь с ними приветствиями и принимая подарки...
Разрази меня гром, но это больше походило на день рождения человека, а не на обряд прощания с умирающим. Не в силах более терпеть, я решил отбросить приличия и напрямую спросить Николая: что все-таки тут происходит? что же ожидается сегодня вечером: рождение или смерть?
А разве это не одно и тоже? - ответил он вопросом на вопрос. - Ей, - и он указал рукой на взволнованную девушку - пришла пора дать новую жизнь, потому я должен умереть... Здесь нет тайны. Приходи вечером - и сам все поймешь.
Куда приходить то?
В яяну.
Едва стало смеркаться, как все малочисленное население стойбища, надев неизменные снегоступы, потянулось вереницей в сторону заходящего солнца. Поспешил и я, неуклюже наступая ногой на ногу и спотыкаясь в непривычной обувке.
Шли мы не менее получаса в сторону невысокого холма, виднеющегося на горизонте, а потом коряки стали подниматься на него. Я приотстал, а впереди идущие вдруг стали исчезать на вершине, словно проваливаясь сквозь землю.
Наконец мне удалось подняться наверх, глянуть вниз и тут же восторженно замереть от неожиданного, но долгожданного зрелища...
Холм этот оказался довольно пологой, диаметром до 50 метров воронкой старого вулканического шлакового конуса. В центре его высилось огромное строение из почерневших от времени бревен, достигающее высоты трехэтажного дома. Архитектура его была совершенно удивительной: две равноценные по форме и размерам воронки были словно поставлены одна на другую своими вершинами. При этом широкое, диаметром до 20 метров, основание нижней воронки стояло на земле, а такое же основание верхней являлось плоской крышей всей конструкции. Память моя сразу подсказала образ, давно поселившийся в мечтах. Это была яяна!..
Несмотря на внушительные размеры, необычное сооружение выглядело очень изящным и гармоничным в архитектурном плане, хотя трудно было представить, каким образом воронки прочно удерживаются друг на друге своими вершинами, имеющими диаметр в точке примыкания не более 2 метров. И как нижняя конструкция выдерживает немалый вес верхней?
Не меньшее удивление вызывал и другой факт: на всей внутренней поверхности шлакового конуса, как и на плоской крыше удивительной рукотворной конструкции, абсолютно не было и следов снега. Это притом что снаружи лежали двухметровые сугробы! Очистить такую территорию было бы не под силу даже спецтехнике, из чего следовал фантастический вывод, что снег (а стало быть, и дождь) в это место вообще никогда не падал!
Солнца уже не было видно за стенкой кратера, но его угасающие лучи расцветили низкое северное небо розоватым сиянием, на фоне которого огромный черный силуэт яяны напоминал то ли необычный космический корабль, то ли секретный лабораторный модуль, то ли какой-то древний сакральный храм.
Коряки же тем временем, встав в цепочку и взявшись за руки, обходили свою фантастическую ярангу по часовой стрелке круг за кругом. Сделав семь кругов, Николай (он возглавлял шествие) потянул незаметную прежде ручку и открыл дверь вовнутрь яяны. Цепочка людей последовала за ним. Я снова замыкал это молчаливое шествие...
Внутри нижнего этажа яяны не было ни мебели, ни очага. В самом центре, точно под отверстием, ведущим
И верхнюю пирамиду, слегка возвышался круглый подиум, застеленный оленьими шкурами. От его наружных краев вверх уходили четыре длинных бревна, имеющие горизонтальные зарубины для ног и служащие своеобразными лестницами для подъема на второй 'яаж. В верхней воронке концы этих бревен также накрывал круглый деревянный помост, который располагался точно над нижним.
Войдя вовнутрь, я увидел в полутьме, что коряки продолжают прежнее движение по часовой стрелке, одновременно надевая на лица бахромчатые шаманские занавеси. Затем все мужчины сняли со стен яяны висевшие там бубны, а женщины - деревянные трещотки. Их кружение стало дополняться звуками этих ритуальных инструментов и каким-то низким горловым гулом, издаваемым всеми участниками странной мистерии...
Все новые и новые бубны и трещотки присоединялись к нарастающей какофонии звуков. Все быстрее и быстрее кружил удивительный хоровод во мраке яяны. Лишь дед Николай и та молодая девушка неподвижно стояли на коленях в центре нижнего подиума друг напротив друга, соприкасаясь лбами...
И тут я заметил, что контуры их тел начали слегка искриться. Затем они стали окутываться нежным золотистым сиянием, исходящим сверху и напоминающим слабый солнечный лучик. Интенсивность света неуклонно нарастала, и скоро он превратился в сияющий световой цилиндр, соединивший верхний нижний помосты "пирамид" яяны. Две фигуры в ее центре стали напоминать цирковых артистов, замерших на арене в луче яркого прожектора...
При этом все остальное пространство огромного яранги оставалось в полной темноте, и только волны бушующих в нем звуков свидетельствовали о продолжении исступленного танца коряков.
А потом Николай медленно встал, отрешенно поднялся по бревну лестницы в верхнюю пирамиду и лег на ее помост, лицом вниз. Девушка же распростерлась на спине точно под ним, на нижнем помосте.
И тут мужчины племени один за другим стали от- деляться от общего хоровода и стремительно подниматься в верхнюю пирамиду. Не останавливаясь, они закружили по ее конической поверхности, набирая скорость и поднимаясь все выше и выше, к плоскому ее основанию, словно мотоциклисты в цирке. При этом направление их безудержного движения было прямо противоположным кручению нижнего женского кольца...
Топот десятков ног, грохот бубнов и трещоток, вибрирующий горловой гул, неясные тени стремительно мелькающих тел - все слилось в невидимый мощный поток какой-то энергии, превратилось в немыслимый мистический процесс созидания чегото неведомого. Процесс, которому, казалось, не будет теперь конца!
Яркая вспышка озарила вдруг все пространство мины! Сверкающий, колеблющийся всеми своими контурами прекрасный голубой шар вдруг отделился от тела Николая, медленно проплыл по световому столбу вниз из одной пирамиды в другую и словно вошел в тело лежащей девушки...
Пронзительный многоголосый крик - "Яя!!!" - буквально потряс всю ярангу. Свечение тут же исчезло, и удушающий мрак словно навалился на меня, сжимая голову и грудь. Уши еще ловили исчезающее это громогласного звука, но мозг уже отказывался его воспринимать...
А на следующий день в корякском стойбище было сразу два события: родственники хоронили деда Николая и женили одного из его внуков. В жены он взял именно ту девушку, что участвовала накануне в ритуальной мистерии. При всей противоположности этих событий коряки отмечали их, как принято у нас говорить, за одним столом.
- Однако, как иначе? - говорили мне старейшины. - Ведь Николай не покинул свою семью. В землю ушло лишь его тело. А дух Отца нашего, могучего Солнца, низвел его душу в утробу этой молодой девушки. Теперь она беременна им и скоро получит от молодого мужа тело ребенка. Душа Николая станет его душой и будет снова жить в своей прежней семье...
Но как душа осталась в семье, а не улетела на не бо? Тело ведь умерло! - удивлялся я.
Скажи, разве умирает Солнце, когда уходит тундру?