Мария Октябрьская, Нина Бондарь… В общем-то сухие строчки, а за ними… Да я даже представить себе не могу, что – за ними! Танкисту-то и мужику – не сахарно, а женщине-то каково?! Особенно если она служит в мужском экипаже! Это же… ну, как минимум – всякие физиологические проблемы… Я пыталась приспособиться к мужскому телу, мне было смешно, неловко, странно, но все же, если бы мне предложили повоевать в женском – дудки бы я согласилась. Хотя… нет, не хочу!
Зазвонил телефон. Виктор поднялся, глянул на меня искоса и пошел в кухню – трубка лежала именно там. Интересно, кстати, почему. Он что, считает, что я стану подслушивать его разговоры? Больно надо! Нет, мне, конечно, интересно, но ведь подслушивать – это себя не уважать. К тому же… Гораздо сильнее, чем услышать, с кем и о чем он беседует, мне хотелось сесть сейчас за компьютер и войти в игру. Зависимость? Как у наркомана? Или желание и в самом деле повлиять как-то на ход войны, желание, которое до сих пор удовлетворялось только по мелочи…
Запустить! Только начать! Ну, понятное дело, долго играть Виктор мне не даст, но хотя бы выбрать битву…
Господи, да что со мной происходит! Не надо лгать самой себе: битву я могу выбрать и так. Слава богу, о Великой Отечественной войне знаю немало, да и Интернет под рукой. Кстати, для того, чтобы выбрать битву, в которой можно и в самом деле переломить ход войны, следует хорошенько подумать, а не хвататься за мышку и тыкать, куда ткнется. Да и вообще – есть у меня какая-то сила воли, или нет? Сказали – не играть, стало быть – и не играть…
– Звонил Анатолий Андреевич, – сообщил вернувшийся Виктор. – Он подъедет примерно через час и ответит… на некоторые из твоих вопросов.
– На какие именно – некоторые? – не удержавшись, съязвила я. – На какие захочет, что ли, на такие и ответит?
– На какие сочтет нужным, – поправил меня Виктор.
Глава 11
Россия, недалекое будущее. Виктор
Он остался стоять в дверях – с одной стороны, шеф вроде как его к разговору и не приглашал. С другой стороны, его никто и не прогонял, а о чем пойдет речь, он имел право знать. Потому что он отвечал за эту смешную "мальчиковую" девчонку, считающую себя взрослой. Потому что именно он втянул ее во все это – в эту игру, которая стала для нее жизнью, в эту тайну, которая стоила жизни ее приятелю, а могла – и ей.
– Наталья, вы девушка умная, поэтому говорить я буду начистоту.
Со своего места Виктор видел: девушка едва удержалась, чтобы не фыркнуть. По ее лицу ясно читалось: "если вы думаете, что я куплюсь на такой дешевый комплимент – вы глубоко ошибаетесь".
Шеф, сделав вид, что не обратил внимания на эту мину, продолжил:
– Вашего приятеля Сильвестра убрали… весьма серьезные люди, которые…
– Кто именно? – быстро поинтересовалась девушка. Выражение лица ее изменилось – стало сосредоточенным, собранным.
Шеф помолчал.
– Наталья, мне бы не хотелось… Нет, конечно, вы взрослый разумный человек, я даже представить себе не могу, что вы станете бегать по улицам, размахивая пистолетом и мстя "злым дядькам".
Не может? Надо же! Наверное, у Анатолия Андреевича плохо развито воображение. Вот Виктор, к примеру, прекрасно представлял. И даже в том, что Наталья сумела бы при необходимости раздобыть не только пистолет, но и автомат – тоже.
– Короче говоря, делом об убийстве вашего приятеля занимаются соответствующие структуры, и, поверьте, будет сделано все, чтобы убийцы понесли заслуженное наказание.
Что это с шефом? Он никогда не разговаривал казенными фразами – разве что когда с прессой общался, давно, в самом начале проекта, когда слухов о программе ходило множество, а они не имели права ни подтвердить, ни опровергнуть их. И еще, когда очень сильно волновался. Только с чего бы ему сейчас волноваться?
– Наталья, нам стало известно, что за вашим приятелем следили. И за ним, и за его квартирой. И еще нам известно, что люди, э… убравшие его, искали… ну, скажем так, некий носитель информации. Для меня не имеет значения, не говорил ли вам ваш приятель о какой-то информации или не отдавал что-либо на хранение…
Наталья дернулась возмущенно, но шеф, предостерегающе подняв палец, продолжил:
– Как я вам уже объяснял, для меня важнее всего проект. Его успешная реализация. А вы… Вы, Наталья, игрок, я не побоюсь этого слова, уникальный. И, поскольку вам может грозить опасность, я предлагаю вам свою защиту. Мои люди вывезут вас в такое место, где вам никто и ничто не будет угрожать. А вы сможете спокойно продолжать играть. Вы что-то хотите спросить?
Девушка сделала странное движение головой, как будто одновременно пыталась и кивнуть, и покачать головой.
– Спрашивайте. – Шеф слегка наклонил голову. – Не обещаю, что отвечу на все ваши вопросы, но вот на какие смогу…
Наталья, закусив губу, помолчала. Потом подняла голову.
– Скажите, а почему я во время игры ни разу… Почему моим реципиентом ни разу не была женщина? Это связано с тем, что я не знала, что во время войны были женщины-танкистки?
Брови Анатолия Андреевича поползли вверх. Видимо, такого вопроса он не ожидал.
– Нет, с этим не связано. Есть один игрок, мужчина, профессиональный военный. Так вот он как раз неоднократно оказывался именно в женском теле, хотя вроде бы тоже не имел представления о том, что среди танкистов имелись и женщины. Видимо, это как-то связано… с вашими личностными особенностями.
От двери Виктору хорошо было заметно, как залились краской щека и маленькое ухо. Считает себя, по классификации шефовой внучки, "мальчиковой девочкой" и гордится этим.
– Кстати. – Шеф немного оживился. – В целях эксперимента… Я могу попросить вас постараться… побыть женщиной?
– Чего?!
– Я имею в виду – постараться… слиться с аватаром-женщиной, – торопливо поправился шеф.
– Зачем? – не поняла Наталья. Было заметно, что ей эта идея не нравится.
Шеф сморщил лоб.
– Наталья, от того, что вы, как одиночный игрок, даже сумеете повлиять на события, ход войны особо не изменится. Мы хотим… мы хотим разработать общую стратегию. Но для этого нужно как можно больше знать о возможностях игроков. Я объясняю вам… весьма приблизительно. Вы должны понимать, что, если я перейду на терминологию, которой мы обычно пользуемся в своей среде, среде разработчиков проекта, вы… вообще перестанете улавливать смысл моих слов.
Наталья кивнула. Ничего не поняла, догадался Виктор, но не хочет это продемонстрировать. А шеф – мастер… "завернутых" фраз, лишенных смысла. Для чего ему нужно, чтобы Наталья попробовала воевать в женском теле, сам Виктор не догадывался тоже. Но, скорее всего, Анатолий Андреевич ему и не скажет "в целях предотвращения утечки информации".
– Еще есть вопросы?
Наталья кивнула.
– Есть. Скажете, в игре… – она замолчала, подбирая слова, – игроки могут становиться только танкистами? Или… или по своему усмотрению… могут относиться к… ну, к примеру, к обслуживающему персоналу?
– Наташенька, вы же видели – любому зарегистрированному в игре предлагается выбрать битву и тип танка из тех, какие в этом сражении реально принимали участие. Так что… – шеф развел руками.
Старый лис. Лгать не любит, правду сказать по какой-то причине не смог, а красиво вывернулся! То есть сам Виктор не имел представления, могут ли матрицы игроков накладываться не на бойцов-танкистов. По крайней мере ни в какой подобной разработке он участия не принимал, но это ничего не значило – могли разработать и без него. В конце концов, сейчас на фирме было целых четыре отдела разработчиков, занимающиеся разными задачами. Но он слишком хорошо знал Анатолия Андреевича и знал, когда тот говорит неправду. Неужели и в самом деле… в игру "засылают" контролеров?
– Ну, да, обычные игроки – те, которые регистрируются и играют, могут быть только танкистами. Но неужели… никто их ваших не контролирует игру изнутри?
Шеф картинно развел руками – этот жест можно было понять как угодно.
Наталья хмыкнула.
– Еще вопросы есть?
Девушка качнула головой. Если у нее и были вопросы, то не к шефу.
– Тогда сейчас вас осмотрит Илья Семенович, он хотел лично убедиться, что с вами все в порядке.
Советский Союз, 21–23 июля 1944 года. Псковский район. Наталья
Мы торчим из башенных люков, словно пальцы из дырявого башмака. Блин, что за идиотское сравнение? Ну, будем считать, что оно пришло в голову не мне, а моему реципиенту.
Печет солнце. Еще бы ему не печь – июль месяц на дворе. Небо пронзительно голубое, а кучевые облака словно выстроились в ряд, причем почему-то поперек нашего марша, напоминая мне о грядках на бабушкином огороде: я почему-то всегда стремилась вскопать "поперек" тому, как копала бабуля, и она всегда сперва сердилась на меня за это, а потом махала рукой, и огород состоял из таких разнонаправленных латок. К чему это вдруг я об огороде вспомнила, а?
Сзади – колонна танков.
Внизу недовольно бурчит мехвод:
– Ну, конечно, все люди, как люди, воздухом дышат, а я тут один должен любоваться этой красотой только через щелку.
"Открой люк", – хочу сказать я, но не успеваю.
– Не ндравится мне эта тишина, – не к месту говорит стрелок-радист, озабоченно сводя светлые брови в одну сплошную линию. Я напрягаюсь. Это не какой-то безликий стрелок-радист – у него есть имя. Я должна знать, как его зовут! Я… я знаю, нужно только вспомнить. Верно! Его зовут Ягор Ковзик, он белорус. Акцент у него почти не заметен, по крайней мере до тех пор, пока он не начинает нервничать. Но когда Ягор нервничает, он большей частью молчит.
– Ашотутможетненравиться?