– Антончик расстарался. Нашли тех, кто грохнул приятеля нашей девочки.
– Так быстро? – не понял Виктор. Убийство, скорее всего, совершили не на бытовой почве, а за такой короткий срок в нашей стране убийцу обычно находят только в том случае, если один супруг то ли в порыве ревности, то ли просто по пьяни грохнул свою "половину", да еще и в придачу нашлись свидетели.
Шеф слегка скривил губы.
– Я ж говорю – расстарался. Влез мальчик в очень нехорошую историю. Чего, собственно, и следовало ожидать – с его-то образом жизни. Взломал базу данных… у одних весьма серьезных людей.
– И что, взяли уже?
– Экий ты быстрый, – качнул головой шеф. – Взяли… На исполнителя еще даже не вышли. Просто вычислили, кто заказал.
– Кто мог заказать…Или у них только одна версия?
– Если я говорю – вычислили, то, стало быть, вычислили, – рассердился Анатолий Андреевич. – Это уже не версия. Теперь только доказательства собрать. Ну, да ребятки справятся, я лично в этом не сомневаюсь. Только вот…
– Это… нас как-то может коснуться? – осторожно поинтересовался Виктор.
Шеф качнул головой.
– Об этой истории вообще можно было бы забыть, если бы не одно "но": девочка наша "засветилась" рядом с Сильвестром. Кажется, всего один раз, но этого вполне достаточно, чтобы ее… чтобы считали, что она может… что-то знать. И в квартире наследила, а туда приходили… Уже после того, как дверь наши опечатали. Причем аккуратненько так вскрыли, если бы ребятки Антона этого заранее не ожидали – нипочем бы не догадались. Искали что-то, да, похоже, так и не нашли.
– Да куда же он влез?! Кому перешел дорогу?! – Почему шеф говорит такими расплывчатыми, обтекаемыми фразами – вроде и слов много, а информации никакой?
Анатолий Андреевич поднял на Виктора внимательный взгляд.
– А ты уверен, парень, что на самом деле хочешь об этом знать?
Илья Семенович с бесстрастным лицом отхлебнул чай.
– Не отпускай ее.
Анатолию Андреевичу легко говорить – "не отпускай". А под каким предлогом не отпускать-то? Пояснять что-то и даже говорить с Натальей на тему смерти Сильвестра шеф ему запретил. И почему – по телефону? Ведь не прошло и шести часов, как шеф с доктором были у Виктора. Почему шеф не сказал об этом сразу? Не хотел говорить при Илье Семеновиче? Или за прошедшее время появилась какая-то новая информация?
– Ну, выдумай что-то, – голос шефа звучал раздраженно. – Она должна находиться у тебя дома в целях ее же безопасности. Но ей об этом сообщать необязательно. Ты знаешь баб, они на ровном месте могут такое сотворить… И не возражай мне, что Наталья не такая – она, может, от "девочковых" девочек и отличается, зато в другую сторону наворотить может столько, что мало никому не покажется.
От кого отличается?! Переспросить, что ли?
Шеф в трубке хмыкнул.
– Что, тебя мое определение смутило? Так это внучки моей… авторство. Ее родители регулярно ругают за то, что она из садика то с побитыми коленями, то в порванной одежде возвращается, и она пояснила, что девочки бывают "мальчиковые" и "девочковые", причем "девочковые" – вообще дуры, и она такой быть не хочет. Ну, оставим на совести моей внучки, кто из них дуры, а кто – нет, но то, что "мальчиковые" девочки тоже умеют напридумать такого, что хоть святых выноси – в этом сомневаться не приходится. Так что не удивлюсь, если Наталья твоя, узнав подробности о Сильвестре, не решит мчаться, с пистолетом наголо, кому-нибудь мстить. Да ладно, это все шутки, а вот то, что ее могут попытаться выследить… Короче говоря, ты меня понял, дальше сам думай. Ты программист, у тебя голова большая. А она должна сидеть у тебя дома, пока я не приеду и сам с ней не пообщаюсь. Только пускай особо не переутомляется, да и вообще – от игры ей лучше пока воздержаться.
Шеф отключился. Слушая короткие гудки, Виктор размышлял. Из дому не выпускать, ничего не объяснять… Это все было бы возможно лишь при одном условии: засадить Наталью за игру. Но шеф велел – "не пущать". Да что там шеф – он и сам побоялся бы сейчас сажать девчонку за компьютер, уж слишком сильно он испугался вчера, когда она потеряла сознание.
Какой-то странный звук. Кажется, это в спальне. Наверное, девчонка пришла в себя. Пытается небось понять, где находится.
Только сейчас Виктор сообразил, что продолжает держать телефонную трубку в руках.
Россия, недалекое будущее. Наталья
В голове у меня поселился дятел, который во что бы то ни стало решил продолбиться наружу. Открывать глаза было больно, к тому же я так и не могла сообразить, где нахожусь: в теле аватара – в марте сорок четвертого, или в своем собственном?
Потолок. Высоко-высоко. Белый. Я – в госпитале? Тихо. Я в комнате – палате, одна? Но ведь в госпиталях такого не бывает. Или все просто спят, потому и тихо? В комнате темно, но я почему-то понимаю: на самом деле просто окна зашторены, а за шторами – день-деньской.
Я медленно сажусь. Голова кружится, но в целом – терпимо. Нет, никакой это не госпиталь, это комната, только не у меня дома. Где я? Судя по всему, я все-таки в своем времени и в своем теле…
Я что, заболела? Чем? Я вообще летом никогда не болею, да и не летом – редко… Меня… меня – выкрали! Те, кто расправился с Сильвестром, выследили меня и зачем-то выкрали. Кололи какую-то гадость, потому мне сейчас хреново. Вон и след от укола на предплечье… Только почему меня тогда не привязали?
Пытаюсь встать. На самом деле мне не так уж и плохо, просто ноги какие-то ватные, как будто я совсем разучилась ходить. Делаю два шага, натыкаюсь бедром на стул. Больно, и синяк будет… А если ты, милочка, будешь продолжать так громыхать, то сейчас придут злые дяденьки, и будет куда больнее…
Дверь открылась, впустив Виктора. Секунду я соображала, потом безумно захотелось броситься ему на грудь и зареветь. Только… только он и так считает меня детенышем-несмышленышем. Благодарю покорно, порыдаю я как-нибудь в другой раз, к примеру, дома, в подушку. И вообще, чего это я должна рыдать, уткнувшись в него? Может, это вообще он меня какой-то дрянью накачал – ведь, кроме него, никого рядом-то и не было…
– Нат, ты зачем встала-то?
Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь хлесткое, подумала и… закрыла его. Хорошая тенденция у меня в последнее время проявилась – подумать слегка, прежде чем что-то ляпнуть. Если закрепится, того и гляди, приобрету репутацию умной. Ну, не мог Виктор ничем меня опоить. И вовсе не потому, как подумала бы на моем месте почти любая девица ("ах, мы с ним вместе работаем, и потом, я такая симпатичная, ну, не может такого быть, чтобы он ко мне никаких чувств не испытывал!"), а по куда более прозаичной причине. Его шеф, Анатолий Андреевич, назвал меня, если я не ошибаюсь, ценным экземпляром. А портить ценные экземпляры – не рентабельно. Даже если предположить, что на самом деле он – тайный агент какой-нибудь конкурирующей конторы, тогда, тем более, он меня должен холить и лелеять. Ну, или на крайняк – сразу пристрелить.
– Наташ, что-то случилось? – встревоженно поинтересовался Виктор. – У тебя такое странное выражение лица…
Ну, еще бы ему не быть странным: придумать за десять секунд целый шпионский боевик. Н-да, надо срочно спасать положение, а то он будет считать меня не несмышленышем, а полной дурой.
– Просто не поняла, где я нахожусь, – смущенно сообщила я. – И мне стало немного не по себе.
– Да у меня ты. Просто в этой комнате ты еще не бывала, вот и все.
– А…
Угу, осталось только спросить какую-нибудь очередную глупость. Типа: "А где ты сам спал?"
– Я что, заболела?
Он секунду помедлил. Всего секунду, но мне хватило, чтобы понять: подбирает слова, стало быть, собирается лгать. Ну, или, по крайней мере, озвучивать не всю правду.
– Нет, ты не заболела. Ты… слишком долго играла и, видимо, просто переутомилась.
Ну, не хочет говорить правду – заставить-то я его не смогу, верно? Будем довольствоваться тем, что сказал.
– Слишком долго – это сколько?
Виктор несколько секунд пристально глядел на меня, слегка склонив голову набок, потом все-таки ответил:
– Больше двух суток.
Мама родная! Еще бы мне плохо не стало!
– Мне надо душ принять. Можно? А то домой в таком виде как-то…
Виктор вздохнул.
– Душ-то можно. А вот с "домой", боюсь, придется подождать.
– Слушай, а что ты знаешь о женщинах-танкистках? – поинтересовался Виктор, поглядывая на меня из-за толстого "ученого" журнала. Была у него такая странная, на мой взгляд, привычка: оказывается, он всю периодику по специальности проглядывал сперва в электронном виде, а потом наиболее понравившиеся ему издания выписывал в бумажном.
Я удивилась.
– Что, в Советской Армии были женщины-танкистки? Не знала… О летчицах знала – о них даже несколько фильмов снято, а вот о танкистках никогда слышать не доводилось…
– Держи.
Он встал и, порывшись у себя в столе, протянул мне тоненькую пачку бумаги.
– А может, я лучше сама в инете погляжу?
Он качнул головой.
– Извини, но о компьютере тебе пока придется забыть. Можешь не дуться – ты ж видишь, я и сам не сажусь, чтобы у тебя слюноотделение от зависти не увеличивалось. Хотя мне, между прочим, работать надо.
Я быстро просмотрела первую статью. Александра Леонтьевна Бойко, вместе с мужем Иваном перечислившая все свои деньги в Фонд обороны и написавшая письмо лично Сталину с просьбой разрешить им с мужем воевать на построенном на эти деньги танке. И после окончания Челябинского танкового училища воевала, между прочим, командиром танка, в то время как муж ее был в этом же танке механиком-водителем.