И людей останется совсем мало, думаю, но не говорю. Даже зубы сжал.
Решили – в институт заселяться. Мужчины во главе с инвалидом сразу туда пошли. Думаю, райком нас поддержит. За долю малую… Мы им пять грузовиков с овощами завезли, и все вопросы решили. И с разгрузкой, и с документами, и со зданием института. Назвали его общежитием для граждан, эвакуированных из разрушенного жилья. А его много было после пожаров.
Зато в Адмиралтействе все было иначе. Никто ничего и слышать не хотел, у флота настал черный день.
Сегодня, 23 сентября, ничтожная букашка – простой пикирующий бомбардировщик "Юнкерс" утопил линкор "Марат".
Погибли 326 членов экипажа, включая командира корабля и старпома. Сам линкор лег на грунт Кронштадтской гавани. Во всем флоте Советского Союза было всего три линкора. Это и позволяло ему считаться серьезной морской державой. И вот за один день СССР перестал ей быть. Один линкор утоплен, второй поврежден, а третий болтается на Черном море, где у противника нет ни одного корабля, а выйти на просторы океана через Босфор он не мог. Турки закрыли пролив для военных кораблей.
И что же флотоводцам было сказать товарищу Сталину? И что же он мог им ответить? Пили во всех кабинетах спирт стаканами, да не брал он моряков.
Ладно. У нас в канцелярии командующего артиллерией флота были налаженные связи. Туда и пойдем.
- Пошли к контр-адмиралу, - говорю своему знакомому. - Разговор есть.
Заходим.
- Садитесь, - предлагаю. – Мы тут все посовещались и решили – мы против смены руководства на флоте. Вы нам всегда помогали, и мы вас поправлять не будем, чтобы вы в Москву не докладывали. Примерный вариант, наверное, будет такой - получены повреждения, ведется ремонт? А потом залив замерзнет до весны, а там все и забудется. Чего переживать-то? Древние кораблики, свое время отплавали, морально устарели, американцы еще в 1940 году начали закладку нового типа боевых кораблей – авианосцев.
Ожил адмирал. Схватился за телефон. Записался на срочную встречу с Трибуцем.
Все – флот наш. Такие услуги не забываются. Тут молчание – не золото, жизнь. Улыбнулся я своему уже почти другу, коньяк ему оставил за морскую пехоту, чаще счет – крепче дружба, и удалился по-английски – не прощаясь.
И уже 24 сентября Советское информбюро разухабисто опровергло сообщения немцев об их успехах. Врут – себя не помнят, все корабли у нас целы, только нужен небольшой ремонт.
Типа нос к линкору приделать, подумали те, кто был в курсе дела. Пустяк, право слово. Хотя новый линкор проще будет сделать. Но их время уже заканчивалось, прямо на наших глазах.
А мы в это время склады на плацдарме вывозили.
Подъехали мы почти вплотную к воротам маслозавода. Нужна нам его продукция, без масла из муки хлеб не сделаешь. А у меня пот холодный ручьем течет между лопаток.
- Всем стоять! Уезжаем. Будем масло со склада кооператоров забирать.
- Олег, ты чего? – инвалид разволновался.
- Не знаю, - говорю честно. – Просто верь мне. Я во время войны Прорыва ни одного человека в Черном замке не потерял. Знаешь как? Я в него не разу не заходил.
Он меня, конечно, не понял, но поверил.
Второй раз мы кораблик три дня грузили, выбирая все нужное – консервы, масло, сыры, мясопродукты. Заодно оружие собирали. Для себя. Иссякли наши запасы, а людей в нашей команде стало много. А вся лютая зима была еще впереди.
Правда, и от нас люди уходили в свободное плавание. Девушки с рынка на плацдарме были нарасхват. Санитарки в госпиталях, санинструкторы в частях, бойцы банно-прачечных отрядов – везде требовались аккуратные женские руки. Сотня оставленных на берегу нас не дождалась – все неплохо устроились. Наш опыт получил распространение, службы тыла полков и дивизий тоже стали выгребать бесхозное имущество. Мы не возражали – имеют право. Тем более, судно мы уже загрузили. В этот раз овощей взяли немного – по моему требованию. Как средство от цинги и авитаминоза. Большую часть груза составили крупы – гречка, горох, рис и перловка. Забрали все что нашли. Немецкие самолеты уже не летали – восьмой воздушный флот тоже уходил на юг, на новые поля сражений. Здесь они свою задачу выполнили – ударная группа тяжелых кораблей была либо утоплена, либо сильно повреждена. Угроза для "Тирпица" со стороны советского флота исчезла. Корабли Балтийского флота включались в план обороны города как плавучие батареи, а более шестидесяти тысяч моряков сходили на берег, пополняя ряды морской пехоты.
Весь флот собрался в Кронштадте и Неве, не выполнив ни одной боевой задачи и потеряв половину своих кораблей от мин и бомб противника.
И за это за все адмирал Трибуц получил высший морской орден Нахимова. А чтобы ему было не одиноко, наградили за компанию и политрука флота дивизионного комиссара Лебедева.
Я почему-то удивлен не был. Страна такая.
Двадцать шестого сентября мы все прибыли в Ленинград. Тут-то мои дурные предчувствия и сбылись. Маршал Кулик честно признал, что глубоко эшелонированную оборону немцев под станцией Мга прорвать нельзя. И его сразу с должности командующего армией сняли. Гайки закрутили, да и болт с ними, с гайками, но в результате всей возникшей нездоровой суеты шестая бригада морпехов получила приказ – вернуть всех в расположение части.
Это сколько коньяка роздано, сколько продуктов потрачено, и вот нас на ровном месте технично кидают через колено, прямо мордой на асфальт. Нехорошо, однако.
Прихожу в наше общежитие. Там тоже все с серьезными лицами хлопочут. Нахожу инвалида-гармониста, а ныне коменданта, и смотрю на него вопросительно.
- Все собираются на фронт. Была бы нога цела, я бы тоже пошел, - говорит этот патриот.
- Была бы нога цела, тебя уже давно бы в живых не было, - констатирую очевидный факт. – Давай докладывай с цифрами и фактами.
Массовый психоз на почве патриотизма штука страшная. Все обитатели института решили идти родину защищать. Триста с лишним мужчин и две сотни девиц разного возраста. В институте оставались три инвалида - безногий, безрукий и одноглазый. И полные подвалы, забитые продуктами. Их всему городу дня на два хватит. Тоже проблема - как продовольствие с толком использовать? Что-то добровольцы с собой заберут, морячков наших нагрузим напоследок, эх, напоследок.
Два батальона бригады поддерживают 6ую дивизию народного ополчения, центром сосредоточения бригады назначено Автово. Это значит – удерживать первую пехотную дивизию, что, уже победив целую армию, захватила Урицк, Петергоф, и сейчас рвется вдоль шоссе к Неве. Немцы от идеи захвата города уже отказались, но сократить линию фронта они никогда не против. И перерезать последнюю ниточку снабжения Ленинграда – через Ладогу.
Бригада должна сделать то, что не вышло у армии. Эпичненько.
- Ладно, - говорю, - занимайте круговую оборону, караульте институт. Из муки самогонку не гнать – расстреляю лично.
Посмотрел в глаза калекам, чтобы поняли они – не шучу, расстреляю. Ребята-инвалиды были не робкие, но от взгляда моего поежились. Вхожу в образ, становлюсь настоящим чекистом – суровым и беспощадным.
Пошел привычной дорогой в Кировский райком. Форма и оружие в обмен на продукты. И документы – отдельный батальон придается для усиления шестой бригаде морской пехоты. Отныне у них одна судьба. На всех. Это решение они приняли сами. Девиц забрали на пополнение медсанбата шестой добровольческой дивизии. Соседняя часть, все рядом.
В штаб прихожу – мой вещмешок стоит на столе, и еще три рядом. Хомячки меня на войну собрали, и сами приготовились. Нет, пусть мне скажут, куда катится этот мир? Я не хочу защищать товарища Жданова и Жукова от старичка фельдмаршала. Пусть сами от него отбиваются.
- Отставить, - говорю хомячкам. – Будете институт стеречь, там всего три калеки осталось. Здесь ваш фронт. Последняя линия обороны. И наших ветеранов будете защищать. Все.
Взял рюкзак и пошел в институт, до Автово еще добраться надо было, а сроки уже поджимали. На двери объявление приклеил: "Трибунал закрыт. Все ушли на фронт".
Батальон уже шел, когда я на ходу в колонну втиснулся. Вел нас комбат, старший лейтенант запаса из конторы по озеленению.
- Пеню запевай!
Мы как раз мимо райкома проходили, вышли люди на крыльцо помахать нам ручками. Ладно, вы хочете песен? Их есть у меня.
- Из последних сил я пришел с войны, привязал коня, сел я у жены. Часа не прошло, как комбед пришел, отвязал коня и жену увел. Ой, да и конь мой вороной, ой, да обрез стальной, ой, да густой туман, ой, да наш батька атаман! Спаса со стены под рубаху снял, хату подпалил и достал обрез, много нас таких уходило в лес.
- Ой, да и конь мой вороной, - грянуло уже хором, да с посвистом, только публика с крыльца уже таинственным образом исчезла.
Жаль, не рискнул комдив взять партийцев за их нежные яйца железной чекистской рукой – были бы у них яйца всмятку. И морячки бы остались живы. Эх, да ночной туман, эх, да наш батька атаман!
Зато в Автово было здорово. Герои боев в Шлиссельбурге из первой отдельной роты небрежно хвастались, как они полгорода за пять дней обобрали и вывезли. А немцы сидели тихо на своей половине и даже не стреляли. Пограничники тоже решили в стороне не оставаться, и это меня сильно напрягало.
Итак – что мы имеем на текущий момент?
Снегирев, Астахов, Михеев, Меркулов. Кто бы сомневался, что они заявятся. Все три красотки. Этого даже я не ожидал. Отделение снайперов. Это здорово. Изя уже капитан и начальник особого отдела бригады. Растут же люди, даже завидно…
И всяких авантюристов сводный взвод. Не сидится им в цитадели без женщин, вот и кинулись на поиски ласк и приключений. Ладно – эта ночь ваша.