- А все-таки давай при удобном случае, все-таки переспим. Так надежней будет. Ты даже не представляешь, на что способна взрослая женщина….
Вздыхает томно. Ну-ну, не видела ты, Ирочка, сетевых порносайтов….
Моторы гудят ровно, один буксир налегке причаливает, второй баржу тянет. Полковник, два подполковника и три майора на мою голову свалились. Я, правда, одного Снегирева здесь серьезно воспринимаю, остальные у меня идут наравне с бродячими собаками, только они об этом пока не знают.
- Решай, - предлагаю, - Батя, что делает народ джунглей – уходит на север, или принимает бой. Это будет славная охота, но для многих она станет последней.
- А ты, значит, неадекватен, - смотрит на меня полковник.
- Век свободы не видать, - вспоминаю я нашу старую, еще времен боев под Лугой шутку. – Устал что-то, боюсь ошибиться.
- А я ранен, - сообщает полковник.
Киваю молча на майора НКВД Снегирева. Есть у нас крайний, и званием вышел и здоровьем.
Снегирев, кстати, не дурак и не трус. Это уже много значит на войне. Дернул он себя за ухо, типа, включил форсаж.
- А анализ ты сделать можешь? – спрашивает.
- И даже прогноз на неделю, точность процентов девяносто, - говорю скромно. – Значит, так. Если немцы отсюда танки уводят, значит под Вязьмой у нас очередная катастрофа. Здесь у них у них резервов нет. На Дубровке двадцатую дивизию отдельный батальон НКВД потреплет изрядно, не хуже нас под Лугой. Жду тогда я десантников с Крита, самые мобильные немецкие части, их быстрее всего сюда перебросить. И начнет старичок фельдмаршал наличными силами город в реальную блокаду брать. Для этого у него есть два варианта Ладогу захватить. Либо Волховстрой захватить, или еще восточнее ударить – на Тихвин. Или Вологду взять, как давеча Новгород. Вот тогда немцы с финнами создадут реальное кольцо блокады, потому что Ладога просто превратится в большую лужу. И все наши реки крови уйдут в песок. Они и сейчас туда текут, не возит никто по озеру грузы, одни мы своими пятью буксирами баржи таскаем. Ненавижу! Какого хрена мы тут делаем? Батя, дай команду, мы Смольный и штаб фронта за час перестреляем, по Неве в глухую оборону встанем. Если в атаки не ходить, здесь и людей почти не надо, десяток дивизий оставить, а остальных вывезти – и войска, и население. Время еще есть – весь октябрь. А?! Товарищ полковник?
- У всех семьи! Друзья-товарищи! Это у тебя все здесь! – еле слышно кричит комдив. – Храбрый он, умный! Стратег. Бери командование на себя и делай, что хочешь.
- Я бы всех в Швецию повел, да никто со мной не пойдет. Только Ирку могу у Михеева увести, так она и здесь не пропадет. Подцепит секретаря ЦК, и будем мы ей в день рождения открытки писать, чтобы не забывала. А она забудет. И точно - не ответит.
- Не отвечу, - соглашается младший лейтенант НКВД. – Я к тебе всегда сама приходить буду, - и жжет страстным взглядом, даже перед Михеевым неудобно.
- Ладно, продолжаем. Сам Шлиссельбург ни тактического, ни стратегического значения уже не имеет. Под Синявино немцы уже так закрепились, что их оборону прорвать невозможно. Как на Марне, Ипре и куче других мест. За четыре года первой мировой войны прорыв был осуществлен всего один раз. И то на австрийском фронте. Но это не наше дело – от стратегического вмешательства мы только что отказались.
- Не будем, значит, Смольный брать? – Меркулов уточнил.
- Если только вдвоем, - говорю. – Давай пока отложим, девушкам без нас грустно будет. Следовательно – незачем людей здесь класть. Вывозим трофеи из захваченной части города, и уходим в цитадель. Сутки у нас есть, если за это время нам дадут подкрепления, хотя бы два полка – тогда мы город удержим. Но нам не дадут – Гоша Жуков город грабит перед отъездом. У него сейчас двадцать семь дивизий против семи дивизий Лееба, а реальных успехов-то нет. Окружение не прорвано. У немцев танков нет, у Жукова танковый завод каждый день четыре тяжелых танка делает, и это тоже генералу не помогает. Это же величайшая загадка истории - как эта бездарность стала считаться стратегом! Кто к нему поедет – пропадет не за грош. Если только самим подкрепления найти, но это без меня – как говорил уже, устал сильно. Все. Высказался.
Коньяк одним глотком допиваю и встаю.
- Мы тут квартиру нашли, пошли - посмотришь, - девушка Леночка меня под руку берет.
- Какая квартира? Та, где деньги лежат? Прямо на блюдечке с голубой каемочкой? – ох и развезло же меня.
- Да, да, - шепот нежный.
Это же заговор. Две на одного! Ирка молодую девушку явно решила обмануть. Только она просчиталась, нет молодца сильнее винца, а уж полстакана коньяка натощак после боя и стрельбы из гаубицы любого свалят. Меня стали раздевать нежные женские руки.
- Брысь, - говорю, – сам. И раньше чем через два часа меня не будить.
Скидываю все с себя, один пистолет на тумбочку, револьвер казенный – в сапог. Улыбнулся интриганкам.
- Не скучайте, - говорю, - жизнь прекрасна.
И выключился начисто.
Когда глаза открыл, в комнате уже никого не было. Умненькая Ирочка подстраховалась, моей одежды в пределах видимости тоже не было.
Какие пустяки, однако. Завернулся в штору и вылез прямо в окно, благо этаж оказался первым. Иду, крадусь по кустам.
- Ты сам подумай, город отбили, а у нас ни одного раненного нет! Как это называется? – слышу, солдатики меж собой беседуют.
Грамотное снайперское прикрытие это называется, думаю я.
- Чудо! – отвечают вслух.
- Точно, чудо! – уже хором.
Черт, можно основать новую религию святого Павла и его пуговиц счастья….
Но хорошо, что раненых нет. Вижу, бежит гальванер Васечкин по своим гальванерским делам.
- Эй, Васечкин, поделись с несчастным, дай мне бушлатик поносить. Я тебя за это перед смертью добрым словом помяну, – говорю ему из зарослей.
- Здравия желаю, товарищ капитан! – обрадовался он. – А вас товарищ майор с обеда ищет, а вы потерялись.
- Я не потерялся, а нашелся. И ты мне бушлат дашь, или мне так в шторе и идти через весь город на причал?
Пришли к консенсусу. Я в шторе и бушлате сижу в кустах, а Васечкин находит Михеева или Меркулова и приводит их сюда. Десять минут пролетели незаметно, задремал я на свежем воздухе, и вскоре я уже оказался в шумной компании Паши Астахова, Екатерины и Меркулова. Человек пять охраны и порученцев не учитываю, но они тоже были. Пашу берегли. Штору свернул, форменку на голое тело натянул, красота!
Тут как раз буксир потянул танкер с дизтопливом на остров, и я успел на него заскочить.
- Полковник поехал в Новую Ладогу, подкреплений у управления лагерями просить, а Снегирев – в Ленинград, докладывать об освобождении части города и тоже за подкреплениями, – сообщил мне Астахов.
- ****ь! Его же и расстреляют – за то, что весь город не освободил! Эх, скверно-то как…. Дай мне буксир на десять минут, пусть меня на наш берег Невы высадят, пойду вдогонку, может, успею, - говорю я Паше, скидывая бушлат.
И бегом к своим вещам на нашу баржу – переодеваться.
Глава 6.
Высадили меня на берегу, и сразу начались неприятности.
- Вас, товарищ подполковник, желает видеть начальник особого отдела полка, - заявляет мне младший лейтенант.
Где же ты выросло, чучело дремучее, что капитана НКВД не можешь от пехотного подполковника отличить? Или не хочешь? Или что-то демонстрируешь?
- Не возражаю, - говорю. – Пусть бежит сюда и смотрит на меня, красавца. Только быстрее, поскольку тороплюсь зело. Паки ибо.
Лейтенантик обиделся и начал грубить.
- Приказано доставить, - чеканит. – Иванов, Петров, Сидоров! Ко мне! Отведите этого в особый отдел. И расписку возьмите, что доставили.
А армейские особые отделы – это отдельная песня. Наша Красная Армия вообще образование особое, поэтому ей без особых отделов никак не выжить. Сразу погибнет.
Красная Армия создавалась из отрядов грабителей, бандитских шаек и прочей сволочи. Во главе ее встали отъявленные гады. Спорить не будем, кто не согласен, пусть в учебник истории посмотрит. Из всего старого руководства остались в живых только три маршала – Ворошилов, Буденный и Тимошенко. Остальных пришлось расстрелять или забить ледорубами. Кто-то под машину попал, кого-то ревнивый муж убил, но это все в этом диапазоне. Выжили те, кто полностью покорился вождю, или убежал от него далеко-далеко. И весь этот сброд надо было кормить, поить, вразумлять, убирать за ними фекалии и вооружать. А помимо этого товарищу Сталину еще надо было строить социализм в отдельно взятой стране и уничтожать старую партийную гвардию, а она была куда страшнее и опаснее армейского руководства. Советские полководцы – всего лишь инструмент политики, острый топор в руках партии. Не больше. Но и не меньше. Реальной власти у них никогда не было. За каждым командиром присматривали, загибай пальцы, товарищ: комиссар, он же политрук, замполит, кадровое око партии в части, начальник особого отдела со своими сотрудниками и агентурой, в просторечии – стукачами. Далее: военная контрразведка, военная прокуратура, инспекция по делам личного состава, политуправления всех вышестоящих штабов (армии, округа) и за всеми сверху глядит недреманное око Мордора, с добрым прищуром глаз ЧК-ГПУ-НКВД. Следит, чтобы не сговорились рабы лукавые.
Какой же умный человек будет служить в Красной Армии? Только очень невезучий. Или у кого анкетные данные плохие. Или прирожденный боец, человек войны…
А все остальные рассаживаются по более престижным кабинетам. Советское руководство, партия, карательные органы. Маскировочные структуры – всякие наркоматы торговли, иностранных дел, суды, адвокаты, жрецы искусства и прочее отребье.
Чтобы не делать – лишь бы не работать.