И пошли мы на Литейный итоги совместной операции подводить. Получилось красиво. Уничтожено три банды, сорок один человек расстрелян на месте, две сотни задержанных, изъято более тысячи карточек на сентябрь, взято два людоеда. Один всех соседей по коммуналке закоптил, второго Васечкин вычислил. В соседнем дворе три ребенка пропали, наш гальванер подумал и решил – нужен ему мужчина с хроническим заболеванием, тщедушный, раз боится с взрослой женщиной связываться, живущий неподалеку. И пошел Васечкин по спирали, стуча вежливо в двери прикладом, помогите детям. И нашел туберкулезника, любителя холодца из человечины.
Вещественные доказательства – горстки золота, мясо копченное, мы прямо напротив приемной на столах разложили. Пусть все чувствуют результат работы. Это проще, чем отчеты писать.
Внесудебная тройка быстро всех задержанных признала козлищами. Не нашлось среди них агнцев. Тройке виднее. Вывели мы местных товарищей, разбили на десятки, и стали приговоренных выводить.
Девушка, младший сержант НКВД, говорит:
- Я ведь просто машинистка. Разве мне можно людей расстреливать?
- Можно, - говорим мы все втроем хором. – Расстреливай, понравится – мы тебе будем каждый день новых ловить.
Ну, она так и не уходила с огневого рубежа. Остальные сотрудник менялись, а простая машинистка – нет. Выводили новую партию на расстрел, ставили на колени в трех метрах от цепи исполнителей, те по команде делали два шага вперед и стреляли. Кто в спину, кто в затылок. Наша девочка не пижонила, садила три пули между лопаток, надежно работала. Личико раскраснелось, движения стали резче, уверенней.
Золото спецчасть убрала в свою кладовую, потом оно пойдет на фабрику, отольют из него очередной слиток, наподобие тех, что добыли мы из сейфа. В местном управлении был собственный крематорий, там останки жертв людоедов и утилизовали. А потом приступили к сожжению тел ликвидированных врагов народа. Ну, это дела административно-хозяйственного отдела, нас не волнующие.
Мы, пограничники, народ хитрый. Вначале было слово, и слово было – лесть.
- Хочется высоко оценить работу территориального управления по Ленинградской области, - говорю громко, о том, что вся область уже занята врагом, один город и два района от нее остались, не вспоминая. - Вы – настоящие чекисты, наследники Дзержинского. Этот тост – за вас и нас, за цепкие пальцы на спусковых курках и добрые, прищуренные от постоянного прицеливания глаза. За боевое братство, - говорю.
Меркулов под стол залез, типа вилку на пол уронил, стол ходуном ходит, Капкан смотрит на пулемет, оценивает, сколько он новых братьев одной очередью в упор положит, но тут замначальника управления встает с ответным словом.
Типа, он тоже очень рад нашему сотрудничеству. Плодотворному. И привинчивает мне и Михееву нагрудные знаки "Всю жизнь в строю, ни дня в бою". Какая-то местная питерская фигня. Но выглядит красиво. Начинают нашего третьего искать, а я-то знаю, что он под столом сидит.
Забираю коробочку, прячу в карман.
- Мы проведем торжественное награждение на общем построении группы ГКО.
Убедительно, надо поддерживать конкуренцию среди сослуживцев, дразнить их чужими заслугами и наградами. Это любой руководитель знает. А стол уже не ходуном ходит, а скачет, как бешеный конь. Народ стаканы с остатками водки в руках держит.
Я скатерть приподнял одновременно с замначальника. Меркулов там под столом не один сидел, в смысле – лежал. Он туда вместе с машинисткой забрался. И перешли они все границы приличий и советской морали.
- Ну, за новую семью! - говорю я, и тянусь стаканом к заместителю. – Мы ее к себе заберем – в цитадель.
И заговорили мы с ним почти как люди, о королях и капусте. Об идиотизме генералов, которые, имея двадцать тысяч советских танков против четырех тысяч немецких, полстраны за три месяца врагу отдали. О нашей службе тяжкой и трудной.
- Да, кстати, напоминаю всем – завтра у немцев плановая бомбежка Кронштадта, давайте все усилия сосредоточим на эвакуации. Скоро наша спокойная жизнь закончится. Развернет вермахт гаубичные батареи и начнет постоянный обстрел. И из города уже ничего и никого не отправишь, все придется через порт на западном берегу вытаскивать.
Банкет закончился, началось планирование завтрашнего дня. У ленинградцев тоже был резерв – два буксира и сторожевой бронекатер. Вот как! Наша дружба сразу стала прочной, как броня нашего общего кораблика. А барж у нас и так вдоль каналов хватает.
Пообещал я заместителю начальника управления НКВД по городу и области бочку варенья и коробку печенья, ящик коньяка и мешок махорки. Разрешил он мне брать катер. И сразу цитадель стала ближе и доступней.
Настала пора расставаться, все мы люди, всем спать надо. Забрали мы нашу новую сотрудницу, сразу с личным делом и пошли на квартиру Машеньки.
Давно, кстати, людьми замечено – если ты устал, как собака, непременно надо будет еще что-то делать. Хотя бы носки постирать. А ведь так не хочется. Сил нет даже лениться, не то что шевелиться.
Однако гостью дорогую никуда не денешь. Свой человечек.
- Товарищ капитан, разрешите обратиться! – здорово их там, на курсах выдрессировали, одно слово – флот.
- Лена, - говорю, - давай хоть дома будем жить не по уставу. Иди, мой руки, сейчас будем ужинать, на ночь глядя мы тебя одну не отпустим, завтра тебе требование оформим на сутки. Поищи у Марии в шкафу одежду, а то ты в этой форме прямо стойкий оловянный солдатик, в смысле – матросик.
Наша пара соединившихся сердец уже забилась в самую дальнюю комнату, но слышали их не только мы, но и весь дом, а, пожалуй, и соседний тоже.
Мы с Капканом пошли на кухню картошку чистить, но в дверном проеме возникла совсем голая девушка.
- Мне, - заявляет, - помощь нужна. Шкаф не могу открыть. Пойдемте со мной, товарищ капитан.
Только я рот раскрыл, чтобы объяснить деве юной, что уловка эта использовалась еще неандертальцами в каменном веке, как инициативу проявил Михеев. Взял он меня за ворот, и аккуратно выставил за порог. И дверь за нами закрыл. Он на кухне, а мы с девушкой в коридоре. С совершенно обнаженной, напоминаю. Эх!
Вся в мелких брызгах, белее мела, она шагнула вперед так смело. Душа, как трава, развевалась ветрами, и волосы бились ее, как сети. И я раздевался, не ведая грани, меж человеком нагим и одетым. И мы играли, не зная правил, мы падали вверх, разбиваясь о небо, ведь мы не искали волшебного края, мы были там, где никто больше не был...
Хлопнула входная дверь. Я "Кольт" на стул положил, кителем накрыл. Елена наш трофейный пистолет в руках держит. Гости в кухню убежали. Непонятно, но разбираться не пойдем. Или пойдем, но позже.
Утром нас разбудил требовательный стук в дверь.
- Завтрак!
И запах. Вечером не стали есть, по техническим причинам, не до того было, поэтому на аромат отварной картошки и селедки под луком помчались чуть ли не бегом. Но в дверях все-таки встали. Капкан и Меркулов выглядели вполне прилично, почти как римские сенаторы, сидели на табуретках, завернутые в простыни. Но девушки в командирских кителях на голое тело немного смущали. Нет, мне, конечно, нравится и даже очень, но как к этой новой моде отнесется школьница Леночка?
Она выглянула из-за моего плеча, оценила обстановку и удалилась.
Капкан налил мне грамм семьдесят нашего коньячка и пододвинул ближе тарелку с бужениной.
- Надо съедать, жаль будет, если испортится, - пояснил он причину разгула.
Это да, продукты пропадать не должны.
- Звание у тебя выше, а вот ордена нет, - сообщила полуголая школьница в моем кителе. – Они храбрее?
- Им положено, молодые – смелые, старые – умелые. Не садись голой попкой на дерево, не гигиенично. Подстели полотенце. К приему пищи приступить!
Хороша простая армейская жизнь. Скомандовал – и горя не знаешь. Дальше все идет по правилам внутреннего распорядка и устава службы. Ложки мелькают, стучат по тарелкам, глаз только скользит по упругим грудкам, что выглядывают из расстегнутых кителей. Но от еды это не отвлекает, а машинистка Меркулова заливается румянцем даже больше школьницы Лены. Брюнетку предыдущая трудовая стезя от застенчивости излечила начисто.
- Как там все прошло? Все живы? И целы? – интересуюсь у Михеева.
- Переговоры прошли на высоком уровне, - ответила за него брюнетка. – Наш опекун и его трудовая артель были устроены на баржу к морским пехотинцам. Им была обещана эвакуация, равно как и мне, если захочу. Но как девушка рассудительная, я, пожалуй, с вами, мальчики, останусь.
- Пока можно. На зимовку мы все уйдем в цитадель, на постоянную базу. Это не обсуждается. Как у тебя с документами?
- Потеряла в дороге или украли. Спохватилась, а их нет.
- Ладно, сделаем. Нет таких крепостей, что не взяли бы большевики. Итак. Дела на день. Первое – проверяем ход эвакуации. Грузим нашу четверку, раз обещали. Потом едем в артиллерийское училище, решаем вопрос с Еленой. У нее сейчас неявка на вечернюю поверку, самовольный уход из расположения части…
- Я в увольнительной на сутки! – говорит это безмозглое существо, и достает из кармана моего кителя свою книжку курсанта.
Оттуда извлекается увольнительная. С 18.00 18го сентября по 18.00 19го.
- Шикарно! Ты из рогатки "Юнкерс" сбила? – спрашиваю ошеломленно.
- Я лучше Машеньки? – спрашивает эта юная особа.
- Не могу сравнивать, ибо очень плохо знаю Машеньку. Я ее просто отвлекал, пока один из наших парней пытался очаровать ее старшую сестру. Мы с девушкой всего несколько раз поцеловались, - отчитался я о прошлом.