Князь дёрнул за шнур колокольчика, велел позвать Анастасию Гавриловну. Та явилась, шурша юбками, стараясь выглядеть кроткой невинной овечкой. Я в жизни многое повидал, но столь явное лицемерие вызвало у меня зубовный скрежет. Перед нами разыгрывался хорошо отрепетированный спектакль, причём каждый из актёров прекрасно осознавал, что ломает комедию. Не было тут примерной и любящей супруги, не было верного мужа. Лишь два комедианта: развратных, подлых и вороватых. Но они старательно играли в семью, не сознавая, что зрители давным-давно их раскусили.
Из мыслей Ивана я знал, что он чувствует то же самое. Происходящее его коробило, как и меня.
На лице дамы появилось брезгливое выражение. Она одарила нас презрительной улыбкой.
- Милый, ты звал меня?
- Смотри, дорогая, - чересчур бравурно воскликнул Трубецкой. - И года не прошло - сыскалась потеря!
- Вот радость-то! - без особых эмоций произнесла женщина.
Ну да, не её цацки же, чему радоваться? Хотя эта невозмутимость тоже показалась мне напускной. Руки у дамочки явно дрожали, и этот тремор не ускользнул ни от кого, разве что только от мужа.
- А знаешь, кто ворюгой оказался? - почти выкрикнул Трубецкой.
- Кто? - с деланным равнодушием спросила княгиня.
- Да Карташов, поручик! Ты его вряд ли помнишь, он у нас и бывал-то всего ничего. Поди ж ты, я б на него и не подумал, прислугу перепорол.
- И правильно сделал, - похвалила Анастасия Гавриловна. - Ежли дворню в узде не держать, так она совсем распоясается. Наука лишней не будет. А вам, молодые люди, от меня искренняя благодарность за то, что татя сыскали.
Мы вежливо склонили головы.
- Всегда к вашим услугам, - деликатно произнёс Иван.
Трубецкой тем временем принял какое-то решение.
- Я завтра с государыней буду иметь разговор. Упомяну о молодцах. Достойны они похвалы, достойны. И не токмо похвалы. - Князь извлёк из ящика письменного стола маленький кожаный кошелёк и протянул нам. - Берите, заслужили!
- Не стоит, ваша милость, - мотнул головой Иван. - Мы присягу давали. Запрещено нам к взяткам касаться.
- Разве сие взятка? - удивился Трубецкой.
Я мысленно зашипел на предка.
"Ты чего ломаешься?"
"Не могу! Нельзя так! Я на государевой службе".
"Тогда я возьму. Мы люди не гордые. К тому же мне казённые харчи ещё не положены".
"Нет, братишка. Сам не возьму и тебе не позволю!"
"Дурак ты, Ваня, и уши у тебя холодные", - обиделся я, в душе понимая правоту предка. Такая благодарность была сродни попытке купить нас.
Догадавшись, что решение копииста окончательное, князь хмыкнул и убрал деньги, причём с явным облегчением, отнюдь не с обидой.
"Да ведь этот козёл из-за копейки готов удавиться!" - догадался я.
"Именно! А ты ему потакать хотел. Он бы потом думал, что с нами за полушку что хошь делать можно!"
"Ладно, братишка. Прости!"
"Бог простит".
Иван взял с Трубецкого расписку по всей форме. Отчётность важна в любом деле, особливо в нашем. К тому же в полученной бумаге пусть другими словами, но говорилось, что претензий к нам не имеют, наоборот, довольны проделанной работой. Такой документ будет хорошей страховкой при любых обстоятельствах.
На этом формальности закончились, мы сочли визит к Трубецким исчерпанным. Вежливо раскланялись и удались.
Наутро вдвоём отправились на службу. Мне до сих пор был неясен мой нынешний статус: взял ли меня Ушаков к себе или нет, в любом случае я решил идти с Иваном до конца. Там, глядишь, всё и образуется.
Канцеляристы встретили нас радушно, отовсюду слышались весёлые приветствия. Во время небольшого перерыва угостили домашним квасом и снедью.
Иван радовался, что не нужно корпеть за конторкой, переписывать пожелтевшие от времени и сырости бумаги. Ему нравилась новая жизнь, полная опасностей и приключений. Предок был романтиком. Жаль, я не разделял его увлечений.
Допрос Карташова назначили на девять утра. Мы с Иваном отправились за ним в сопровождении бравого капрала-гвардейца, прикомандированного к Тайной канцелярии. Ежедневно здесь дежурили десятки вояк, кто-то менялся каждые сутки, кто-то попадал чуть ли не в постоянный наряд.
Я очень удивился обилию штатского люда в коридорах казематов: заплаканные женщины, детишки, старики. Многие держали узелки и котомки. Наряду с простолюдинами хватало и особ благородных кровей. Объединяло их одно - выражение скорби, горести и какой-то обречённости на лицах.
- Кто все эти люди? - спросил я у сопровождающего.
Тот, не оборачиваясь, пояснил:
- Известно кто: у многих, кто в казематах сидит, родня есть. Навещать заарестованных не возбраняется. Да и нам легче. На провиант ить денег отпускают мало. Вот и кормятся колодники с того, что родные приносят.
- А ежли родни вообще нет? Как таким быть?
- Не спрашивайте! Плохо, господа. Такие по улицам ходют, милостыней харчи добывают.
Я обалдело закрутил головой. Здешний режим содержания совсем не походил на современный мне. К узникам Петропавловки запросто ходит родня с улицы, передачки носит, причём с личной доставкой в камеру. Интересное кино. Не ожидал.
Навстречу торопливой походкой прошла женщина в чёрной монашеской рясе, которая прятала её фигуру. Мелькнуло бесцветное абсолютно невыразительное лицо из тех, что и запомнить-то невозможно.
- Она-то что здесь делает? - удивился я.
- Божий человек. Сирых навещает да убогих, тех, кому никакого вспомоществования нет. Лекарства приносит, провиант опять же.
- И что, никакого допроса и осмотра?
- Я же сказал: божий человек. Кто её осматривать будеть?
- Ну-ну, - усмехнулся я.
Мы подошли к одиночке, в которой держали Карташова. Возле дверей мялся молоденький солдатик. При виде капрала он вытянулся в струнку. Начальство, как же!
- Открывай, - велел ему наш сопровождающий. - На допрос велено доставить.
Солдат стал возиться с замком. Отомкнув, шагнул в сторону.
- Проходите.
- Что, судари, милости прошу, - сделал приглашающий жест капрал.
- После вас, - галантно раскланялся я.
Капрал понимающе ухмыльнулся в усы.
В камере нас ожидал сюрприз. Да что там: всем сюрпризам сюрприз!
Картина была невесёлой. На земляном полу, скорчившись, лежал покойник. В его груди торчал всаженный почти по самую рукоять нож. На нательной рубахе расплылось кровавое пятно.
Капрал снял с головы треуголку.
- Вот зараза! - зло произнёс я.
Иван машинально перекрестился. Он не мог оправиться от изумленья. Ну да, в закрытой охраняемой камере самого главного КПЗ страны неизвестная сволочь прирезала нашего Карташова. Причём сделала это недавно: покойник был совсем тёплый.
Капрал задумчиво посмотрел на мёртвое тело, а потом заорал во всю глотку:
- Эй, молодой! Бегом сюда!
В камеру ворвался перепуганный солдатик. Капрал схватил его за рукав и подвёл к трупу:
- Это что такое, а?
Караульный подавлено молчал, не отрывая взгляд от мёртвого тела.
- Я тебя снова спрашиваю: что это такое? - повторил капрал.
- Это… это, господин капрал, арестант, поручик Карташов.
- Вижу, что Карташов. Токмо почему он у тебя в таком состоянии пребывает? Тебя что, труп караулить ставили?
- Никак нет! Живого караулил. Он ещё жалился, что холодно в камере, печь просил истопить, а я отказал. Дров, говорю, у меня нет. Не выдали ещё. Живой он был, вашродь, как есть живой.
- Тогда кто его живота лишил? - капрал схватил солдата за грудки, подтянул к себе. - Ты? А ну, сказывай, покуда зубы тебе не выставил! Ты убил?
- Никак нет, - заверещал тот. - Никак нет! Не мог я его живота лишить! Зачем мне сие?!
- Говори, раззява, кто был у него, кого впускал?
- Никого не впускал, господин капрал, окромя монашки одной.
- Монашки! - дёрнулся я.
Мы с Иваном ринулись к выходу, расталкивая и пугая встреченных на пути людей. Пулей пролетели по коридору, выскочили на крыльцо.
Поздно. Монашки уже и след простыл.
Я горестно сплюнул и поплёлся назад в камеру. За спиной понуро пыхтел мой "братишка".
Глава 24
Люди в белых халатах обступили новичка, с любопытством осматривавшего всё вокруг. По их поведению чувствовалось, что новый человек тут - редкое явление. К тому же, все знали, что это племянник того самого Елисеева. Известие подогревало интерес к персоне. Сразу поползли шепотки.
- Коллеги, у нас пополнение. Прошу любить и жаловать Евгения Южина, нового сотрудника, - представил его профессор Орлов.
Он дружески обратился к Евгению:
- Коллектив у нас хороший, думаю, вы сработаетесь.
- Сработаемся, - уверенно заявил тот и протянул руку для знакомства:
- Евгений!
- Стас. - Первым ответил на рукопожатие чернявый лаборант. - Какое-то время будешь под моим крылом. Я весь восемнадцатый век курирую. Будут вопросы - обращайся.
- Вижу, процесс пошёл, - улыбнулся Орлов и направился к выходу.
Стас потянул новичка за собой. Провёл по лаборатории, познакомил с оборудованием. Потом посадил в комнатушке, предназначенной для отдыха, и велел тщательно изучить распечатку с правилами техники безопасности.
- У нас с этим делом строго, - предупредил он.
Через полчаса комната набилась сотрудниками. Они по очереди подходили, представлялись, наконец, самый напористый, очевидно, заводила, приступил к главному:
- Ты, Женя, как к традициям относишься?
- Хорошо отношусь, - заверил Южин, с интересом ожидающий продолжения разговора.