В машине повисла тяжелая, душная тишина. На лобовом стекле "Гелендвагена" концентрировались крупные тяжелые капли, набухали и скользили вниз, оставляя за собой широкие влажные дорожки. Сырая, отвратительная погода. "Как мерзко, должно быть, умирать в такую погоду", - подумал генерал. Он вспомнил модное, двубортное итальянское пальто Кондукатора, усыпанное шрапнелью кирпичной крошки, пропитанное сочившейся из ран кровью. Шикарная шляпа-федора из дорогого английского фетра лежала, растоптанная, в луже подмерзшей грязи - кто-то из расстрельной команды наступил на нее сапогом. Говорят, Чаушеску нравились американские гангстерские фильмы, и он носил эту шляпу, чтобы быть немного похожим на Крестного отца…
В окно машины постучали. Костяшкой пальца, коротко, требовательно. Генерал прищурился - но стекло было покрыто изморосью, за ним угадывался только размытый темный силуэт. Водитель, однако, тут же выскочил из машины и через мгновение уже услужливо открывал правую переднюю дверцу "Гелендвагена".
- Доброе утро, господа, - негромко сказал мужчина в черном, влажном от утренней росы плаще, усаживаясь на сиденье рядом с водителем.
- Господин подполковник, - в голосе военного министра явственно прозвучала почтительная нотка, - вы знакомы с нашим другом из департамента юстиции?
- Нет, - ответил человек в плаще, оборачиваясь к Джорджице. У него было очень бледное лицо с глубоко запавшими темными глазами. Совершенно незапоминающееся лицо, если б не тонкий белый шрам, пересекавший наискось лоб. - Подполковник Траян, директорат V.
- Генерал Попа, - пробормотал Джорджицу. В сердце ему вонзилась ледяная игла. Пятый директорат был святая святых секретной службы Румынии - Секуритате. Он отвечал за личную безопасность вождя и его семьи, а также самых видных партийных деятелей страны. В нем служило всего двести человек, и подчинялись эти люди напрямую Чаушеску.
Но что делает личный телохранитель Кондукатора в одной машине с его убийцами?
Траян, видимо, прочитал мелькнувший в глазах генерала испуг и усмехнулся тонкими бескровными губами.
- Не удивляйтесь, господин Попа. Нам нужно было удостовериться, что вы расстреляли именно Товарища, а не его двойника.
Это небрежное "вы расстреляли" обожгло Джорджицу, словно удар хлыста. Генерал зачем-то снял очки и принялся протирать их нервными движениями.
Он вдруг отчетливо вспомнил донесение одного из советских дипломатов, атташе по культуре посольства СССР в Румынии. В донесении, скопированном уборщицей посольства (а по совместительству - лейтенантом Секуритате), дипломат сообщал московскому начальству о приеме, на котором оказался рядом с Николае и Еленой Чаушеску. "Гений Карпат" показался ему очень странным - он вел себя неестественно, лицо его было мертвенно-бледного цвета, толстый слой грима, покрывавший ноздреватую кожу, придавал Кондукатору унизительное сходство с цирковым клоуном.
"Елена Чаушеску, - писал русский, - очевидно, поняла, о чем я думаю. Грубо засмеявшись, она наклонилась ко мне и доверительно прошептала:
- Это не он. Это дублу. Мой муж сегодня болен…"
Почему Елена решила раскрыть государственную тайну иностранцу? Теперь-то уже никто этого не узнает… Но советские "друзья" были в курсе, что у Кондукатора есть двойники и что готовили их профессионалы из директората V.
- Были подозрения? - спросил он тихо.
- Разумеется. - При этих словах Траян как-то по-особенному посмотрел на Стэнкулеску. - Кстати, на острове ничего не нашли.
- Правда? - удивился министр. Или, вернее, сыграл удивление - не очень-то убедительно. - А как же… могила? И… князь?
- Так же, как и всегда. - Подполковник отвернулся, словно потеряв интерес к разговору. - У него по-прежнему нет головы.
В салоне вдруг стало невыносимо душно. Генерал почувствовал, что ему не хватает воздуха. Остров… могила… у князя нет головы…
Все-таки безумная мысль, мелькнувшая у него в мозгу при упоминании об озере Снагов, оказалась не такой уж безумной.
Озеро было знаменито не только тем, что на его берегах стояла летняя дача Кондукатора. Там еще находился остров с монастырем, под мраморным полом которого, по преданию, похоронен Влад III Цепеш.
Он же Дракула.
3
- Трупы в Тимишоаре были не настоящие, - сказал Стэнкулеску.
- То есть как? - Генерал вышел из оцепенения, в котором пребывал последние полчаса. "Гелендваген" мягко несся по шоссе, вдоль покрытого пятнами грязноватого снега поля. - Как это - не настоящие?..
- Ну, не то чтобы совсем… - Министр замялся. - Конечно, это были люди, а не куклы. Но только… их взяли напрокат. За деньги.
- Где? - Джорджицу по-прежнему ничего не понимал. - Что значит - напрокат?
- В городских моргах. Там их нашлось довольно много. Санитары с удовольствием помогали… гримировать. За каждый труп платили пятьдесят дойчмарок. Кто-то неплохо заработал в тот день.
- Но зачем?
- Картинка, друг мой. - Стэнкулеску похлопал его по рукаву шинели. - Телевизионная картинка. Нынешние революции делаются не на улицах, а на телевидении. Или, вернее, сначала на телевидении - а потом уже на улицах.
- Я думаю, генерал спрашивает не об этом. - Подполковник Траян вновь повернул к ним свое бледное лицо. - Зачем было все это устраивать, так? Вас ведь это интересует, господин Попа?
Генерал мрачно кивнул. Ему совсем не хотелось разговаривать с Траяном на эту тему. Ему вообще не хотелось ни с кем разговаривать. Доехать бы до дома, выпить стакан цуйки, залезть в горячую ванну и постараться забыть весь ужас и позор последних суток…
- На это были причины, - неожиданно мягко сказал офицер Секуритате. - Поверьте, очень серьезные причины.
Джорджицу промычал что-то невразумительное. Невыносимо слышать этот голос, особенно когда в него вплетались такие мягкие вкрадчивые интонации. Это похоже на попытку старой и потасканной проститутки выдать себя за юную невинную девушку. Голос подполковника Траяна был насквозь фальшивым. Настоящий он слышал там, на укрытом туманом футбольном поле.
"Кто ты такой? - думал генерал, стараясь не смотреть в лицо подполковника. - Кто ты, черт возьми, такой и на каком языке ты разговаривал с Николае и Еленой? И какого дьявола ты вообще с ними разговаривал, ведь они уже столько часов были мертвы!"
Он одернул себя - мысленно, как привык за долгие годы беспорочной службы в департаменте юстиции. Нельзя и думать об этом. Нельзя спрашивать. Потому что если бы подполковник ответил на эти вопросы, генералу пришлось бы задать еще один. И он не был уверен, что хочет знать на него ответ.
- Вы все поймете, - словно прочитав его мысли, произнес Траян. - Позже. Если, конечно…
И не договорил, отвернулся. "Если, конечно, доживете", - закончил про себя фразу генерал. Он смотрел в окно, за которым уже мелькали серые уродливые коробки пригородов Бухареста. Ему вдруг расхотелось возвращаться домой.
4