Перед глазами Влада, прижатого к земле, мелькали ноги придворных, суетившихся у фонтана. Лучника суетливо, мешая друг другу, вытаскивали из воды. Наконец вытащили - Влад увидел промокшие насквозь сафьяновые сапожки. Сапожки приблизились.
Княжич явственно представил себе, как мокрый острый носок сапога врезается ему в глаз, и непроизвольно зажмурился. Но удара не последовало.
- Отпустите его, - приказал обладатель мокрых сапог. Он произнес это на языке османов, но Влад каким-то образом понял. Турок, сидевший у него на спине, мгновенно поднялся на ноги, едва не раздавив при этом Влада. Кто-то подхватил княжича под мышки, помогая встать.
Вода стекала с лучника ручьями, длинные волосы сбились в мокрый колтун. Но он выглядел совершенно спокойным, и в темно-коричневых глазах его не было видно гнева.
Он коротко что-то сказал толпящимся вокруг придворным. "Пошли вон", - предположил Влад и не ошибся - пышно одетые турки, кланяясь и пятясь, поспешили покинуть площадь. Через минуту у фонтана остались лишь Влад и похожий на вымокшего, взъерошенного вороненка лучник.
- Я - принц Мехмед, - сказал он на немецком языке. У него был сильный акцент, но Влад его понял. - Я второй после отца человек в государстве. Ты… чужеземец… неверный… ты бросил меня в фонтан! Тебе нужно отрубить голову!
- Сначала ты бросил меня в фонтан, - возразил Влад. - А я тоже второй человек у себя в княжестве.
Принц Мехмед немного подумал и неожиданно рассмеялся.
- Точно! Значит, мы оба - принцы и оба искупались в этом фонтане!
Он подошел к каменной чаше и с силой ударил ладонью по воде, будто мстя ей за свое унижение.
- Нарекаю тебя "Фонтан Принцев"! - и расхохотался еще сильнее.
Влад тоже улыбнулся - не столько потому, что его рассмешила шутка османа, сколько от облегчения.
- Ты будешь заложником, как я слышал? - спросил Мехмед, отсмеявшись.
- Да. И мой младший брат - тоже.
- Отлично! Мы сможем вместе охотиться. Ты ведь охотишься, неверный?
Влад кивнул. Отец брал его на охоту с семи лет, а с десяти начал учить обращаться с ловчими соколами.
- Но мне не нравится, что ты называешь меня "неверный", - сказал он, тщательно подбирая слова. - Мое имя - Влад.
- Но ведь ты же не мусульманин? - удивился Мехмед. - Значит, неверный. А мне вот не нравится, что мы разговариваем на этом дурацком языке алеманов. Ты не знаешь нашего языка, ведь так?
- Только несколько слов: хаммам, экмек, ат .
- Этого слишком мало, - заявил принц. - Я хочу, чтобы ты выучил язык османов и говорил на нем свободно. Тогда мы сможем дружить.
- Дружить? - переспросил Влад.
- Да. У меня, видишь ли, нет друзей.
- И у меня нет. Отец говорит, что у князя друзей быть не может.
- Мой отец говорит то же самое, - вздохнул Мехмед. - Но если ты принц…
- Я еще и заложник, - напомнил Влад.
Минуту оба мальчика молчали, изучая друг друга.
- А ты здорово дерешься, - сменил тему Мехмед. - Научишь меня этому броску?
- Конечно, - пожал плечами Влад. - На самом деле он простой. А у вас что, не любят бороться?
- Еще как любят! - с жаром воскликнул принц. - Османы всегда славились своими богатырями. Но меня, понимаешь, никогда не учили борьбе. Гаким-эфенди сказал, что у меня хрупкие кости, поэтому я упражняюсь в основном в стрельбе из лука.
- Для некоторых приемов особая сила не нужна, - повторил Влад слова старого гайдука Бати. - Только ловкость и быстрота. Ну-ка, становись вот сюда. Смотри - допустим, я собираюсь тебя ударить…
- Только осторожно, - предупредил Мехмед. - Если кто-то из этих придворных собак подсматривает за нами - а я уверен, что так оно и есть, - они могут донести моему отцу, что ты меня бьешь, и тогда тебе не поздоровится.
- Они и так расскажут ему про фонтан, - усмехнулся Влад, - но ты не бойся, бить я тебя не стану. Просто покажу, что нужно сделать, чтобы удар противника не достиг цели…
В тот день сын валашского господаря научил наследника турецкого султана не только приему, позволявшему бросать противника через себя, но и весьма популярной в Карпатах игре в семь камешков, для которой требовалась исключительная сноровка и прекрасная реакция. Мехмед, стоически переносивший проигрыш за проигрышем, пришел в бешеный восторг, когда ему наконец удалось выбить все семь камней Влада своим битком.
Расстались они только поздно вечером - и то лишь потому, что за принцем явился посланец самого великого визиря, который принялся долго и нудно объяснять ему что-то по-турецки.
- Мне надо идти, - со вздохом сказал Мехмед новому товарищу. - Государственные дела. Но обещай, что завтра мы снова встретимся!
- Обещаю, - улыбнулся Влад. Подумал и добавил: - Обещаю, друг.
3
Князь Влад Дракул, расстегнул тугой кожаный дублет и уселся в кресло, вытянув длинные ноги. В комнате было почти темно, только трепетал огонек одинокой свечи на дубовом столе. Но князю не нужен свет.
Он прикрыл глаза. Веки жгло, как после песчаной бури. Мерцали золотые искорки, плавали багровые пятна. Где-то под сводом черепа гулко бухал тяжелый бронзовый колокол.
"Устал я, - подумал князь. - Рабское ярмо вдвойне тяжелее, если надето на человека, рожденного быть повелителем".
Вернувшись из Эдирне в свою карпатскую резиденцию, князь долго не показывался людям. Запершись у себя в башне, принимал только кастеляна Ворону да командира домашней стражи Стефана Стана. А по всему краю крестьяне и ремесленники, воины и торговцы, виноградари и рыбаки поднимали чаши с вином за здоровье великого князя, даровавшего Валахии мир и избавившего ее от кровожадных османов.
Но никто из них не догадывался, какую цену пришлось заплатить Владу Дракулу за этот хрупкий мир. Хрупкий - потому что он мог рухнуть в одно мгновение, стоит только неистовому Яношу Хуньяди вновь выступить против османов. А Хуньяди явно собирался это сделать - этот венгерский магнат никогда не скрывал, что намерен создать собственное королевство на приграничных землях. А для этого нужно было отбросить турецкие полчища за Босфор.
"Если начнется война, - думал князь, - мне придется выступить на стороне султана. Иначе Мурад убьет моих сыновей.
А дальше события могут пойти двумя разными путями, словно дорога, обтекающая холм. Если султан вновь одержит победу - что более чем вероятно, - на моих руках будет кровь христианских воинов. Пусть католиков, но все же христиан. И вряд ли патриарх в Константинополе сочтет это веской причиной, чтобы не отлучать меня от церкви…
Если же султан проиграет… тогда яростные крестоносцы Хуньяди пройдут по землям Валахии огнем и мечом. И моим сыновьям вряд ли посчастливится пережить своего отца".
Со стороны казалось, что князь дремлет. Но он не спал, просто глубоко погрузился в свои невеселые думы. Сильные пальцы его сжимали серебряную фигурку дракона, полученную когда-то от императора Сигизмунда.
"Теперь ты рыцарь ордена Дракона, - сказал ему тогда император. - И будешь носить его знак до самой своей смерти".
И собственноручно надел на шею валашского господаря крепкую стальную цепочку с диковинным амулетом.
"Помни, рыцарь, - в глазах старого императора князю почудилась усмешка, - это не простой знак. С помощью данного талисмана ты сможешь узнавать все, что тебе будет нужно, - о твоих друзьях или врагах. Но не пытайся делать это слишком часто - дракон не только дает знание, но и берет за него плату".
Долгие годы валашский князь следовал совету своего императора и обращался к серебряному зверю только в случае крайней необходимости. И каждый раз ему приходилось платить за то, что он видел, мучительной головной болью и невыносимым жжением в глазах. Но все равно он оставался в выигрыше - дракон показывал ему, как обходить засады и избегать ловушек, расставленных врагами. Вплоть до последнего времени, когда князь, забыв об осторожности, почти каждую ночь прибегал к помощи талисмана, чтобы узнать, что происходит в ставке повелителя османов.
Сегодня дракон показал ему выступающую в поход армию. Султан Мурад двинулся на греческую Морею, чтобы принудить к покорности ее деспота, Константина Палеолога. Огромное войско, насчитывавшее, по меньшей мере, двести тысяч человек, выступило из Эдирне на рассвете. Впереди колыхались привязанные к длинным пикам желтые и красные флаги. Пики держали облаченные в пышные одежды гвардейцы на великолепных белых лошадях. Следом шли артиллеристы, вооруженные тяжелыми аркебузами и кривыми саблями. Затем - пехотинцы, представлявшие собой весьма пеструю и нестройную толпу. А за ними двигались блестящие, поражающие воображение кавалеристы-сипахи, потомки легендарных степных наездников, подобные мифическим кентаврам. Как герои Древней Эллады, они носили шкуры леопардов и умели стрелять на полном скаку так быстро, что расходовали полный колчан стрел за одну минуту. За спинами их командиров развевались огромные крылья - легкие, почти невесомые конструкции, украшенные множеством разноцветных перьев.
Сипахи ехали не спеша, и их длинная колонна, выползавшая из западных ворот Эдирне, казалась бесконечной. Но вот и последние отряды конницы скрылись за поворотом ведущей к Коринфскому перешейку дороги, и тут, к восторгу толпившихся у обочины зевак, из-за городских стен показался еще один вооруженный отряд - янычары. На языке османов это означало "новое войско". В отличие от кавалеристов-сипахи, которые были турками и мусульманами по рождению, янычары - это дети балканских пастухов и земледельцев, отрекшиеся и от своих родителей, и от их веры.