- Слава богу, мне уж не хочется больше зевать, - сказал Ризотом.
- А я больше не сплю по-собачьи, - сказал Понократ.
- А у меня уже в глазах не темно, - молвил Гимнаст.
- А я уж теперь не натощак, - сказал Эвсфен. - Следственно, моя слюна в течение сегодняшнего дня не представляет опасности для
| анерудутов, | гадюк, |
| абедиссимонов, | галеотов, |
| алхатрафов, | гарменов, |
| аммобатов, | гандионов, |
| апимаосов, | гемороидов, |
| алхатрабанов, | гусениц, |
| арактов, | двуглавых змей, |
| астерионов, | дипсадов, |
| алхаратов, | домезов, |
| аргов, | драконов, |
| аскалабов, | дриинад, |
| аттелабов, | ехидн, |
| аскалаботов, | жаб, |
| бешеных собак, | желтобрюхов, |
| боа, | зайцев морских, |
| василисков, | землероек, |
| златок, | пиявок, |
| иклей, | рутелей, |
| иллициний, | римуаров, |
| ихневмонов, | рагионов, |
| кантарид, | раганов, |
| катоблепов, | саламандр, |
| керастов, | скорпиончиков, |
| крокодилов, | скорпионов, |
| кокемаров, | сельзиров, |
| колотов, | скалавотин, |
| кафезатов, | солофуйдаров, |
| каухаров, | сальфугов, |
| кихриодов, | солифугов, |
| кулефров, | сепий, |
| кухарсов, | стинков, |
| крониоколаптов, | стуфов, |
| кенхринов, | сабтинов, |
| кокатрисов, | сепедонов, |
| кезодуров, | скиталов, |
| ласок, | стеллионов, |
| медянок, | сколопендр, |
| мантикоров, | тарантулов, |
| молуров, | тифолопов, |
| миагров, | тетрагнаций, |
| милиаров, | теристалей, |
| мегалаунов, | фаланг, |
| пауков, | хельгидр, |
| птиад, | херсидр, |
| порфиров, | элопов, |
| пареад, | энгидридов, |
| пенфредонов, | ящериц сенегальских, |
| питиокамптов, | ящериц халкедонских, |
| питонов, | яррари. |
Глава LXV.
О том, как Пантагрюэль со своими приближенными поднимает погоду
- А к какому виду этих ядовитых животных отнесете вы будущую жену Панурга? - полюбопытствовал брат Жан.
- С каких это пор ты, повеса, блудливый монах, стал женоненавистником? - спросил Панург, - Клянусь всеми моими потрохами, - заговорил Эпистемон, - Еврипидова Андромаха утверждает, что благодаря человеческой изобретательности и откровениям божественным средство от всех ядовитых гадов найдено, но что до сих пор еще не найдено средство от злой жены.
- Этот вертопрах Еврипид вечно поносил женщин, - сказал Панург. - За это небеса отомстили ему тем, что его разорвали псы, как уверяет его недоброжелатель - Аристофан. Ну, поехали дальше! Чья очередь? Говори!
- Сейчас я могу мочиться сколько угодно, - объявил Эпистемон.
- Теперь у меня, по счастью, живот с балластом, - объявил Ксеноман. - Теперь уж я крена давать не буду.
- Мне больше не требуется ни вина, ни хлеба, - объявил Карпалим.–
Конец посту и сухомятке *.
- Слава богу и слава вам, - объявил Панург, - я уже ни на что больше не злюсь, - я веселюсь, я смеюсь, я резвлюсь. Хорошо говорит у вашего красавца Еврипида достопамятный пьянчуга Силен:
Не дали боги разума тому,
Кто пьет вино, не радуясь ему*.
Нам надлежит неустанно славить милостивого бога, нашего сотворителя, спасителя и хранителя: мало того что вкусным этим хлебом, вкусным и холодным этим вином, сладкими этими яствами он излечил нас от телесных и душевных потрясений, но, вкушая все это, мы еще вдобавок получали удовольствие и наслаждение. Вы, однако ж, так и не ответили на вопрос блаженнейшего и досточтимого брата Жана, как улучшить погоду.
- Раз вы сами удовлетворились таким простым решением заданных вами вопросов, то удовлетворяюсь и я, - объявил Пантагрюэль. - Впрочем, в другом месте и в другой раз мы, если угодно, к этому еще вернемся. Остается, таким образом, покончить с вопросом брата Жана: как поднять погоду? А разве мы ее уже не подняли по своему благоусмотрению? Взгляните на вымпел. Взгляните, как надулись паруса. Взгляните, как напряглись штаги, драйрепы и шкоты. Поднимая и осушая чаши, мы тем самым подняли и погоду, - тут есть некая тайная связь. Если верить мудрым мифологам, так же точно поднимали погоду Атлант и Геркулес. Впрочем, они подняли ее на полградуса выше, чем должно: Атлант - дабы веселее попировать в честь Геркулеса, который был у него в гостях, Геркулес же - оттого что в пустыне Ливийской, откуда он. прибыл, его истомила жажда.
- Ей-же-ей, - перебил его брат Жан, - я слыхал от многих почтенных ученых, что Шалопай, ключник доброго вашего отца, ежегодно сберегает тысячу восемьсот с лишним бочек вина: он заставляет гостей и домочадцев пить до того, как они почувствуют жажду.
- Геркулес поступил, как поступают идущие караваном верблюды двугорбые и одногорбые, - продолжал Пантагрюэль, - они пьют от жажды прошлой, настоящей и в счет будущей. Следствием же этого небывалого поднятия погоды явились дотоле невиданные колебания и сотрясения небесного свода, из-за коих столько было споров и раздоров у сумасбродов-астрологов.
- Видно, недаром говорится пословица, - вставил Панург: –
О горестях позабывает тот,
Кто, ветчиной закусывая, пьет *.
- Закусывая и выпивая, мы не только подняли погоду, но и значительно разгрузили корабль, - заметил Пантагрюэль. - При этом разгрузили мы его не только так, как была разгружена Эзопова корзинка, то есть посредством уничтожения съестных припасов, - вдобавок мы еще сбросили с себя пост, ибо если мертвое тело тяжелее живого, то и голодный человек землистое и тяжелее выпившего и закусившего. Совсем не так глупы те, что во время долгого путешествия каждое утро, выпивая и завтракая, говорят: "От этого наши кони только резвее будут". Вы, верно, слыхали, что древние амиклеяне никого из богов так не чтили и никому так не поклонялись, как честному отцу Бахусу, и дали они ему весьма подходящее и меткое название, а именно Псила. Псила на дорийском языке означает крылья, ибо, подобно тому как птицы с помощью крыльев легко взлетают ввысь, так же точно с помощью Бахуса, то есть доброго, приятного на вкус, упоительного вина, душа человека воспаряет, тело его приметно оживляется, все же, что было в нем землистого, умягчается.
Глава LXVI.
О том, как Пантагрюэль в виду острова Ганабима приказал отсалютовать музам
Попутный ветер дул по-прежнему, и все еще не прекращалась шутливая беседа, когда Пантагрюэль издали заприметил и завидел гребни гор; указав на них Ксеноману, он спросил:
- Вы видите вон там, налево, высокую двухолмную гору, очень похожую на гору Парнас в Фокиде?
- Прекрасно вижу, - отвечал Ксеноман. - Это остров Ганабим. Вам угодно на нем высадиться?
- Нет, - объявил Пантагрюэль.
- Ну и отлично, - подхватил Ксеноман. - Там ничего любопытного нет. Живут там одни воры да разбойники. Впрочем, у подошвы правого холма протекает чудесный родник, а кругом дремучий лес. Ваша флотилия могла бы здесь запастись пресной водою и топливом.
- Сказано отлично, с полным знанием дела, - заметил Панург. - Еще бы! Разве можно высаживаться на земле воров и разбойников? Смею вас уверить, что эта страна ничем не отличается от островов Серка и Герма, что между Бретанью и Англией, - мне там бывать приходилось, - или же от Понерополя Филиппийского во Фракии: все это острова лиходеев, грабителей, разбойников, убийц и душегубов, по которым плачут подземелья Консьержери. Не будем на нем высаживаться, умоляю вас! Если уж вы мне не верите, так послушайтесь совета доброго и мудрого Ксеномана. Клянусь бычьей смертью, они еще хуже каннибалов. Они нас живьем съедят. Пожалуйста, не высаживайтесь! Лучше высадиться в преисподней. Прислушайтесь! Может, это у меня в ушах звенит, но, ей-богу, мне чудится отчаянный набат, - так звонили гасконцы в Бордо, чуть, бывало, завидят сборщиков податей и приставов. Давайте-ка лучше своей дорогой! А ну, прибавим ходу!
- Высаживайтесь, высаживайтесь! - сказал брат Жан. - Пошли, пошли, пошли! Здесь за постой платить не придется. Пошли! Мы их всех по миру пустим. Высаживайся!
- Пусть туда черт причаливает, - отрезал Панург. - Этот черт в монахах, этот сумасшедший монах во чертях ничего не боится. Он, как все черти, сорвиголова и совсем не думает о других. Он воображает, что все на свете такие же монахи, как он.