– То не твоя судьба была. А твоя рядом ходит, совсем близко, совсем скоро встретитесь. Всю долгую жизнь с ним проживёшь. Богатства большого не наживёте, но и сильно бедствовать не будете. Счастья большого у тебя в жизни не будет, но и большого горя тоже не познаешь. Работать много будете, уважать вас люди будут. Дочка у вас родится. Запомни мои слова, я правду говорю.
И пошла, не оглядываясь, только монисты зазвенели.
Из задумчивости Нину вывел голос Тамары, подруги с которой они работали в одной школе пионервожатыми.
– Ниночка, пойдём в сад Луначарского, там сегодня оркестр играет. Чего в такой вечер дома сидеть?
– И правда пойдём, а то мне уже чёрт знает что мерещится.
Нина захлопнула книгу, быстро переоделась, поправила причёску, обула туфельки на каблучках и выпорхнула на улицу.
Около витаминного завода улицу Пархоменко пересекала глубокая канава, перейти через которую можно было по деревянному мостику. На этом мостике дорогу девушкам уступил парень с гитарой на плече. Шёлковая коричневая рубашка, широкие кремовые брюки – как такого не заметишь? А главное, что привлекло внимание Нины – тёмные, густые, вьющиеся волосы, небрежно зачёсанные назад над высоким лбом. Саму её природа не наградила пышной шевелюрой, о чём она втайне вздыхала, и всегда обращала внимание на обладателей такой роскоши. Пройдя несколько шагов, Нина оглянулась. Парень тоже оглянулся вслед нарядным девушкам.
– Это кто такой? Ты не знаешь? – спросила она Тамару.
– Да как не знать. Генка это, ваш сосед напротив. Неужто ты его не видела?
– Нет. Да я с утра в институт, потом в школу, вечером за учебники, когда мне соседей разглядывать? Так это у него сестра книгу брала?
– Наверное. Молодёжь частенько собирается в Генкином дворе, он играет на гитаре, девушки поют. А то танцуют под патефон.
– Тамарочка, давай вернёмся на минутку, я книжку отдам, пока он дома. Мы же недалеко ушли.
Тамара пожала плечами, девушки повернули обратно. Взяв книгу, они перешли дорогу, подошли к открытому окну дома напротив. Нина постучала корешком книги по подоконнику. У окна появился тот самый парень.
– Это ваша книга? Сестра просила вам вернуть.
– Моя. А что же Лилечка сама не зашла?
– Она уехала в другой город. Со своим женихом. А вам просила передать привет.
Парень растерялся:
– Как уехала? С каким таким женихом? Когда?
– Обыкновенно, на поезде, позавчера. Для нас самих это было неожиданностью. Всего хорошего.
Подружки развернулись и пошли в сторону мостика.
– Девушки, а вы сейчас куда? – окликнул их Генка.
– В сад Луначарского, слушать оркестр, – оглянулась Тамара.
– Меня с собой возьмете?
Нина пожала плечиком:
– Давайте, только быстро, а то уже вечереет.
Парень не заставил себя ждать, одним прыжком перемахнул через подоконник и догнал девушек.
С утра у Насти ныло сердце. Неясная тревога не оставляла в покое. Она сама не могла понять, что с ней. От Лили вторую неделю не было писем. Да и предыдущие письма не радовали, не ладилось у неё со свекровью. Слишком властная мать Николая наводила свои порядки в молодой семье, да только не на ту невестку напала, нашла коса на камень.
К Насте подошёл начальник цеха.
– Что-то ты неважно выглядишь, Пална. Занедужила, что ли?
– Да что-то сердце прихватило, Семён Петрович. Слишком жаркая для августа погода, что ли?
– Причём тут погода? Отдохнуть тебе бы надо. Да и всем бы отдохнуть не помешало, пашем-пашем, как кони. Иди-ка ты, Пална, в медпункт, а потом домой, хоть выспишься до завтра, пока совсем не свалилась.
– Спасибо, Семён Петрович, что отпустили.
– Да-да, иди, пока не передумал. Кто бы ещё меня самого отпустил, тоже мотор барахлит.
Дорогой Настя отоварила карточки, пришла домой непривычно рано. В сенях увидела мужские туфли. За дверью было тихо. Полная дурных подозрений, распахнула дверь. Картина перед ней предстала самая невинная. Нина неподвижно сидела у стола, а напротив неё расположился с альбомом и карандашами соседский парень и рисовал портрет.
– Здрасте, – сказал он, не отрывая взгляд от альбома.
– Мам, смотри, как здорово у Гены получается!
Настя подошла, заглянула в альбом через плечо парня.
– И правда, хорошо.
– Похоже?
– Похоже.
Настя выложила продукты на стол. Нина помогла ей накрыть ужин. Гость не уходил. Втроем сели ужинать. За чаем Гена вдруг сказал:
– Анастасия Павловна, мы с Ниной решили пожениться. Вы не против?
От неожиданности Настя уронила чайную ложку. Вот и старшая дочь уходит от неё, оставляет её совсем одну. В сердцах отодвинула чашку:
– А чего ты у меня спрашиваешь? Ей жить, ей и решать. По мне – хоть за кого, лишь бы ей нравился.
Настя с шумом отодвинула стул и ушла из комнаты, оставив парня в недоумении. Вот когда она поняла чувства своего отца, Павла Яковлевича, его обиду на пошедшую против отцовской воли дочь. Растишь этих дочерей, растишь, ночей не спишь, жизнь за них готова отдать, а потом приходит какой-то чужой мальчишка, и твоя кровиночка уходит за ним без оглядки. И уже ему, мужу, а не родителям, дарит всю свою любовь и заботу. Несправедливо это!
На свежем воздухе Настя немного успокоилась. Мысли пришли в порядок, и обида, ещё немного поворчав и поворочавшись, улеглась на дно души. Она смотрела на окна дома напротив. Вскоре уж сама себе удивлялась: и чего взбеленилась? Радоваться надо! Не так-то просто в послевоенное время выйти девушке замуж. А Генка ещё и живёт рядом. Вот он, их дом, только улицу перейти. Это тебе не в Геленджик съездить. Опять же, дом свой. Живёт парень вдвоём со своим отцом. Мать умерла холодной, голодной зимой сорок третьего, сестры замуж повыходили, разъехались кто куда, а старший брат, соседка говорила, директор завода, давно своей семьёй живет. И дом у них справный, Илья Лаврентьевич хозяин хороший, сам его ставил. Работящая семья, хорошо живут.
За спиной скрипнула дверь. Гена, пройдя несколько шагов, увидел Настю, присел рядом на завалинку.
– Анастасия Павловна, ну что Вы расстраиваетесь? Нина против Вашей воли не пойдёт, а я ведь насильно её не заберу. Но только Вы подумайте, а я подожду.
– Да я не против тебя… просто под горячую руку попал. Лиля уехала, теперь Нина уйдёт, я совсем одна останусь.
– Почему одна? Вы у нас всегда желанной гостьей будете. Маму мне замените. Не буду лукавить, честно скажу, нам с отцом без женского глазу, без женских рук плохо, хозяйка в дом нужна, а Ниночка Ваша – девушка славная, серьёзная, умная, хорошей женой будет и хорошей хозяйкой. Да и Ниночке нужно поторопиться с замужеством. Институт закончила, через месяц ей по распределению в деревню уезжать, в дальний район.
– Ну и что же, что в деревню? В деревне учительница – уважаемый человек. Вместе поедем, нам жильё обещали, хозяйство свое заведём, козочку там, курочек.
– А замуж Нине в деревне за кого выходить? Да и масштабы у неё другие, не деревенские. Зачахнет она там.
Настя вздохнула. Прав был парень, во всём прав. И на жизнь серьёзно смотрит, не одни ахи-охи в голове. Такой, если женится, семьёй своей будет дорожить.
– Ну, если Нина согласна, я противиться не стану, благословлю.
Расписались молодые через неделю, в середине августа. Отпраздновать это событие решено было в доме жениха. Пельмени к праздничному столу лепили все вместе, дружно. В доме царило оживление, звучал патефон, приехавшие сёстры сновали между кухней и гостиной, накрывая на стол. И вот наступил торжественный момент: все уселись за стол, молодая жена понесла блюдо с пельменями к столу. Второпях запнулась за порог и… все пельмени веером рассыпались по полу! Наступила мёртвая тишина, Нина в отчаянии смотрела на то, что натворила, не смея поднять глаза на гостей. Ведь мясо для пельменей так трудно было достать! Первым нарушил тишину свёкор. Илья Лаврентьевич, кашлянув, сказал:
– Хорошо, что с утра полы помыли. Собирайте пельмени, да назад в кипяток.
Вернувшись со свадьбы, Настя зашла в тёмную комнату. Её встретила тишина, аккуратно застеленные кровати дочек. Подошла к окну. В доме напротив горел свет, из распахнутых окон доносилась музыка, смех, громкие голоса. Молодёжь веселилась, пришло их время. От чувства собственной неприкаянности на глаза навернулись слёзы. Вот она, дочка, рядом, в нескольких метрах, но у неё теперь своя жизнь, своя семья, свои заботы. А ей, Насте, о ком теперь заботиться? К кому спешить вечерами? Много лет у неё была одна цель: вырастить детей, поставить их на ноги, ради этого она не жалела себя. Вырастила. Поставила. И что в итоге? Вот эта комната в чужом доме, опустевшее гнездо? Ради чего теперь жить?!
Глава 34. Бабье лето
В Уфе первая половина сентября выдалась сырой и ветреной. Природа словно оплакивала ушедшее лето, ветер тоскливо стонал, заламывая ветви деревьев, тучи лили и лили слёзы. По утрам Насте не хотелось вставать с постели, выходить из дома, идти в надоевший до оскомины цех, видеть вокруг одни и те же лица, а вечером не хотелось возвращаться в пустую, продрогшую за день комнату, где её никто не ждал. Подходя к дому, она видела тёмное окно, и ей хотелось повернуться и бежать куда-нибудь к людям.