А на улице творилось что-то невообразимое. Люди, кто в чём был дома, некоторые в исподнем, кричали, смеялись и плакали одновременно, обнимались, целовались друг с другом. У кого было оружие, палили в небо. Со всех сторон неслось: "Победа! Ура! Гитлер капут! Разбили фрицев! Полная капитуляция! Конец войне!!! Ур-р-ра!!!" Такой радости, такого всеобщего восторга Нина не испытывала и не видела больше никогда.
Все трудные военные годы многим казалось, что вот закончится эта страшная война, наступит долгожданная, выстраданная победа, – и сразу кончатся все тяготы, вернётся довоенная мирная жизнь. Но всё оказалось не так просто. Люди по-прежнему работали без выходных и отпусков, получали хлеб по карточкам, дети не знали, что такое конфеты и пирожные. Разрушенное хозяйство с трудом, со скрипом возвращалось на мирные рельсы. Много рабочих рук навсегда осталось в земле, а те, что уцелели, не сразу вернулись домой. В Восточной Европе спешно строились военные гарнизоны, продолжались боевые действия на Дальнем Востоке.
В конце мая через Минск пошли первые эшелоны с фронтовиками. Победителей встречали с оркестром, с цветами. В городе все больше становилось людей в гимнастерках, на барахолках появлялось всё больше трофейных товаров, к концу лета начали открываться кинотеатры, рестораны. Жизнь менялась на глазах. И в Сталинский райком комсомола к несказанной радости Николаева пришло пополнение в виде двух ребят-фронтовиков.
В августе Нина засобиралась домой. Зимянин, прочитав её заявление, глянул хмуро.
– Чего это ты надумала уезжать? Что тебе здесь не работается?
– Скоро учебный год начинается, хочу восстановиться в институте.
– Так мы к октябрю университет открываем, выбирай факультет. Я поспособствую, чтобы зачислили, и учись здесь, на вечернем.
– Михаил Васильевич, у меня в Уфе мама и сестра, я им обещала вернуться, когда закончится война.
Первый секретарь задумчиво посмотрел в окно, вздохнул.
– Мама…. Ну что ж, мама – дело святое, поезжай, раз обещала.
И, подписав заявление, протянул бумагу Нине:
– Ступай к Аглае, она оформит проездные документы. Дела сдашь Федотову.
И проворчал вполголоса вслед девушке:
– Надо было замуж тебя здесь выдать…, да с женихами нынче напряжёнка.
Через неделю Нина уже шагала по знакомым улицам Уфы. Зябкий августовский вечер тихо выползал из тёмных подворотен и садов. Под ноги стелились первые опавшие листья. Это было немного странно после нагретых солнцем каменных улиц Минска. Она улыбнулась, вспомнив присказку хозяйки дома, у которой они снимали комнату в Уфе: "У нас на Урале июнь ещё не лето, а август уже не лето".
Вот и улица Пархоменко. Ничего здесь не изменилось за прошедший год: тот же покосившийся столбик у соседских ворот, так же гуси пьют воду из лужицы у колонки. Изменилась только сама Нина – детство, юность остались позади, столько пережито, столько преодолено, столько переосмыслено за эти месяцы. Ей было странно, словно вот она, взрослая, вернулась назад, в свою прежнюю жизнь, в свою юность.
Знакомые окна светились мягким приветливым светом. Нина поставила на землю чемоданчик, с облегчением сняла с плеча лямку тяжёлого вещмешка с прощальными подарками друзей: "почти новой" кацавейкой от пани Богуславы, томиком стихов с вложенной фотографией от Валентины, самодельным чернильным прибором из стрелянных гильз от Николаева и берестяной шкатулкой с вложенным в неё кружевным воротничком от Натальи.
Ступив на завалинку и отодвинув край накрахмаленной занавески, Нина заглянула в окно. Лиля в белой батистовой комбинации и папильотках старательно разглаживала утюгом оборку на платье. Мама, стоя у печки-буржуйки, что-то помешивала в кастрюльке. Нина бросила в сестру подвернувшийся под руку маленький камешек и тихонько присвистнула. Лиля оглянулась и ахнула: "Нинка! Мама, Ниночка наша вернулась!".
Глава 33. Опустевшее гнездо
Майский дождь застал Настю врасплох. Только что светило солнце, но вдруг налетевший порыв ветра взметнул юбку, а из набежавшей тучки, как из лейки, брызнули струйки воды. Настя успела вымокнуть, пока добежала до ближайшего крыльца. Тёплый дождик закончился так же внезапно, как и начался. И вновь засияло солнце, задрожало искорками в дождевых капельках, подмигнуло Насте из лужицы, словно стараясь разогнать печаль.
Настя возвращалась от Дуси с поминок. Несмотря на все старания жены, Степан Игнатьевич так и не оправился после пережитого в лагере, слабел день ото дня, лекарства не помогали. Ушёл тихо, во сне, Дуся хватилась, а его уж нет. Остались они вдвоём с пятилетней Раечкой. Испуганную малышку Настя забрала к себе на время похорон, и той так понравилось, что все её балуют, разрешают мерить бусы и взрослые туфельки на каблучках, что она забыла про свои страхи. А вспомнив, сама себя утешала: "Папу вылечат, и он к нам придёт, правда?"
Шёл сорок шестой год. Трудный для страны, полуголодный, но один из самых спокойных за прошедшие годы в жизни Насти. Война миновала, обошла её утратами. У неё была работа, придававшая ей уверенность в завтрашнем дне, была крыша над головой, пусть и не своя, а главное – дочки были рядом, под её крылом. Обе учились и работали, получали рабочие продовольственные карточки, зарплату, пусть и небольшую. И на душе у Насти было покойно. Но, как переменчива уральская погода, так переменчива наша жизнь. Именно тогда, когда появляется чувство стабильности, нас подкарауливают самые крутые перемены.
Ещё в сенях Настя услышала девичий смех и незнакомый мужской голос. В горнице улыбающаяся Лиля накрывала на стол, а Раечка оседлала колено высокого светловолосого моряка с тёмно-серыми, как осенние воды глазами. Брови шалашиком придавали его взгляду некоторую беззащитность. При виде Насти он привстал, чуть не уронив девочку. Та взвизгнула и, словно обезьянка, вскарабкалась к парню на руки. Нина строго одёрнула шалунью и освободила гостя от этой ноши. Настя про себя отметила, что избалованная девочка слушается её почти беспрекословно.
– Знакомься, мама, это Николай. Он лечился после ранения у нас в Уфе, в окружном госпитале. А теперь вот приехал в гости из Геленджика.
– Откуда?!
– Геленджик – это на юге, на Черном море, – уточнил парень.
Насте понравились и его открытый взгляд, и лёгкое смущение. За столом после чая повисла тишина. Лиля толкнула кавалера ногой под столом.
– Анастасия Павловна, я приехал за Лилечкой, хочу взять её в жёны. Вы нас благословите?
– Похоже, у вас и без моего благословения всё сладилось. У Лили спрашивайте, ей ведь жить. Только спешить не надо, подружите годик, узнайте друг друга получше.
– Мам, так мы год уже дружим, переписываемся, – Лиля встала за стулом Николая, положила ему руки на плечи.
– У них поезд завтра, билеты уже куплены, – уточнила Нина, глядя в окно.
– Как завтра? Куда?
Настино сердечко ухнуло вниз, затрепыхалось пойманной птицей.
– Так в Геленджик же, у меня отпуск всего на неделю, по семейным обстоятельствам, – Николай взял Лилю за руку, прижался к ней щекой. – Да Вы не беспокойтесь за Лилечку, у меня в Геленджике мама, она её как дочку примет, присмотрит за ней, пока я в море. И жильё у нас есть, и свадьбу сыграем, всё честь по чести.
На следующий вечер растерянная Настя и Нина проводили влюблённую парочку на поезд. Уже садясь в вагон, Лиля спохватилась:
– Сестрёнка, я забыла Генке книжку вернуть, лежит у меня под подушкой. "Собор парижской богоматери" называется. Ты занеси ему, ладно? И привет передавай.
– Какому Генке? Куда занести?
– Парень, через дорогу живёт, не видела, что ли? Недавно из армии вернулся.
Всю ночь Настя не спала, ворочалась, вздыхала. Не могла понять, как она поддалась на уговоры, отпустила дочку, свою кровиночку, в чужой край с незнакомым парнем. Да, на вид парень хороший, но в душу разве заглянешь? Хоть бы зарегистрировались, а не так…. Какая судьба дочку ждёт? Не обманул бы только её этот жених, не обидел бы.
Нина тоже не спала.
– Мам, не вздыхай, не кори себя. Лильку разве удержишь, коли она что решила?! Вспомни, как сама сбежала из родительского дома к папе. Да не только из родительского дома, от мужа законного сбежала! Твой характер у неё.
Нина встала, достала из-под подушки сестры книгу, положила на видное место, чтобы не забыть отдать.
Несколько дней спустя, теплым воскресным вечером, Нина сидела у открытого окна и читала ту самую книгу. Лёгкий ветерок доносил аромат сирени, распустившейся в соседском саду. К дому подошла цыганка с ребёнком на руках, второй держался за материнскую юбку, сосредоточенно ковыряясь грязным пальчиком в носу. Цыганка остановилась напротив окна, внимательно глядя на Нину.
– Дай ручку, красавица, судьбу нагадаю.
– Я не верю гаданиям, ступайте себе мимо.
– Зря не веришь. Я не простая цыганка, я бессарабка. Да ты меня не бойся, я денег не попрошу, дашь детям по прянику, а я всю правду тебе скажу.
А у Нины в шкафу и впрямь лежали пряники – гостинец Николая. Она достала два пряника, протянула их детям.
– Вот, возьмите. А гадать мне не нужно, идите с миром.
Цыганка перехватила руку девушки, бросила на неё внимательный взгляд и отпустила.
– А ведь ты, красавица, вот-вот замуж выйдешь.
– Вот и наврали, у меня и жениха-то нет. Парень, с которым со школы дружила, всю войну переписывалась, вернулся, да не ко мне, а к моей подруге. Так что ступайте себе мимо, не собираюсь я замуж вообще.