Детей выстроили во дворе и, проверяя по списку, по одному подсаживали в машины, велев укладываться на матрасы и укрываться одеялами. Дошли до сестёр Халевиных, тут выяснилось, что Вениамина нет в списках воспитанников детского дома. Его попытались оторвать от сестёр, но дети подняли такой дружный рёв, намертво вцепившись друг в друга побелевшими от напряжения пальцами, что один из милиционеров махнул рукой:
– Да пусть вместе едут, там, на месте разберутся. А здесь куда его? Не бросать же одного во дворе!
И детей так втроем и подняли в открытый кузов грузовика. После недолгой суеты зафырчали моторы, и грузовики с лежащими под одеялами детьми, по одному выехав со двора детского дома, поехали в ночь.
Лиза скоро уснула, с головой завернувшись в одеяло. Уснул и Веночка, свернувшись калачиком между сестёр. Нине не спалось. Бескрайняя чёрная бездна, сияющая миллиардами необыкновенно ярких звёзд, накрыла её и, казалось, весь мир. Полная луна в сияющем венце словно придвинулась к земле, с холодным равнодушием наблюдая за происходящим. Звёзды манили, подмигивали Нине, она слышала их тихий шёпот. Машина мчалась по ровному, накатанному зимнику, а ей чудилось, что она летит в бездонное пространство меж звёзд всё дальше и дальше от привычного мирка. Холод забирался под одеяло, окутывая тело и душу. "Как же мама разыщет нас?" – думала она сквозь дрёму.
Глубокой ночью грузовики въехали во двор большого каменного дома. Две воспитательницы, приехавшие с детьми из Кизнера, завели их в просторный, тёплый, ярко освещенный коридор, построили в шеренгу вдоль стены. Женщина лет сорока, энергичная, кудрявая блондинка с пачкой детских документов в руках начала перекличку. Детей, чьи имена назвали, группами по 7-8 человек уводили в спальни. Заминка возникла, когда дело дошло до Халевиных, заведующая никак не могла найти в списках этого мальчика, а он, вцепившись в руки сестёр, ни за что не соглашался их отпустить. К Веночке подошел молодой воспитатель, сам ещё юноша, бывший воспитанник этого детского дома. Он присел перед малышом, что-то тихонько ему объясняя. Умные глаза на некрасивом, словно вытянутом лице, светились добротой. И малыш затих, доверчиво положил маленькую ладошку в руку взрослого, дал себя увести в спальню мальчиков.
Нину с Лизой в числе других девочек тоже отвели в спальню. Восемь растрёпанных головок поднялось над подушками.
– Девочки, вот вам новые подружки. Завтра для них привезут и установят кровати, а пока им придется переночевать с вами. Разбирайте.
К Нине подошла черноглазая девочка с двумя косичками:
– Тебя как зовут?
– Нина Халевина.
– А меня Васса Преснякова. Пойдём ко мне.
На девочке была ночная рубашка в голубой цветочек, отделанная по подолу и вокруг горловины узкими полосками кружев. Такие же рубашки разных расцветок были и на других девочках. Нина никогда не видывала такой красоты. Даже в те счастливые времена, когда они жили в Аргаяше, дети спали в простых холщовых рубашечках.
– Какая красивая! – восхищенно вздохнула Нина, – а мне тоже дадут такую?
– Наверное. У нас у всех такие. Залезай скорей под одеяло, сейчас свет погасят. Девочки еще немного пошептались в темноте, и затихли. Васса заснула, уткнувшись носом в уголок подушки, а Нине не спалось, она жалась на краешке кровати, стараясь не стеснять её хозяйку, думала о рубашечке с кружевами, о новой подружке, о том, какая жизнь у них будет в этом большом чужом доме. Луна по-прежнему равнодушно смотрела на детей сквозь окно поверх узких белых, как в больнице, занавесок.
Пасмурным утром детей разбудил звонок. Васса показала сестрам, где висят умывальники. Одевшись, девочки построились парами и вышли во двор. Детский дом, в котором оказались дети, представлял собой целое хозяйство: два спальных корпуса, отдельно для девочек и мальчиков, столовую с кухней, баню с прачечной, мастерские, какие-то хозяйственные постройки. Около сарая мальчишки постарше пилили дрова. Другие, помладше, носили охапки полешек в кухню и прачечную.
– Это дежурные, они встают раньше других, в шесть утра, – пояснила Васса.
– В нашем детском доме тоже так было, – ответила Нина.
В столовой дежурные девочки в белых передничках расставляли на длинных столах тарелки с дымящейся манной кашей, раскладывали ложки.
– Смотри, сколько хлеба, – толкнула Лиза в бок сестру, кивнув на полные миски с аккуратно нарезанными ломтиками, стоящие в центре каждого стола. В Кизнере детям давали по одному кусочку хлеба к завтраку, обеду и ужину.
– А что, хлеба можно брать сколько хочешь? – спросила Нина новую подружку.
– Да, ешьте, сколько хотите, только выносить из столовой нельзя, чтобы в спальне куски не валялись, а то разведутся мыши, тараканы… у нас с этим строго. Дежурные в дверях проверяют.
– Хорошо у вас, мне нравится, – вздохнула Лиза, – только я так спрячу, нипочём не найдут!
Сестры обратили внимание на то, что дети не носят, как они, одинаковую темную форму. Девочки были одеты в нарядные платья разных расцветок и фасонов, на некоторых были светлые блузки и тёмные юбочки, на ногах добротные пимы с калошами. Собственные тёмно-синие сатиновые блузки и юбки и стоптанные холодные ботинки показались им уродскими. Особенно страдала и завидовала Лиза, с малолетства любившая всё яркое, нарядное.
– Нам-то когда дадут новые платья? – тихонько ворчала она.
Когда дети допивали чай, а дежурные уже собирали тарелки со столов, в столовую вошла бледная, взволнованная воспитательница.
– Дети, внимание! Сегодня занятия в школе отменяются. Всем срочно собраться в вестибюле спального корпуса!
– Кажется, что-то случилось, побежали быстрее – испуганно зашептала Нюра, круглолицая светловолосая девочка с открытым взглядом голубых глаз. Она взяла под свою опеку Лизу.
В уже знакомом девочкам просторном коридоре собрались все воспитанники детского дома и весь персонал. В середину вышла строгая женщина в тёмно-серой юбке и белой блузке с чёрным мужским галстуком. Из-под широкого гребня выбивались светлые вьющиеся пряди. Девочки узнали в ней ту самую женщину, которая ночью пересчитывала их в коридоре.
– Это заведующая, Александра Карловна, строгая – страсть! Её все боятся, даже воспитатели, – зашептала Васса Нине на ушко. А Нина озиралась, с беспокойством выискивая в толпе детей и взрослых братишку. Наконец увидела. Малыш крепко, как за соломинку, держался за руку воспитателя, словно и не выпускал её со вчерашнего дня.
– Тишина в зале! – властно крикнула заведующая, и гул голосов стих.
– Слушайте важное правительственное сообщение.
В тревожной тишине раздался щелчок и чёрная тарелка репродуктора ожила, зашипела.
– Вчера, 1 декабря 1934 года в 16 часов 37 минут от рук подосланного врагами рабочего класса убийцы погиб член Политбюро и ОРГбюро, секретарь ЦК ВКП (б), первый секретарь Ленинградского обкома партии Сергей Миронович Киров.
– Кирова убили! – ахнул кто-то из воспитательниц. Некоторые заплакали, остальные растерянно молчали.
Из репродуктора полились торжественно-печальные звуки траурного марша. Позже детей собрали в комнате для занятий. Обычно здесь, за длинными столами, дети учили уроки, а сегодня одна из воспитательниц, девушка с толстой, на зависть всем девчонкам, косой, рассказывала кто такой Киров, что он такой же, как они, воспитанник детского дома, их земляк, живший неподалёку отсюда, в Уржуме. О том, как он вместе с другими революционерами боролся за советскую власть, как после революции стал ближайшим другом и соратником Ленина и самого товарища Сталина. И вот теперь враги его убили. Что всем советским людям надо быть бдительными, вместе бороться с врагами народа. Голос её звенел от волнения, и это волнение передавалось детям.
Нина смотрела в окно. Низкие свинцовые тучи ползли, цепляясь за макушки деревьев, грозя снегопадом. За деревьями и какими-то строениями угадывался берег замёрзшей реки.
– Что это за река? – спросила она Вассу.
– Шошма. Летом мы в ней купаемся. Летом здесь так красиво, вот увидите!
– А место это, куда нас привезли, как называется?
– Посёлок Малмыж, – шёпотом ответила подружка, – уездный центр, – с гордостью добавила она. Воспитательница недовольно оглянулась на них, и девочки замолчали.
Так началась новая страница в жизни детей. Они стали воспитанниками Малмыжского детского дома.
Глава 22. Люди добрые
Пронизывающий холод быстро привёл Настю в чувство. Стоять перед запертой калиткой опустевшего детдома было бесполезно. Необходимо позаботиться о ночлеге, чтобы с утра приняться за поиски. Настя решила вернуться на вокзал, переночевать в зале ожидания, больше идти ей было некуда. Авось не выгонят на мороз. Повернула назад и замерла, заметив в неверном свете качающегося под напорами ветра фонаря мужскую фигуру. В первый момент ей показалось, что та висит над землёй, потом рассмотрела, что это позёмка замела ноги. Человек стоял на углу, там, где заканчивался забор детского дома, и манил её рукой. Настя оглянулась, вокруг ни души. Ей стало не по себе. Всё же она пошла вперёд. Закутанная фигура скрылась за углом. Настя дошла до угла, повернула на соседнюю улицу. Та была пуста. Но вот из-за следующего угла выглянула та же фигура, вновь поманила её рукой и скрылась. Настя побежала по свежевыпавшему снегу, боясь потерять эту ниточку. Завернула за угол и вскрикнула, налетев на притаившегося там мужчину. Отскочила и тут же, узнав сторожа и истопника детского дома, кинулась к нему на шею:
– Митрич, миленький, ты? Как я рада, что это ты! Что тут случилось?
– Я, Настёна, я. Укараулил тебя, увидел, как ты в калитку бьёшься. Иди за мной, в тепле поговорим.