Это заблуждение было тогда повсеместным. Его допустил даже такой большой почитатель античности, как профессор классической филологии из Гейдельберга Фридрих Кройцер, автор монументального четырёхтомника "Символика и мифология древних народов, в особенности греков" . Почему греков? А именно потому, что они суть законодатели всей европейской культуры, основа порядка и прогресса… Именно поэтому, когда на Верхнем Рейне в самом начале 1830-х стали копать курганы и извлекать из них типично германские копья, фибулы и горшки, удивительные по своей красоте и древности священные вещи, Кройцер провозгласил, что к германцам они никакого отношения не имеют…
К счастью, тут же нашёлся один баденский пастор по имени Карл Вильхельми, знавший толк в археологии и затеявший с Кройцером жаркий спор на тему атрибуции новых находок. Так сформировались две партии, уничижительно именовавшие друг друга "рёмлингами" и "тевтономанами". Первые были сторонниками "классической древности", вторые - так называемой "неклассической"… Кто был из них более прав - сказать сложно, тем более что вклад филологов-классиков в нарождающуюся науку о германцах и нордической мифологии был поистине колоссальным. Достаточно вспомнить первый зарифмованный перевод "Эдды" Эттмюллера (1837), трёхтомную "Немецкую мифологию" Якоба Гримма или "Историю нордического язычества" (1822) гейдельбергского религиоведа Франца Йозефа Моне - книгу, содержащую не только подробное изложение текстов "Эдды", но также и вполне оригинальную авторскую теорию .
ПЛАНЕТАРНОЕ УЧЕНИЕ О БОГАХ
Согласно Моне, всё германское мировоззрение - это "планетарное учение о Богах". Каждое из Божеств отображает определённую функцию планетного мира, находящую строгое соответствие в "микрокосме" человеческой жизни: Фрейя - в виде Рождения, Ньорд - в виде Кормления, Тор - в виде Силы, Фрейр - в виде Любви и т. д. Владыка Асгарда Один оказывался у Моне покровителем Зарождения, или, "что в тевтонской вере всегда значит одно и то же" - Смерти, тогда как Бальдр - образом воскресшей Души… На этой системе отождествлений (не слишком произвольных, но не в меру и обоснованных) строил Моне всё своё толкование песен "Эдды" .
Кройцер, Моне и другие филологи-классики немецкого романтизма составляли так называемую "символическую школу" - каждый миф был для них символом какого-либо понятия, а нордический пантеон представал своего рода декорацией воображаемого спектакля. Но уже в середине XIX века появляется другая школа, именующая себя "природно-мифологической" и сводящая всю мифическую реальность к отголоскам реальных космических событий. В одном случае (Макс Мюллер) это были события жизни Солнца, и центральная роль отводилась солярным мифам, в другом случае ("Лунный Бог" Эриха Церена) - мифам о Луне и её четырёх фазах, в третьем, но далеко не последнем случае (Вильгельм Шварц и Адальберт Кун) главными оказывались переживания непогоды… Sonnenreligion, Mondreligion, Gewitter… Всё это были разные версии одной и той же "Naturmythologie", выводившей истоки любой религиозной традиции к суеверным страхам и астрономическим наблюдениям…
"Теперь понятно, какая ужасная нелепость получается, когда современные ученые говорят о народной фантазии. Народной фантазии не существует, и кто поистине знает народ, не будет говорить так. Можно найти удивительное сравнение: подобно ребенку, который, ушибясь о стол, толкает его потому, что он одушевляет этот стол (так говорят ученые), так же мог нечто вложить во все прачеловек. Это сравнение повторялось до изнеможения. Конечно, здесь есть - фантазия, но это фантазия ученых, а не народа. Те, которые первоначально одушевляли все, те не грезили, - они лишь передавали то, что воспринимали сами.
Этим восприятием обладали древние народы, как остатком, как воспоминанием. Ребенок не одушевляет стол, он в самом себе не чувствует души, он смотрит на себя самого, как на кусок дерева, и поэтому ставит себя на одну ступень со столом. Причина как раз обратная тому, что говорится в книгах. Пойдем ли мы в Индию, в Египет или в какое-либо другое место, всюду мы найдем вышеописанные представления. И в эти представления вливалось то, что было дано древними посвященными" .
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ОГНЯ И "ВЫСШАЯ МИФОЛОГИЯ"
Теория "непогоды" здесь наиболее показательна. Появилась она так. Вместе со своим шурином Адальбертом Куном Вильгельм Шварц (1812–1881) в 1840-е путешествовал по северу Германии, собирая и обрабатывая народные сказания и легенды. Сначала их сильно удивляло лишь то, что повсюду они наталкивались на примерно одни и те же рассказы о кобольдах, мудрых девах, блуждающих огоньках, о диком охотнике, гигантах, гномах и т. д. Но потом два фольклориста стали "вытаскивать" из материала общую структуру, и в результате перед ними предстала довольно тесная группа мифических элементов, среди которых чётко выделялось то, что Шварц назвал "низшей мифологией" и то, что он же определил как "мифологию высшую"…
В отличие от авторов символического направления, Шварц был чистым этнографом, и какие-либо этимологические толкования в его книгах отсутствовали. Но зато Кун в этом плане нашёл немало совершенно чётких параллелей (Саранью - Эринии, Гандхарвы - Кентавры, Минос - Маннус - Ману и т. д.), позволяющих говорить о единстве индоевропейской традиции, о едином мифопоэтическом сознании и единой языческой вере самых разных арийских народов. В "Происхождении Огня и Божественного Напитка (докладе по сравнительной мифологии индогерманцев)" Кун рассмотрел миф об Амрите как напитке бессмертия и различные легенды о Небесном Огне, обращаясь к сравнению обрядов, мифов и этимологий.
Эта техническая сторона являлась для Куна чем-то вроде инструмента по реконструкции золотого века - реального исторического периода, именуемого в науке "эпохой индогерманского единства". Тогда не было ни эллинов, ни германцев, ни славян, ни индийцев - но все во всём проявляли себя как арьи, были ариями в самом чистом смысле этого слова. Но затем это единство трагически распалось. "Проистекает ли это отпадение иранцев, славян и германцев от прочих племён <…> из рано случившегося религиозного расколами долго ли после этого раскола славяне и германцы пребывали в единстве с иранцами и всеми остальными - это не составляет предмета нашего исследования. Нам достаточно лишь доказать, что все индогерманцы, подробным изложением мифов которых мы располагаем, имели для обозначения Божества одно общее понятие" . По реконструкции Куна, это понятие (индийское Дэва, эллинское Теос, германское Тюр, латинское Дэус и т. д.) использовалось преимущественно во множественном числе. Отсюда следует, что оно обозначало не Единое Божество, а многих Богов, или, как выражается Кун, "Божественных Существ".
В этом наметилось принципиальное расхождение с традицией "символистов", бывших в подавляющем своём большинстве (Шеллинг, Кройцер и др.) убеждёнными сторонниками идеи изначального монотеизма. Кун порывал с этой школой, так как шёл от записанного им в поездках эмпирического (фольклорного) материала, и стремился найти в нём логическую структуру, выделив в ней часть повторяющиеся сюжетные блоки.
Затем оставалось лишь "перевести" эти блоки древнейших сказаний на язык природы - окружавшей крестьян Северной Германии и, бесспорно, нашедшей какое-то отражение в мифах. Исходная предпосылка Шварца состояла в том, что природа и её сезонные перемены есть единственный важный источник любого мифа; каждый миф - это, как бы отпечаток погодных условий, а все описанные в мифах "небесные" события суть "рефлекс природы и земных отношений", подвергнутых от недостатка научных знаний скоропалительной мифологизации…