Итак, собственно масонская литература в России того времени не содержала в себе внутренней информации о жизни Братства в России или других странах. Не был развит и жанр разоблачений. Основное содержание антимасонских памфлетов сводилось к голословным обвинениям в шарлатанстве, чудачествах, пьянстве и распутстве. До Французской революции, радикально изменившей вектор развития антимасонской идеологии, оставалось еще пять лет. Это была эпоха российского Просвещения, причем, в самый активный, яркий и красочный свой период. Страна переживала подлинный расцвет в интеллектуальной, культурной, духовной сферах, развивались науки, искусства, общество.
Однако к российским вольным каменщикам судьба, к несчастью, именно тогда повернулась спиной. Насчитывая менее пятидесяти лет непрерывной истории, российское масонство к 80– м годам XVIII в. уже успело претерпеть серию расколов и конфликтов, несколько раз сменить приоритеты, авторитеты и покровителей, создать несколько вполне достойных и деятельных, но недолговечных послушаний и приготовиться к новым треволнениям. Как и позднее, в XIX в., масонство в России развивалось тогда за счет весьма немногочисленных активных провозвестников и авторитетных учителей. Некоторые из них (например, Н. Панин, А. Куракин) были близки ко двору и в особенности – к наследнику престола Павлу Петровичу. Опасения императрицы в связи с возможностью влияния на наследника со стороны иностранных дворов и враждебных группировок при российском дворе были постоянными и не затихали ни на миг. Рано или поздно ситуация должна была разрешиться во благо или во зло, и получилось так, что всё кончилось плохо.
В российском масонстве активно шло развитие противоборства между уходящими на задний план Елагинской (английской) и Рейхелевской системами, с одной стороны, и быстро завоевывавшими позиции Шведско-немецкой системой и "либертинским" французским масонством. Выстраивание структуры зарождавшихся в России тамплиерских степеней привело русских каменщиков к постоянным контактам с принцем Брауншвейгским, отношения с которым у российского императорского двора были в то время "сильно охлаждены. На Вильгельмсбадском конвенте 1782 г. Россия вообще вошла в Восьмую провинцию шведско-немецкой системы Строгого Тамплиерского послушания и попала под юрисдикцию Швеции, что было совершенно нетерпимо, с точки зрения правительства страны.
В 1780 г. в России со своими эзотерическими "гастролями" гостил граф Калиостро, в Митаве и Петербурге не только дававший магические представления и сеансы общения с духами, но и налаживавший общение с "тамплиерской" частью российских каменщиков, агитируя их за создание лож его собственного "египетского" масонства. Известно, что именно носителям немецкого тамплиерского посвящения он выдавал свои "египетские" степени в Италии за несколько лет до этого.
Всё активнее шел процесс внедрения в те русские ложи, которые не горели желанием присоединяться к тамплиерским степеням, новой сложной франко-немецкой системы Розы и Креста, эклектически составленной из немецких степеней образца 70– х годов XVIII в. и духовидческих прозрений Мартинеса Паскуалиса того же времени. Это движение так и именовалось в те годы – "мартинизм", хотя с позднейшим Орденом Мартинистов (результатом реформ Папюса) оно было связано очень мало и являлось, по сути, тем, что в наше время принято называть "розенкрейцерством". Мартинисты полагали себя истинными духовными христианами, издавали религиозную литературу и искали "истинной внутренней Церкви", что, конечно, не могло не сформировать в их отношении негативной позиции государственной православной церкви, хотя в мемуарной литературе и зафиксированы факты хороших личных отношений между масонами-мартинистами и священноначалием русской церкви (см., например, в записках И. Лопухина про общение с митр. Платоном).
Над русскими вольными каменщиками сгустились тучи.
Сенатор И. В. Лопухин пишет: "И так в конце 1784 года открылись давно уже продолжавшиеся негодования и подозрения двора против нашего общества. Коварство, клевета, злоба, невежество и болтовство самое публики питали их и подкрепляли. Одни представляли нас совершенными святошами, другие уверяли, что у нас в системе заводить вольность; а это делалось около времени Французской Революции… А содействовали доверенность к наветам, обычай слушать шпионов, которые должны необходимо лгать… Много также действовали предубеждение и ненависть, которыми с невежеством исполнены люди, против строгой морали и всякой духовности, коими отличались издаваемые нами книги… Неудовольствия оныя Правительства, подозрения, скрытные присмотры полиции, толки и шум публики, то уменьшаясь, то прибавляясь, продолжались лет семь. Много имели мы неприятелей, а защитников с голосом никого, ни при дворе, нигде. Мы столько были невинны, что и не старались оправдываться, а только при случаях простодушно говорили правду о цели и упражнениях нашего общества; но нам не верили.
Императрица сначала жестоко ограничила любые контакты вольных каменщиков при дворе, затем, уже в 1785-1786 гг., вполне в духе своего сердечного друга Вольтера дала волю сарказму в сатирических пьесах "Обманщик", "Обольщенный" и "Шаман Сибирский", одновременно напоминающих и "Тартюфа", и "Мнимого больного", и "Двенадцатую ночь" (к этим же годам относится ее первое знакомство с Шекспиром), а затем попросту повелела закрыть русские книжные магазины, Типографическую компанию и начать следствие против московских масонов и мартинистов. Князь Прозоровский взялся за порученное ему дело со рвением – и московская просветительная миссия русских вольных каменщиков завершилась трагическим поражением.
Масоны московского университета, кружки И. Шварца и С. Гамалеи, журналы и книги Н. Новикова остались на страницах истории, но ушли из жизни и быта, чтобы снова оказаться на слуху только через сорок лет.
Но в данном случае для нас представляет определенный интерес не столько сам Московский университет, сколько гимназия при нем, где воспитывался, а затем многие годы преподавал французский язык Иван Васильевич Соц, талантливый переводчик и автор "Новой французской грамматики" (1790) и толкового мультиязычного "Нового лексикона" (1784). Специализация И. Соца, в частности, по нашему мнению, разрешает один из вопросов, возникших среди российских исследователей текста "Масон без маски". Его полагают "переведенным с французского или с немецкого языка. Ниже будет показано, что теоретически не исключен вариант наличия оригинала на немецком языке, однако время публикации вряд ли оставляет сомнения относительно языка, с которого именно И. Соц осуществил именно этот перевод.
В общем и целом, историки сходятся в том, что "что эта книга, изданная в самый разгар деятельности русских масонов, могла быть напечатана по повелению императрицы Екатерины II. Книга была выпущена в типографии лютеранского пастора Христофора Геннинга, также издававшего многие богословские и прочие "душеполезные" книги современников и переводы древних авторов. Согласно "Словарю российских масонов" А. И. Серкова, Х. Геннинг не принадлежал к масонскому движению в России в то время, хотя не менее троих лиц с этой фамилией (и другими именами) состояло в указанные годы в петербургской большой и популярной ложе "Урания", работавшей по Рейхелевской, а затем по Шведско-немецкой системе (что немаловажно для дальнейшего изложения). Переводчик И. Соц также в масонских ложах не состоял, что, в принципе, для того времени и для его социального слоя и круга знакомств странно и вызывает закономерное удивление, а также желание понять, почему (хотя биографические источники фактически отсутствуют).