5
Наутро Саня сбрил бороду. Шипела пена, лопалась на щеках. Сверкала бритва. В зеркало смотрели белое лицо, голубые глаза и тёмно-русые волосы, всклокоченные со сна. Наутро Саня надел чистую рубашку и шерстяной пиджак с четырьмя карманами - двумя на боках и двумя на груди. Потом Саня спустился на улицу, нашёл домовую кухню и позавтракал. Саня уезжал из Ленинграда. На столе в квартире лежала записка Юрке: "Я уезжаю, чтобы тебе не мешать! Ты любишь Ольгу! Я это вчера понял… Не обижайся!"
Саня представил, как Юрка проснётся и позвонит Ольге, как она к нему придёт и всё у них будет замечательно, потому что Саня в это время будет нестись в поезде Ленинград - Москва, смотреть из окна на чёрные избы и белые поля, считать семафоры. Или сидеть в вагоне-ресторане и попивать пиво. Стол качается, бутылки позвякивают, хорошо пить пиво и куда-то ехать. Время быстро летит, и думается возвышенно и чисто. Так и тянет подвести какие-нибудь итоги. А подведя, задремать - и пусть поезд покачивается, покачивается…
Саня шёл по проспекту Гагарина мимо закрытых магазинов, рассматривал витрины, пытался в задумчивости теребить бороду, но не было бороды, ещё вчера так славно пахнувшей одеколоном, натыкалась рука на прохладный бритый подбородок. Если бы по пути встретилась парикмахерская, Саня непременно бы и постригся наголо, и дома предстал бы эдаким злобно улыбающимся маньяком, но парикмахерская, к счастью, не встретилась.
Потом Саня свернул на улицу Авиационную. Здесь дома были постарше, потемнее и посолиднее. В одном доме находилась баня.
Вчерашний снег не потерял за ночь своей простынной крахмальной белизны. Солнце заигрывало с окнами, и окна начинали доверчиво сверкать, но солнце тут же пряталось, и окна тускнели.
Саня уныло брёл мимо станций метро в сторону Невского. "Один день всего пробыл в Ленинграде, - думал он. - Вот родители удивятся… И всё из-за этой Ольги!"
Позже Саня вспоминал, что именно на Московском проспекте, около памятника Менделееву, который сидел в гранитном кресле у стены Музея минералогии, листал какую-то книгу, а на стене была написана золотыми и красными буквами знаменитая таблица, пришла ему в голову мысль позвонить Ольге. "Я скажу ей, - думал Саня. - Я скажу ей: привет, ваятельница! Звоню тебе от памятника Менделееву! Над головой у него таблица и буковки блестят на солнце… Вот это памятник! Не чета твоим конникам! Всё! Уезжаю! Юрка остался один! Пока! - и повешу трубку".
Менделеев строго смотрел на Саню. На плече у него сидел, словно охотничий сокол, голубь. Саня зашёл в автомат и набрал номер. Если бы подошла Ольга, он бы скорее всего повесил трубку, так как уже успел устыдиться своего нехорошего намерения, да и вряд ли сумел бы повторить задуманное - заикаться бы начал и путаться, по неожиданно трубку взяла Света, и голос у неё был чуть хриплый, а интонации чуть вопросительные.
- Света… Светочка… - шептал Саня в трубку и чуть не плакал. - Ты меня слышишь, слышишь?
В это время мимо будки провели огромного дога. Дог сумрачно переставлял лапы. Хвост был опущен. Глаза смотрели тускло. Из остановившегося троллейбуса вышла девушка в красном пальто на оранжевой атласной подкладке. Чёрные волосы сатанински плясали на ветру. Пальто шевелилось, словно горел костёр, а над ним кружила чёрная птица.
- Света… Светочка… - шептал Саня. - Тут такая жуткая собака ходит… И девушка - невеста дьявола… Светочка… Я дурак, да? Я сумасшедший, да?
У Светы на другом конце города, на Малой Охте - районе универсамов и тревожно позванивающих трамваев - голос тоже начал вдруг дрожать и всхлипывать.
- Дурак… - говорила Света. - Конечно, ты дурак… И сумасшедший тоже…
Говорили Саня и Света довольно бессвязно - никто бы не понял, о чём они говорили. И наверное, долго они говорили, потому что в дверь будки стали стучать.
- Светочка… - сказал, очнувшись, Саня. Стучала ребром монеты та самая девушка в красном развевающемся пальто на оранжевой подкладке. - Светочка, мы уезжаем…
- Так рано? Почему так рано? - удивилась Света.
- Потому что я люблю тебя. Потому что так надо. Собирайся!
- Я? Мне тоже надо ехать, да?
- Надо! - строго ответил Саня. Частый стук начал его раздражать. Словно бросали в стекло пригоршнями дробь.
- Мне… В самом деле надо, да? Ты так считаешь, да?
- Я жду тебя у Думы через час! - закричал Саня, посадил трубку на рычаг и выскочил из будки.
- Молодой человек! - сказала ему девушка в красном пальто. - Я слышала, о чём вы говорили… Куда вы хотите увезти бедную Свету?
- Куда угодно! - заорал в восторге Саня. - Куда она захочет! Я сейчас всё могу!
Таблица Менделеева на солнце неистовствовала. Золотые буквы искрились, а красные кроваво рдели. Девушка, полыхнув полой, скрылась в будке.
Превозмогая страх, Саня подошёл к догу и погладил его. Дог шевелил ушами и в недоумении смотрел на Саню.
- Хороший пёс… Хороший… - чесал ему за ушами Саня. - Все думают, раз большой - значит, злой… А ты добрый…
Потом Саня зашёл в кафе.
На стене висела репродукция из басни Крылова. Волк алчно смотрел на ягнёнка, а внизу были написаны слова совсем из другой басни: "Спой, светик, не стыдись…" Саня подумал о Юрке, об Ольге, о военной квартире, о том, что через час он встретит около Думы Свету с сумкой, готовую уехать с ним, и ему стало страшно. Последний раз также страшно было Сане классе в седьмом, когда он прыгал в парке с парашютной вышки. Внизу стояли девочки из их класса, а самые смелые мальчики забирались на вышку. Половина возвращалась обратно, и над ними смеялись. А Саня упорно поднимался по железным грохочущим ступенькам - на площадку, где полоскался белый парашют и откуда девочки казались маленькими-маленькими, и было странно, что в угоду этим вот букашечкам надо сейчас прыгать… Белели их личики, смотрящие вверх… Сане было очень страшно, но вернуться назад было ещё страшнее. И Саня прыгнул…
Как-то рассказал об этом случае Юрке.
- Ну и дурак, - ответил ему Юрка. - Зачем надо было вообще лезть на вышку?
- Не знаю… - ответил Саня. - Понимаешь, что-то во мне словно сдвинулось…
Юрка пожал плечами.
- Ты сам себя не знаешь. Если так страшно, что сил нет, зачем лезть на вышку?
- Сначала не страшно было, - ответил Саня. - Сначала как-то хорошо было, а страшно стало потом, когда понял, что назад нельзя.
- У меня так не бывает, - ответил Юрка. - Если я решил прыгать, то прыгаю и ни о чём не думаю или вообще не прыгаю.
Глядя на репродукцию, на басни, Саня почему-то вспомнил этот давнишний разговор с Юркой.
За эти два часа после встречи у Думы они со Светой поцеловались уже, наверное, раз сто - на глазах у людей, в очереди за билетами, на перроне - целовались они, точно Света провожала куда-то Саню, и все пассажиры были удивлены, когда Света тоже поехала в этом поезде. Когда Саня вышел из метро "Невский проспект", Света уже ждала его с сумкой около Думы, а точнее, на ступеньках. Она побежала к нему по этим пологим ступенькам, а на Думе забили часы - их тоскливый бой поплыл над Невским, и если бы Саня не поймал и не обнял Свету, она бы, наверное, упала. Странно, но Света не показалась ему прекрасной, когда бежала вниз по ступенькам Думы. А когда Света заплакала у него на плече и он стал гладить её волосы, выбивающиеся из-под шапки, когда прохожие стали на них оглядываться, когда сумка Светы вдруг упала набок и испуганный голубь по-козлиному отскочил в сторону, когда выходящий из метро парень улыбнулся и сказал Сане: "Чего так крепко держишь, теперь-то уж не убежит…", понял Саня, что всё: лестница грохочет, парашют полощется, внизу фигурки маленькие-маленькие… Надо прыгать!
Всё в тот день складывалось удачно. Билеты взяли без промедления. Поезд отходил через сорок минут. Как резво понёсся он мимо заснеженных лесов! Платформы дачных станций мелькали с такой быстротой, что было не разобрать названий. От снега за окнами в вагоне разлилась белизна, точно пролили огромный стакан молока - всё крутом казалось первозданным и чистым. Света дремала, положив свою темноволосую голову Сане на плечо, а он без стеснения разглядывал её лицо и вдыхал запах её волос. Одно слово пульсировало в голове у Сани: "Моя! Моя! Моя!" Мелькали за окном домики, около домиков стояли мужчины, женщины, дети - в разноцветных спортивных костюмах, в свитерах, в шароварах - смазывали, ставя на попа, лыжи, проверяли крепления, топали по утрамбованному снегу чёрными ботинками с широкими носами. Саня снова вспомнил средневековых голландцев на смешных коньках, вспомнил замёрзшую речку неподалёку от своей дачи в Расторгуеве, Саня любил гонять по речке на коньках ночью, когда никто не мешает развивать бешеную скорость, орать, что в голову взбредёт, когда тени деревьев с берега кажутся барьерами и хочется через них перепрыгивать, и Саня так и делал, только лёд похрустывал, а ветер посвистывал…
Света тихонько посапывала, и Саня видел слой пудры у неё на лице, пух на щеках и крохотные, едва различимые комочки туши на ресницах. Он уже представлял себе, как на даче затопит печь, как затрещат дрова, как станет в доме тепло, как он достанет какую-нибудь бутылку из отцовских запасов и как они чокнутся и выпьют. Дом в уединённом месте - крепкий, синий, окружённый соснами. Если будет не очень холодно и если будет светить луна, они пойдут немного погуляют вдоль ледяной речки, посмотрят на звёзды, а потом вернутся в тёплую дачу.
"Я поеду с ней на дачу! Я поеду с ней на дачу!" - повторял Саня под стук колёс и вспоминал девушку в красном пальто на атласной оранжевой подкладке. Не нравилась ему эта девушка.