Действительно, пилось вино с удивительной лёгкостью, словно в самом деле вливалось в вены что-то крылатое, возносило над суетой. Глубочайший смысл явило панорамное окно, смотрящее в лес сквозь сад. То не окно смотрело в лес сквозь сад - то душа человеческая сквозь постылую повседневность заглядывала в вечность. Не деревья шевелили на ветру листьями - трепетали непрерывно познаваемые и непрерывно забываемые вечные истины. Не небо высоко голубело - сама жизнь вмещала в себя всё сущее: доброе и злое, красивое и безобразное.
Крохотные, словно иголочные укольчики, капельки пота на лбу и губах Анюты разглядел Андрей. А в комнате между тем было прохладно. "Она волнуется, - подумал Андрей. - Волнуется, волнуется, волнуется… Даже вино ей не в радость. Почему?" Взгляд его, вдоволь набегавшийся в одинокие дачные дни и вечера по жёлтым мудрым страницам, изрядно натренировавшийся в захватывающей зеркальной игре, уже заставляющий чужие зрачки дрожать и безвольно плавиться, теперь, казалось, видел сквозь плотный голубой картон!
Иное. Продолжение того, что началось в машине…
Так вот из-за чего волнуется Анюта! То есть отчасти из-за чего…
- Оставь ты в покое коробку, - сказал Андрей, - зачем всё время её пинаешь? Или уж открывай. Я знаю, что в коробке.
Молчание воцарилось в комнате. Андрей услышал, как тикают на втором этаже в мастерской отца часы, как лесной ветер обтекает крышу дачи и летит дальше.
- Да, кстати! Что это за коробка? - заинтересовался и Володя.
- Это невозможно! Ты не можешь знать, что в коробке, потому… Потому что я сама не знаю!
Какое это было наслаждение - созерцать изумлённые лица.
Анюта теребила подарочную ленточку на коробке.
- Так сказать, что там? - Андрей положил Анюте руку на плечо, потрепал снисходительно. Сейчас он мог это себе позволить.
- Не томи, - сказал Володя, - а то она сейчас сама развяжет.
- В коробке то, что воруют из магазинов, - засмеялся Андрей, - точнее, из ларьков или продуктовых палаток… В магазинах ведь сигнализация.
- С ума сошёл! - Анюта дёрнула ленточку, отбросила крышку.
В коробке двумя рядами лежали плитки шоколада. Анюта вытащила плитку.
- "Спорт"… - растерянно прочитала Анюта. - "Спорт"… Шоколад высшего качества. Цена…
- Бог с ней, с ценой, - улыбнулся Андрей. - Ну так что?
- Ты… Ты… - Губы у Анюты дрожали. - Ты откуда знаешь? - спросила шёпотом. - Я… Я честно не знала, что здесь.
Андрей молчал. Недавняя победительная ясность вдруг улетучилась. Андрей понимал, Анюта ждёт продолжения. Но… всё смешалось.
- Ну! - шепнула Анюта. - Продолжай… Что ты ещё знаешь? Почему ты… молчишь?
- Угощаешь? - Андрей вытащил шоколадку из хрустящей фольги, разломал.
- Зачем взял? - закричал Володя. - Надо же всё это… вернуть! Откуда взялся этот шоколад?
- Ну да, вернуть, - засмеялся Андрей. - Так там и ждут. Нельзя ведь обратно… да, Анюта?
- Где ты взяла эту коробку? - закричал Володя. - Где стащила?
- Не ори, пожалуйста! - Анюта молча выкладывала плитками стол. Четверть стола, наверное, уже выложила, а плитки всё не кончались. - Я… на улице нашла эту коробку. На скамейке в парке… Да господи, где угодно!
- Шоколад? Где угодно? - Володя выразительно посмотрел на Андрея, зовя к совместному негодованию.
- Правда, я не знала, что здесь шоколад… Я думала… ну, может быть, цветы…
- Цветы в коробке из-под обуви? - фыркнул Володя.
Анюта пожала плечами. Она уже совершенно успокоилась.
- Чего вы так разволновались? Или вас каждый день кормят досыта шоколадом? Ешьте, я угощаю!
- Я тебя сейчас так угощу! - Володя стукнул кулаком по столу. - Говори, откуда эта коробка?.. Я… Я два месяца коплю деньги на попугаев, а ты… Ты хоть понимаешь, что… Кто тебе дал коробку? Кто тебе её дал?
- Отвяжись! - Анюта медленно допила вино, закусила шоколадом. - Какой вкусненький… Чего не едите?
На Андрея она не смотрела, словно того не существовало. Словно не Андрей угадал, что в коробке. Всё вдруг оказалось забытым.
"Вот она, цена моей проницательности, - горько подумал Андрей. - Анюта платит чуть ли не презрением… Но за что? Неужели только за то, что я не знаю всего до конца? Но… разве может хоть кто-нибудь всё знать до конца?" Тогда это обескуражило Андрея, впоследствии, однако, он привык. Множество раз впоследствии нисходила на него проницательность, и всегда, сначала изумлением, потом ожиданием, потом - когда ожидания не оправдывались - презрением отвечали люди. В лучшем случае - равнодушием. Как будто ничего не произошло. Как будто ничего Андрей не угадал. Позже Андрей понял, в чём тут дело. Его проницательность лишь на мгновение высвечивала человека. Возможно, впрочем, в это мгновение человеку казалось: Андрей знает всё! И Андрею, возможно, так казалось, но… лишь мгновение. Ему-то этого было вполне достаточно. Человеку - нет! Почуяв необычный дар Андрея, все желали, чтобы что-то следовало дальше, пусть неосознанно, но жаждали довериться, взвалить на него всю тяжесть собственных дум, поступков, болезней, бед… В конечном же счёте жаждали утешения, облегчения страданий, а кое-кто из впечатлительных и веры, чтобы Андрей научил, как жить. Эти могли бы стать наиболее фанатичными его приверженцами, ловили бы каждый его жест, каждое слово, но… Андрей был не тщеславен и славы пророка не хотел. Но люди рассуждали по-своему: "Раз знает, раз имеет дар, значит, должен помочь! На то и дар…" Андрей же и в мыслях не держал кого-то утешать, облегчать чьи-то страдания. Это был исключительно его дар, следовательно, распоряжался им Андрей исключительно по своему разумению. Проницательность, если угодно, была забавой, игрой. Люди же - материалом для этой игры.
Андрей считал, что ко всякой личности вполне применимы законы градостроительства, то есть архитектуры - высшего из искусств. Например, прежние теории градостроительства предписывали, чтобы наряду с надёжной защитой от вражеских нападений город был бы как можно более удобен для сообщения. Применительно к человеку, Андрей видел здесь свободный, вольный бег мыслей, отсутствие заторов, могущих привести к маниакальным идеям, разным там странностям, "пунктикам". В Древней Греции при постройке улиц исходили из господствующих направлений ветра. И в человеке Андрей прежде всего старался определить именно господствующий ветер - будь то талант, добродетель, а возможно, и порок, допустим, пьянство, и как следствие - неизбежное одалживание денег… без отдачи. Пьянство само по себе не столь страшно, но вот невозвращение денег может свести карьеру, саму жизнь на нет. То есть окажется, к великому прискорбию, в судьбе милого, обаятельного человека не досадной частностью, а именно господствующим ветром, который в итоге разрушит город… Чтобы ослабить силу ветра, улицы должны быть проведены по медиане угла, образуемого двумя наиболее частыми ветрами данной местности. Если же, наоборот, ветер необходимо усилить - улицы должны быть проведены по-другому. Древние ещё обращали внимание и на то, чтобы все улицы получали достаточно света и солнца. Сколько городов на первый взгляд кажутся мрачными, неприютными, но буквально расцветают, лишь выглянет солнце… Таким образом, Андрей видел человека, как город: с его изяществами и трущобами, удобствами и чудовищными перекрёстками, недостатками и достоинствами, но не испытывал, совершенно не испытывал желания вмешаться, перестроить. Лишь наблюдал, и всё… Обманувшиеся люди остро это чувствовали и не прощали Андрею. При этом, правда, почему-то забывали, что не по своей воле открыли душу. Без их согласия и ведома, благодаря одному лишь странному его дару это происходило. Следовательно, и судить надо было не Андрея, а его дар. Судили же всегда Андрея! "В конце концов, - думал Андрей, - полезь я в эти клубки, начни учить-поучать-советовать-угадывать… что получится? Что станет со мной, что? Ведь изменится… господствующий ветер. Я - это буду уже не я…" Сколько раз зарекался он пророчествовать, но… не было сил сдержать иное, иногда даже просто необходимо было видеть изумлённые лица. Ведь он ведал о людях то, что ведали о себе лишь они одни. Сколько знакомств расстроил Андрей дурацкой своей проницательностью! Сколько женщин бросали ему, в лицо горькие слова: "О, как ты всё видишь, как чувствуешь… Только скажи, зачем? Ведь никто не становится искреннее, честнее после того, как ты… увидишь, каким-то образом разглядишь. Не то, не то ты высматриваешь! Или… или ты так развлекаешься? О, какое же ты в таком случае ничтожество! Всё равно что пятилетнему мальчику вместо игрушечного дать настоящий пистолет. Нет! Мальчик не понимает, что делает, а ты… Какая же в тебе тьма. Ничего не разглядеть… Ты только мучаешь, мучаешь!"
…Дачное застолье между тем продолжалось. Анюта с Андреем помалкивали, зато Володя не мог успокоиться, без конца возвращался к шоколадному вопросу. Но вот ведь как устроена человеческая психика: уже не так удивляла коробка с шоколадом - Володя, без конца задающий один и тот же вопрос: "Откуда она взялась?", удивлял больше. А коробка, куда вновь сложили со стола шоколад, казалось, вечно стояла на дачном серванте.
Кружение в голове усиливалось. Мысли словно катались на карусели, укатываясь до полнейшего абсурда. Ещё один глоток, понял Андрей, и всё покатится-завертится, станет непредсказуемым и, по-видимому, напрасным. Отставил бокал.
Андрей по-настоящему почти не выпивал до этого дня, хотя бутылок с какими угодно напитками на даче и дома имелось предостаточно.