Флоринда Доннер - Жизнь в сновидении стр 8.

Шрифт
Фон

- Есть ли тип мужчины, к которому ты неравнодушна? - продолжала она. - Есть ли какие-то черты личности, которые ты предпочитаешь в мужчине?

На мгновение мне показалось, что она смеется надо мной, но она, как и ее подруги, выглядела искренне заинтересованной. Их лица, выражавшие любопытство и ожидание, успокоили меня. Забыв о своем воинственном характере и том, что, возможно, эти женщины настолько стары, что годятся мне в бабушки, я говорила с ними как с подругами моего возраста, и мы обсуждали мужчин.

- Он должен быть высоким и красивым, - начала я. - У него должно быть чувство юмора. Он должен быть чувствительным, но не бессильным. Он должен быть умным, но не интеллектуалом.

Я понизила голос и доверительным тоном добавила:

- Мой отец обычно говорил, что интеллектуальные мужчины насквозь слабы и к тому же предатели, все до одного. Мне кажется, я согласна с моим отцом.

- Это все, чего бы ты хотела от мужчины? - спросила женщина.

- Нет, - поторопилась я сказать. - Прежде всего, мужчина моей мечты должен быть атлетом.

- Как твой отец, - подсказала одна из женщин.

- Естественно, - сказала я, обороняясь. - Мой отец был великим атлетом, легендарным лыжником и пловцом. - Ты ладила с ним? - спросила она.

- Прекрасно, - восторженно ответила я. - Я обожаю его. Даже обыкновенные мысли о нем вызывают у меня слезы.

- Почему же ты не с ним?

- Я слишком похожа на него, - объяснила я. - Во мне есть что-то такое, что я совсем не могу объяснить или контролировать и что гонит меня прочь.

- А что ты скажешь о своей матери?

- Моя мать. - Я вздохнула и сделала на мгновение паузу, чтобы подобрать наилучшие слова для ее описания. - Она очень сильная. Она сформировала рассудительную сторону моей души. Ту часть, которая молчалива и не нуждается в усилении.

- Ты была очень близка со своими родителями?

- В душе, - да, - ответила я тихо. - На деле же я одинока. У меня мало привязанностей.

Затем, как если бы что-то внутри меня прорвалось и вышло наружу, я раскрыла пороки своей личности, чего я не допускала даже для себя самой в наиболее интроспективные моменты.

- Я скорее использую людей, чем накормлю или обласкаю их, - сказала я, но сразу же добавила. - Но я вполне способна чувствовать любовь.

Со смесью облегчения и разочарования я переводила взгляд с одного на другого. Казалось, никто из них не придал какого-либо значения моей исповеди. Женщины продолжали наше общение, спросив, как бы я охарактеризовала себя - как храброе существо или трусливое.

- Подтверждено, что я труслива, - заявила я. - Но, к несчастью, моя трусость никогда не останавливает меня.

- Не останавливает от чего? - допытывалась женщина, задававшая вопросы. Ее черные глаза были серьезны, а широкий разлет ее бровей, подобных линии, нарисованной кусочком угля, выражал хмурое внимание.

- От того, чтобы делать опасные вещи, - ответила я. С удовольствием отметив, что они, как оказалось, ждут каждого моего слова, я объяснила, что еще одним из моих серьезных недостатков является моя замечательная способность попадать в неприятности.

- О какой неприятности, в которую ты попала, ты можешь нам рассказать? - спросила она. Ее лицо, которое все это время оставалось мрачным, внезапно осветилось сверкающей, почти злобной улыбкой.

- А как насчет неприятности, в которую я попала сейчас?

Я сказала это полушутя, но все же опасаясь, что они могут неправильно понять мое замечание. К моему удивлению и облегчению, все они засмеялись и стали выкрикивать возгласы на манер сельских жителей, которые делают так, когда что-то дерзкое или смешное поражает их.

- Как же ты оказалась в Соединенных Штатах? - задала вопрос одна из женщин, когда они все затихли. Я пожала плечами, действительно не зная, что сказать.

- Я хотела ходить здесь в школу, - наконец пробормотала я. - В Англии я была первой, но мне там не очень нравилось, за исключением возможности хорошо проводить время. Я действительно не знаю, что я хочу узнать. Думаю, что я сейчас в поиске чего-то, хотя и не знаю точно, чего.

- Это возвращает нас к моему первому вопросу, - сказала женщина. Ее тонкое, дерзкое лицо и ее темные глаза оживились и выглядели по-звериному. - Ты ищешь мужчину?

- Думаю, что да, - согласилась я, раздраженно затем добавив: - А какая женщина не делает этого? И почему вы меня спрашиваете так настойчиво об этом? Вы что-то имеете в виду? Это что, какой-то тест?

- Конечно, кое-кого мы имеем в виду, - вставила Делия Флорес. - Но это не мужчина. - Она и остальные заулыбались и стали взвизгивать от смеха с таким весельем, что я не смогла сдержаться и тоже захихикала.

- В каком-то смысле это тест, - заверила меня допытывающаяся женщина, как только все успокоились. Она помолчала мгновение, ее глаза выражали бдительность и раздумья. - Из того, что ты рассказала мне, я могу сделать вывод, что ты вполне принадлежишь к среднему классу, - продолжила она и быстрым движением широко расставила руки в жесте вынужденного принятия. - Но чем же еще может быть немецкая женщина, рожденная в Новом Свете? - Она гневно смотрела на меня и с едва скрываемой ухмылкой на губах добавила: - У людей среднего класса и мечты среднего класса.

Видя, что я на грани взрыва, Мариано Аурелиано объяснил, что она задала все эти вопросы потому, что присутствующие просто интересовались мной. Лишь очень редко у них бывают гости и едва ли когда-нибудь были среди них молодые.

- Это не означает, что я должна выносить оскорбления, - пожаловалась я.

Не обращая внимания на мои слова, Мариано Аурелиано продолжал оправдывать женщин. Его вежливый тон и успокаивающие похлопывания по спине расплавили мой гнев точно так, как было до этого. Его улыбка была такой ангельски трогательной, что у меня ни на мгновение не возникло сомнений в его искренности, когда он начал льстить мне. Он сказал, что я являюсь одной из самых экстраординарных, самых замечательных личностей, которую они когда-либо встречали. Я была так растрогана, что предложила ему спросить о чем угодно, что он хотел бы знать обо мне.

- Ты чувствуешь себя значительной? - был его вопрос.

Я кивнула.

- Каждый из нас является очень значительным для самого себя, - заявила я. - Да, я думаю, что я значительна, не в общем смысле, а по-особенному, для себя.

И я подробно высказалась о позитивном самопонимании, самоуважении и о том, как жизненно важно укреплять наше ощущение значительности для того, чтобы быть физически здоровыми личностями.

- А что ты думаешь о женщинах? - спросил он. - Как ты думаешь, они более, или менее значительны, чем мужчины?

- Совершенно очевидно, что мужчины более значительны, - сказала я. - У женщин нет выбора. Они должны быть менее значительными для того, чтобы семейная жизнь катилась, так сказать, по гладкой дороге.

- Но правильно ли это? - настаивал Мариано Аурелиано.

- Ну, конечно, это правильно, - заявила я. - Мужчины по своей природе являются высшими существами. Именно поэтому они движут миром. Я была выращена авторитарным отцом, который, несмотря на то, что воспитывал меня так же свободно, как и моих братьев, дал мне понять, что определенные вещи не являются особенно важными для женщины. Вот почему я не знаю, чем я занимаюсь в школе или чего я хочу от жизни. - Я посмотрела на Мариано Аурелиано и беспомощным расстроенным тоном добавила:

- Я думаю, что я ищу мужчину, который был бы так же уверен в себе, как мой отец.

- Она - простушка! - вставила реплику одна из женщин.

- Нет, нет, это не так, - успокоил всех Мариано Аурелиано. - Она просто смущена и так же упряма, как ее отец.

- Ее немецкий отец, - подчеркнуто дополнил его м-р Флорес, выделяя слово немецкий. Он спустился с дерева, как листок, мягко и бесшумно, и положил себе совершенно немыслимое количество пищи.

- Как ты прав, - согласился и усмехнулся Мариано Аурелиано. - Будучи такой же упрямой, как ее немецкий отец, она просто повторяет то, что слышала всю свою жизнь.

Гнев, нарастающий во мне и ощущаемый как некая таинственная лихорадка, был вызван не только тем, что они говорили обо мне, но и тем, что они обсуждали меня так, как будто я отсутствовала.

- Она безнадежна, - сказала другая женщина.

- Она превосходна для своей роли, - убежденно защищал меня Мариано Аурелиано.

М-р Флорес поддержал Мариано Аурелиано. И лишь одна из женщин, молчавшая до сих пор, глубоким охрипшим голосом сказала, что я прекрасно подхожу для своей роли.

Она была высокой и стройной. Ее бледное лицо, изможденное и суровое, обрамлялось заплетенными в косы белыми волосами и освещалось большими светлыми глазами. Несмотря на ее поношенную, серого цвета одежду, в ней была какая-то врожденная элегантность.

- Как вы все обращаетесь со мной? - закричала я, не в силах дальше сдерживать себя. - Вы что, не понимаете, как это оскорбительно - слушать разговоры о себе, как будто меня здесь нет?

Мариано Аурелиано остановил на мне свой разъяренный взгляд.

- Тебя здесь нет, - сказал он тоном, лишенным каких-либо эмоций. - По крайней мере, еще нет. И самое важное, что ты не идешь в счет. Ни сейчас, ни когда-либо еще.

Я чуть не упала в обморок от гнева. Никто никогда не говорил со мной так грубо и с таким безразличием к моим чувствам.

- Да плевать я на вас всех хотела, проклятые старые пердуны! - завопила я.

- Подумать только! Немецкая провинциалка! - воскликнул Мариано Аурелиано, и они все засмеялись.

Я собиралась вскочить и убежать, но Мариано Аурелиано несколько раз легонько похлопал меня по спине.

- Ну, ну, - мурлыкал он, как если бы баюкал малютку

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Популярные книги автора