Манька сначала испугалась, но, согласившись с чертями, снова обнаружила, что черти разговаривают только между собой. Черт, похожий на сгоревшего, опять же с перевернутым снопом на голове, изображавший избу, пытался задобрить толпу подаяниями, но никто его всерьез не воспринимал, и почему-то вытаскивая их мешка всякую гадость, он был уверен, что раздает разное полезное. Недолгое наблюдение привело ее к открытию, что левую сторону занимают пессимисты, правую оптимисты. И сразу решила тактику поменять.
- Так, мне нужны деньги, кто первый будет отдавать?
- Я, я, я! - закричали с левой стороны.
- А ей? - Манька обратилась взглядом на черта-избу.
- Фу-у! - понеслось презрительное со всех сторон. - Фу-у! Вонючка она!
- Я тебе давал уже, возьми, если можешь, вот! - черт протянул черту-избе пустую ладонь и загнул фигу.
- У меня есть деньги, - сообщили с правой стороны.
- На, вот, возьми! - радостно сообщили оттуда же.
- Твои деньги, все можешь забрать.
- Откройся кошель по щучьему веленью!
- От тебя одни неприятности. Стоишь ты столько-то? - снова набросились с левой.
- Пошла на такие буквы, от которых удовольствие получают. Вот там и возьми!
- Пошла ты…
- И все-е… Нету денег!
- Это мои деньги, это мое все! Попробуй взять, и я тебе щас башку снесу!
- На, возьми, пусть у тебя будет маленько…
- Богатой будешь, бомжам деньги не нужны! - предостерегли Маньку.
- Все понятно, - подытожила Манька. - Денег не дождусь, людей тут нет. И еще раз правильно, дать их тоже некому, людей нет. Остальные что, про деньги ни дать ни взять не думают? Ни мне, не избе… Я как ты, - обратилась она к черту-избе, - мне еще хуже, с деньгами или без денег, изба - изба, сама по себе ценное имущество, а я ни дать, ни взять - бомжа…
Черт-изба избавился от темницы, и многие и слева, и справа поредели.
- Я искренне верю, что мир состоит из атомов кислорода, водорода и первородных материй. Но где взять коммутативную энергию? - произнес черт, подергав ее за подол.
Манька открыла рот и уже не смогла его закрыть.
- А зачем?.. Куматит-тивная энергия? - поинтересовалась она, старательно запоминая умное слово, чтобы расспросить о нем Дьявола.
- Открой рот. Закрой. Остальное скажут люди! - в который раз грубо повторил черт, который все время пытался заглянуть в лицо, перед которым ничего не было, кроме белого пятна - входа в пещеру.
- Огороды городить - это одно, а книжки писать, или болезнь с землей смешать - это другое, - ответил печально умный черт, будто выдал жизненные наблюдения.
- И что же? - удивилась Манька.
- Полезная информация… По лесу, ума много не надо. А столько крови? Жить тошно… Калеку жалко!
- А про энергию все что ли? - не унималась Манька, пытаясь сообразить, что собственно, черт представлял из себя и на кого работал.
- А то, что нет, и не будет имен! - тоном, не терпящим возражений, произнес умный черт.
- Согласен, - качнул головой еще один черт, поддерживая умную беседу. - умные государствами управляют, а дуракам в лесу самое место.
- Наука закончилась, - сама догадалась Манька.
Черти показывались и уходили, открывая и закрывая всякое слово не согласному человеку. Черти были разные: интеллигентные, хамы, попрошайки, богатые, интеллектуалы и просто идиоты, не умеющие сказать слово. Но каждый черт имел сказать только то, что имел сказать за душой. И как только словарный запас истощался, черт таял и уходил в другое измерение. Черти то и дело путали ее половую принадлежность, иногда свою, не отличаясь воспитанностью, и порою имели самые скверные наклонности - и у каждого черта за пазухой был камень, который он держал на тот случай, если она с первого раза не определит, как он тут оказался. Радио кричало на весь мир, что ему тяжело, что оно знает, скольким людям Манька принесла зло, и вот у нее бы… И небеса исторгали проклятие на голову обреченных жить в ночи людей и чертей, которые сразу сходили с ума и бились о стены.
Почти две недели, день за днем, ночь за ночью, Манька судила чертей, пока глаза ее не слипались, и Дьявол не приказывал отправляться в постель. Она уже забыла, когда последний раз мылась в бане, переодевалась и спала по-человечески. И когда Дьявол забывал позвать, Манька падала и засыпала в пещере.
И тогда ей даже ночью снились черти.
Не столько снились, сколько она видела их затылочным зрением: черти сновали вокруг нее и пытались поднять или пинками, или глумились над ее телом. А когда просыпалась, она первым делом выискивала озорничавших чертей, чтобы всыпать им как следует, но их-то как раз не доставало.
Дьявол объяснил, что так черту тоже можно избавиться от темницы, если сможет показать, как его лепили. Она успокоилась, только смотрела, отмечая все детали.
Как правило, когда она выходила из темницы, уже наступало раннее утро. Дьявол давал ей поспать, но недолго, намекая, что при сумеречном состоянии, когда глаза, еще или уже, спят, затылочное зрение начинает как раз работать в полную силу. Кормил и снова отправил в избу.
До следующего утра сыпались искры из глаз.
В пещере сначала ничего не менялось, но потом она сразу как-то разделилась на две части. Левая женская половина отвечала Маньке, что она неправильная и начали ее стыдить, и единично обнаруживались мученики, а правая половины пещеры радостно соглашалась считать ее любимой, признаваясь в щедрости, славили Бабу Ягу, которая выступала на правой стороне богатой покровительницей всех обездоленных и угнетенных. Мужская часть вела себя не лучшим образом. Раскусила она их не сразу, к концу первой недели, к своему неудовольствию, поначалу принимая славословие на свой счет. Славить-то славили, но имели в виду совсем не ее, а ту же бабу Ягу и некую Благодетельницу, у которой достоинств было хоть отбавляй, и получалось, что она, или изба, как бы заслоняла собой недостатки бабы Яги и этой самой Благодетельницы.
- Надо вам обиды иметь, а то, как без обид? Давайте обижаться друг на друга! - предлагала Манька на рассмотрение новую тему.
И левая женская половины пещеры отвечала, что недостаточно оснований для обид, а правая дружно начинала рыдать от обиды. Мужская половина иной раз вела себя совершенно противоположно. Прочие мнения на той и на другой стороне были редкими, в хоре подстегнутых Манькой чертей, почти тонули, но она и к ним старалась присмотреться. После обид была раздача и изъятие денег, любви, достоинства, сомнений, самоуничижения и восхваление.…
Иногда ее били. Били очень сильно.
У чертей это было в порядке вещей, особенно, когда мнения не совпадали. Но так она их находила. На боль, когда ей перепадало от того или иного черта, она перестала обращать внимание уже на четвертый день. Друг друга черти лупцевали тоже почем зря. Боль сразу же проходила, как только черт, бросивший в нее камень, был рассмотрен во всех ипостасях. Дьявол не менее оптимистично заявлял, что если уж пришлось стать чертом, терпи! - в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
Сложнее было с чертями, которые были животными. Их то гладили, то резали, а говорить они не могли, только мычали, кричали, лаяли, блеяли и мяукали. Даже кукарекали. Оказалось, что такие черти думают по-особенному. Дьявол объяснил, что это язык индиго, когда "я" как таковое отсутствует. Кровь у их сознания была, но они никогда не роняли ее в землю и не пытались убить. Еще проблемы были с чертями, которые изображали немых и убогих. Понять их оказалось сложно: слова они произносили с разрывами, говорили одно, а подразумевали другое, мышление было чудное - думали о чем угодно, кроме себя. И все время ориентировались на внутренний голос, который отдавал им приказы, будто был кукловодом, и вроде не произносились слова радио вслух, но как бы цементировалось им пространство вокруг чертей. Иногда у чертей было все как в жизни, и кроме них удавалось рассмотреть некоторые детали ландшафта или часть комнаты, будто кроме слов, которые держали черта, в стену его темницы попадало и пространство извне.
Манька то ругалась, то удивлялась, то вела интересную задушевную беседу, то отбивалась от насильников и убийц. И так раззадорилась к концу второй недели, что не сразу заметила, что чертей почти не осталось. Пещера стала гротом, грот углублением, а сверху нависла земля, готовая вот-вот рухнуть. С последней дюжиной чертей пришлось покорпеть: объясняться они ни в какую не хотели, считая ее недостойной речей. А уж последние совсем расстроили: иной черт мог метелить ее два, а то и три дня. Пока она, наконец, не догадалась, что они удивляются удивлению или удивляются вместе с ней, изображая ее саму.
Но вдруг чертей не осталось…
Она еще раз хотела осмотреть пещеру, но ее настиг голос Дьявола:
- Манька, беги обратно в избу! Пещеру завалит! Скорее!
И Манька что есть мочи рванула к выходу трусцой. Хорошо, что вперед можно было бежать привычным ходом.
Дьявол сидел в кресле качалке, на лице его светилась снисходительная улыбочка, а полуприкрытые глаза были краснющими, как у чертей. Только если в глазах чертей был лишь отсвет, то его глаза были самыми, что ни на есть, настоящими углями.
- Уф! - она оглянулась и ничего не увидела кроме бревенчатой стены.
Никакой дыры в стене не было, но ее это почему-то не волновало…
И вообще ее ничего не интересует, кроме ее самой! - вдруг поняла она.