Она произносит это, словно для самой себя, быстро, тихо, но он стоит так близко, что все слышит; ее дыхание ударяет ему в горло. Он чувствует ладонью биение ее сердца. Лоб у нее в морщинах, и тело, не прикрытое халатом, - чужое, все в буграх, словно лоб быка, но под влиянием выпитого Пегги находится в том состоянии, когда тело другого человека становится ее телом, телом, которым мы втайне любуемся в зеркале и которым согреваем свою постель, и Кролик приобщен к этому телу ее любви и вопреки всем помыслам и желаниям набухает нежностью, чувствует, как внизу его живота начинается шевеление.
Пытаясь удержаться, он говорит:
- Вовсе я не хороший.
Но уже катится по наклонной плоскости и разжимает руку, держащую ее грудь, чтобы ее передвинуть.
А Пегги твердит:
- Ты хороший, ты чудесный, - и возится с его молнией.
Свободной рукой Кролик отбрасывает борт ее халата, высвобождая другую грудь, и халат падает на пол.
На лестнице с грохотом захлопывается дверь лифта. К их двери приближаются шаги. Они отскакивают друг от друга; Пегги снова запахивает на себе халат. На сетчатке Кролика остается отпечаток кустистого треугольника шире его ладони, под белым, как кристалл, животом с серебристыми дорожками. Шаги проходят мимо. Любовники облегченно вздыхают, но наваждение прошло. Пегги поворачивается к нему спиной, завязывает пояс.
- Значит, ты поддерживаешь связь с Дженис, - говорит она.
- В общем, нет.
- А откуда же ты узнал, что я рассказала ей про черного?
Странное дело: все без труда произносят "черный". Или искренне ненавидят войну. У Кролика, должно быть, не все в порядке. Лоботомия. Он чувствует спазму в мочевом пузыре, как всегда, когда виноват. Надо бежать домой.
- Она позвонила мне и сообщила, что юрист начинает бракоразводный процесс.
- Ты расстроен?
- Пожалуй. В общем, да. Конечно.
- Наверное, я полная тупица, но я никогда не понимала, почему ты терпел Дженис. Она никогда не была под стать тебе, никогда. Я люблю Дженис, но другой такой инфантильной и нечуткой женщины я, по-моему, не встречала.
- Ты говоришь, как моя мать.
- Это что, плохо?
Она делает пируэт, волосы ее взлетают. Кролик никогда не видел Пегги такой неожиданно мягкой, такой женственной. Даже взгляд ее он может поймать. Забывая о возможности появления Билли за его спиной, Кролик игриво проводит тыльной стороной ладони по ее соскам.
- Может, ты и права. Надо нам попытаться проверить наши волны.
Пегги вспыхивает, отступает, лицо становится каменным, словно она вдруг увидела в зеркале слишком неприглядное свое изображение. Она так резко стягивает на себе голубой махровый халат, что даже сгорбливается.
- Если ты хочешь как-нибудь вечером пригласить меня на ужин, - говорит она, - я готова. - И раздраженно добавляет: - Но цыплят по осени считают.
Скорее, скорее. Автобуса нет целую вечность, Эмберли-стрит кажется бесконечной. Однако его дом, третий от конца Виста-креснт, низенький, новый и уныло зеленый, стоящий на лужайке в четверть акра, заросшей подорожником, - цел и невредим, а кругом такие же малонаселенные дома, ничем не нарушающие навязчивого единообразия. И оттого, что черное пятно внутри его дома не отражается, как в зеркале, в этих домах-близнецах, у Кролика появляется нелепая надежда на то, что его там нет. Но, поднявшись по трем ступенькам крыльца и войдя в дверь с тремя окошками лесенкой, Кролик видит в гостиной, направо от себя, сзади - диван они переставили задом наперед - кустистый черный шар между золотистым конусом головки Джилл и прямоугольной массой черных, как у Дженис, волос Нельсона. Они смотрят телевизор. Ушлый, по-видимому, починил эту штуку. Ведущий, бледный как мертвец из-за слишком яркой настройки, двигая губами быстро, как вампир, так как надо выдать слишком много новостей в промежутках между слишком большим количеством рекламы, говорит: "…после пятилетнего пребывания в изгнании на коммунистической Кубе, в различных африканских странах и в коммунистическом Китае, сегодня прибыл в Детройт и был мгновенно взят под стражу поджидавшими его агентами ФБР. Продолжая расовую тему, сообщаем, что Комиссия по гражданским правам резко обвинила администрацию Никсона - цитирую - в "существенном отступлении" от программы школьной интеграции в южных штатах. В Фейетте, штат Миссисипи, три белых куклуксклановца были арестованы за попытку подложить бомбу в супермаркет, принадлежащий недавно избранному черному мэру Фейетта Чарльзу Эверсу, брату недавно убитого лидера движения за гражданские права. В Нью-Йорке представители епископальной церкви отказались поддержать собственное спорное решение предоставить двести тысяч долларов лидеру черной церкви Джеймсу Формену, требовавшему пятьсот миллионов долларов в порядке - цитирую - "возмещения ущерба", причиненного христианскими церквами Америки - цитирую - "за три столетия унижений и безнадежной эксплуатации" - конец цитаты. В Хартфорде, штат Коннектикут, и в Камдене, штат Нью-Джерси, установился неспокойный мир после волнений, происшедших на прошлой неделе в районах проживания черных в этих городах. А теперь важное сообщение".
- Привет, привет, - произносит Кролик, на которого никто не обратил внимания.
Нельсон поворачивается к нему и говорит:
- Эй, пап! Роберт Уильямс вернулся в страну.
- А кто, черт побери, этот Роберт Уильямс?
- Это тот, Чак, кто подпалит твою задницу, - говорит Ушлый.
- Еще один черный Иисус. Сколько же вас, таких?
- Восстанут многие лжепророки, - говорит ему Ушлый, - и так ты узнаешь о моем пришествии, верно? Так сказано в истинной книге, верно?
- Там сказано также: Он пришел и ушел.
- И снова придет, Чак. И подпалит твою задницу. Твою и Никсона, верно?
- Бедный старина Никсон, даже собственные комиссии отбиваются от рук. Но что, черт побери, может он сделать? Не может же он побывать в каждом гетто и сам наладить канализацию. Не может он дать каждому, кто попался на наркотиках, миллион долларов и ученую степень в придачу. Никсон, кто такой Никсон? Типичный плоскостопый представитель Торговой палаты, которому посчастливилось занять тепленькое местечко, и он настолько туп, что думает, будто ему жуть как повезло. Оставим беднягу в покое, он пытается довести нас скукотой до смерти, так что нам и самоубийством кончать не придется.
- Никсон - дерьмо. Эта белая обезьяна прошла туда голосами белых южан, верно? Штурмовики - вот кто в его вкусе. Он Ирод, и всем нам, черным крошкам, лучше в это поверить.
- Черные крошки, черные лидеры, Иисусе, меня тошнит от слова "черный". Если бы я произносил "белый" в восемьдесят раз реже, чем ты произносишь "черный", ты бы орал до посинения. Ради всего святого, забудь ты о цвете своей кожи.
- Я забуду, когда ты забудешь, верно?
- Господи, да я бы с радостью забыл не только цвет твоей кожи, но и все, что находится под ней. Мне казалось, три дня назад ты говорил, что через три дня выедешь отсюда.
- Пап, не надо!
Лицо у мальчишки напряженное. Мама права: слишком он нежный, слишком нервный. Считает, что мир непременно причинит ему боль, так оно и будет. Инстинкт уничтожения слабых универсален.
Джилл поднимается, вставая на защиту этих двоих. Трое против одного. Кролик предельно возбужден. И, делая обманный финт, уклоняясь от прямого столкновения, успевает опередить Джилл:
- Скажи более темному из своих дружков, что, по-моему, он обещал съехать, как только добудет деньжат. У меня тут есть двадцатка, могу ему дать. Кстати, я еще кое-что вспомнил.
Ушлый, перебивая его, произносит в воздух:
- Обожаю, когда он такой. Вот это мужик!
Джилл наконец удается вставить:
- Мы с Нельсоном отказываемся жить в такой склочной атмосфере. Мы хотим сегодня после ужина устроить дискуссию. В этом доме ощущается настоятельная потребность провести образовательный курс.
- Этот дом, - произносит Кролик, - я бы назвал лагерем беженцев. - И задает пришедший ему на ум вопрос: - Эй, Ушлый! У тебя есть фамилия?
- Икс, - говорит ему Ушлый, - Икс - сорок два.
- А не Фарнсуорт?
Ушлый словно остается без панциря и секунду лежит бесформенной массой, потом снова обретает жесткую оболочку.
- Этот Супер-Том, - решительно заявляет он, - не имеет ко мне никакого отношения.
- В "Вэте" ты упомянут под фамилией Фарнсуорт.
- "Вэт", - кончиками губ произносит Ушлый, - фашистская подтирка.
Забросив мяч, ты опускаешь голову и бежишь назад от кольца, но с чувством, что этот удар так просто не зачеркнешь.
- Я спросил на всякий случай, - с улыбкой говорит Кролик и потягивается. - Кто хочет пива, кроме меня?
После ужина Нельсон моет посуду, а Ушлый ее вытирает. Джилл приводит в порядок гостиную для проведения дискуссии; Кролик помогает ей вернуть диван на прежнее место. На полках, отделяющих гостиную от закутка для завтрака - они с Дженис держали эти полки пустыми, - Кролик замечает сейчас стопку потрепанных карманных изданий с потрескавшимися оттопыривающимися переплетами и загнутыми страницами. "Избранные сочинения У.И.Б. Дюбуа", "Пасынки земли", "Душа во льду", "Жизнь и эпоха Фредерика Дугласа" и так далее, книги по истории, марксизму, экономике - все, что вызывает у Кролика тошноту, подобную той, какая возникает у него, когда он думает о хирургических операциях или обо всех этих канализационных и газовых трубах, что проложены под улицей.
- Это книги Ушлого, - поясняет Джилл. - Я сегодня ходила за ними в "Уголок Джимбо", за его одеждой тоже. Все хранилось у Бэби.