– Наручников у меня нет, – ответила женщина, чуть улыбнувшись. – Но есть человек, который работает здесь по ночам. Зовут его Юсуф, и обычно он спит до одиннадцати утра. Но если вы согласитесь заплатить ему, скажем, триста дирхамов, думаю, он не возмутится, если я позвоню ему сейчас, подниму с постели и отправлю искать вашего мужа по всему Уарзазату. Он знает каждый уголок в городе. И людей всех здесь знает. Если ему не удастся отыскать вашего мужа, значит, он потерялся в песках.
Я отдала ей триста дирхамов, решив, что это невысокая плата за то, чтобы кто-то нашел Пола.
Юная горничная, спустившись вниз, доложила, что в номере убрано и что она зажгла ароматическую свечку с запахом жасмина, чтобы "очистить" воздух. Прямо так и сказала. Я снова поблагодарила ее и Ясмину за добросердечие.
– Если оставите свою грязную одежду в коридоре под дверью, мы выстираем и высушим ее меньше чем за два часа.
Я вдруг почувствовала себя невероятно усталой – короткий ночной сон, адаптация в свирепом зное Сахары, утренняя беготня по жаре в поисках Пола, которые ни к чему не привели… сейчас мне хотелось одного: принять душ и залезть под чистые простыни. Я поднялась в номер, разделась догола, всю одежду скинула за дверь. Потом целых десять минут стояла под душем. Перед тем как забраться в кровать, застеленную свежим бельем, я позвонила вниз и попросила Ясмину разбудить меня в час дня… если только Пол не объявится раньше.
В сон я провалилась мгновенно. Потом – внезапно – зазвонил телефон. Окна были закрыты ставнями, и в сумраке я увидела светящиеся цифры – 13:02 – на маленьком будильнике, что стоял на прикроватной тумбочке. Я была в номере одна. Никаких признаков Пола. Я сняла трубку.
– Вы просили вас разбудить, madame, – услышала я голос Ясмины.
– А мой муж?
– О нем пока никаких известий. Но Юсуф его ищет и регулярно по телефону докладывает о результатах поисков. Увы, никаких следов.
– Я спущусь через несколько минут. Не могли бы вы вызвать для меня такси?
– Но ведь парижский рейс только в пять часов.
– Я не в аэропорт. Мне нужно…
Я взяла горку бумажек, которые вытащила из кармана перед тем, как бросить грязные вещи за дверь, нашла листок с адресом Фанзы, написанным Бен Хассаном. Продиктовала адрес по телефону. Ясмина сказала, что это в пяти минутах езды от гостиницы и что горничная несет мне в номер мою выстиранную одежду.
Четверть часа спустя я уже ехала в такси к комплексу многоквартирных домов, расположенному неподалеку от входа на киностудию "Атлас". Комплекс представлял собой сооружения из железобетона, в которых сочетались элементы стилей модерн и брутализм 1970-х годов. Всего было три отдельных здания, высотой в семь-восемь этажей. Я попросила таксиста высадить меня у корпуса Б. Расплатившись с водителем, я поднялась по бетонной лестнице к квартире № 402. Чтобы успокоиться, сделала глубокий вдох и позвонила в дверь, не ожидая ничего хорошего: подумала, либо дома никого нет, либо меня встретит разгневанная женщина, которая не захочет со мной общаться, скажет, чтобы я убиралась восвояси и никогда здесь не появлялась.
Но после третьего звонка дверь отворилась. На пороге стояла женщина, на удивление высокая и стильная, но дико худая, с лицом, которое некогда было прекрасным, а теперь морщинистым и оплывшим. В одной руке она держала дымящуюся сигарету, в другой – бокал розового вина.
– Итак, – произнесла она прокуренным голосом, – наконец-то ты здесь.
– Вы знаете, кто я такая? – спросила я.
– Разумеется. Ты – другая жена.
Глава 17
– Полагаю, ты немного пьешь, – сказала Фанза.
– Да, немного, – подтвердила я.
– А я пью много.
Она жестом предложила мне сесть на диван с обивкой из коричневого вельвета. Я находилась в скромной однокомнатной квартире. Бетонные стены, выкрашенные в белый цвет. Кресло-качалка из гнутой древесины. Абстрактные полотна с композициями из разбрызганных красок. Старый ковер. Несколько фотографий в рамках, на которых запечатлена Самира на разных этапах взросления. Кондиционер, неплохо охлаждавший воздух, но работавший с тихим жужжанием. Парочка ламп, которые, как и все остальное убранство, казались устаревшими лет на двадцать. Балкон с видом на наступающую пустыню.
Заметив, что я разглядываю комнату, где всюду стояли пустые бокалы из-под вина, подносы с грязной посудой и вообще царил беспорядок, Фанза кашлянула, как заядлая курильщица, и сказала:
– Я тебя сюда не приглашала и за бардак извиняться не собираюсь. В свое оправдание могу лишь сказать, что в апреле у меня изменились личные обстоятельства и мне в срочном порядке пришлось искать другую квартиру. Порой жизнь – это цепь разочарований. Особенно в том, что касается мужчин, ты не согласна?
И она снова закашлялась.
– С вами все хорошо? – спросила я.
– Нет, конечно.
Худая, как палка, она была одета в черные холщовые штаны и черную холщовую рубашку; ее тонкие запястья обвивали штук девять золотых и медных браслетов. Седина еще не тронула ее длинные прямые иссиня-черные волосы. Но кожа была загрубевшая, и на зубах виднелся коричневый налет от табака.
Она исчезла на кухне и через минуту вернулась с охлажденной бутылкой розового вина и вторым бокалом.
– Марокканское, но хорошее.
– Как и почти все вина, что я здесь пила.
– Значит, Малыш Пол взял в жены молодую женщину, – произнесла она, снова закурив.
– Не такая уж я молодая.
– Лет на двадцать моложе меня… по моим меркам, девчонка. Но важно не это, а то, что ты – его жена.
– Как и вы.
– Вообще-то наш брак продлился всего минут десять, наверно… а потом был аннулирован.
– Аннулирован? В самом деле?
– Ты удивлена?
– Мне сказали, что вы до сих пор его жена.
– Тот, кто это сказал – и я догадываюсь кто, – просто хотел задурить тебе голову. Я определенно бывшая жена Пола.
Фаиза плеснула в бокал вина и протянула его мне. Я подняла бокал, но она в ответ сдержанно кивнула, заявив:
– Не будем притворяться подругами. И потом, через сорок минут мне урок давать – разговорный английский. Конечно, общение с тобой на разговорном английском помогло бы мне в профессиональном плане, но твое присутствие не вызывает у меня особого восторга.
Я извинилась за то, что явилась к ней без предупреждения и приглашения.
– Но я очень волнуюсь за Пола.
– Угораздило же тебя связаться с этим козлом. Да, да, он самый настоящий козел. Козел, которому следовало бы ногу себе прострелить из "Калашникова", перезарядить и еще раз разрядить в себя всю обойму.
Фаизу снова стал душить кашель. Когда приступ прошел, она вином смочила горло и сказала:
– Мне всегда говорили, что курение до добра не доведет. Но без сигарет моя жизнь была бы еще более невыносимой. Хотя ты, наверно, вообще никогда не курила. Наверно, ты из тех американок, кто посещает спортзал шесть дней в неделю.
– Я знаю, что Пол к вам приходил, – произнесла я, не поддаваясь на провокацию.
– Пол приходил ко мне с просьбой. Умолял, чтобы я помогла ему наладить отношения с дочерью. Естественно, я отказалась.
Я глотнула вина, тщательно подбирая слова:
– Я понимаю, почему вы прогнали его. Ведь он долгие годы не вспоминал ни о вас, ни о вашей дочери. Прошу вас, поймите меня правильно: до вчерашнего дня я даже не подозревала о вашем с Самирой существовании. Однако Пол сейчас находится в состоянии тяжелейшего психического расстройства, и он пропал.
– Дай бог, чтобы на этот раз уж навсегда. Я не осуждаю людей, склонных к саморазрушению. Это личный выбор. Вот я, например, выкуриваю по сорок сигарет в день. Только я приношу вред одной себе. А Пол, разрушая себя, губит всех на своем пути. Вчера вечером, выставляя его за дверь, я сказала ему, что он окажет всем огромную услугу, если покончит с собой.
Пауза.
– Ваша ненависть не знает границ, – наконец промолвила я.
– А ты, можно подумать, мать Тереза.
– Да, я, скорей всего, разведусь с Полом, когда мы вернемся в Штаты. Но прежде я должна увезти его домой. Подальше от Бен Хассана.
– Этот жирный боров… он может стать для тебя и лучшим другом, и самым страшным кошмаром.
– Вы по-прежнему поддерживаете с ним связь?
– Учитывая, что он, возможно, убил моего отца и двух моих братьев? Что ж, я его не осуждаю.
– Так их больше нет?
– Да, они все теперь в земле. Надеюсь, ответ ты получила. Стоял ли за этим Бен Хассан? Большой вопрос. – Фанза плеснула еще вина в наши бокалы и продолжила: – Если их убил Бен Хассан, я не стала бы его осуждать. После того как он помог Полу избежать вынужденного брака – кажется, так у вас говорят? – они искалечили ему руки, поставили крест на его карьере художника. В наказание полиция и суд взяли с них только небольшой денежный штраф. А Бен Хассан с тех пор не мог держать в руке кисть. Отец поступил как самый настоящий головорез, и я до того была возмущена его поведением, что сразу же порвала всякие отношения и с ним, и с братьями. Эти вообще были тупыми марионетками, делали все, что говорил отец. Например, переломали пальцы человеку, который провинился лишь в том, что оказал помощь своему другу.
– А вас саму чувство вины не мучило? Если верить рассказу Бен Хассана, который он поведал мне вчера вечером, вы, явившись к Полу, пригрозили, что вас убьют, если он на вас не женится…
Фаиза затушила окурок в пепельнице: