- Под кроватью нашли. В ящике. Наверное, кто-то комнаты перепутал, - озвучил версию Мучкина Пунтус.
- Под какой кроватью?
- Под этой, - указал Мучкин на кровать Фельдмана, - рядом с чемоданом.
- Вот именно! - взвинтился Фельдман. - Под этой, а не под той! - пнул он ногой удлиненную с помощью чертежной доски лежанку Бориса.
- Да вы присаживайтесь, попейте чаю, - предложил Нынкин. - Этого добра еще пол-ящика!
- Запакуйте все назад! - потребовал Фельдман. - Это мне прислали, чтобы я передал знакомым.
- Предупреждать надо, - сказал Мучкин. - Откуда мы знали! Целый месяц под кроватью стоит. Весь в пыли.
- Я же говорю: попросили передать.
- Так и надо было передать! - произнес Мучкин.
- А ты вообще молчи! Все! Комнате ставится двойка за полный беспорядок! Завтра поголовно на студсовет! Будем разбираться. - Комиссия проследовала в 535-ю, которая располагалась через коридор.
- Весь этот коллаж надо убрать! - сказал Фельдман, обозревая аппликации. - Обклеивать стены запрещено!
- И жить, как в тюрьме?! - возник Решетнев, надеясь на поддержку одногруппника, но тот сделал вид, что впервые видит всю эту голытьбу и сейчас исключительно по долгу службы неотрывно рассматривает ее без всякого интереса.
- В оформлении интерьера нужно брать пример с 540-й, - сквозь зубы и как бы между прочим сказал Фельдман. - Комната тематическая, вся выдержана в стиле конюшни, то есть имеется какая-то идея.
Выпал долгожданный снег. Первокурсники оказались перед ним сущими детьми. Под окнами общаги кто-то вылепил похожего на Пунтуса снеговика: в руках тубус, вместо глаз очки, на шее, наудавку, красный шарф из несписанной шторы.
К обеду снега набралось по колено. Один немолодой и нетрезвый человек впал в незадачу. Без пальто, в светлом, почти маскировочном костюме он барахтался в свежем снегу неподалеку от снежной бабы и, тщетно пытаясь встать, кричал, словно кого-то передразнивая:
- Парниковый эффект! Парниковый эффект! Окись углерода! Экран! Всемирное потепление! Нобелевские премии пополучали, а тут леднику впору! Они теории толкают, а ты мерзни тут! - Товарищ, явно не угадав погоды, ушел с утра в гости и, возвращаясь, попал в полное распоряжение стихии.
Эскортируя девушек, Решетнев, Фельдман и Матвеенков залюбовались снеговиком. Мысль Решетнева, оттолкнувшись от скульптуры, устремилась… Но тут все заметили плавающего в снегу бедолагу. Помогли встать. Тот в знак благодарности начал выдавать соображения насчет состояния атмосферы за последние сто веков.
- Кандидат какой-нибудь, - небрежно бросила проходящая мимо старуха.
Укрепив товарища в вертикальном положении, компания нацелила его на первый подъезд "китайской стены", куда тот время от времени и порывался. Поборник честной погоды побрел домой синусоидальной походкой.
Мысль Решетнева, повторно оттолкнувшись от снеговика, устремилась по особым ассоциативным каналам и взошла к тому, что провожатым во что бы то ни стало, несмотря на поздний час и лютую вахтершу, необходимо проникнуть на ночь в женский корпус вслед за девушками.
- Иначе весь вечер пойдет насмарку, - дооформил мысль Решетнев.
- Может, попытаться уговорить дежурную? - замялся Фельдман, осматривая недоступный пожарный выход на втором этаже. - Вдруг пропустит?
- Бабка, мг-м, того… не молодая - не уговоришь, так сказать, - Матвеенков словно зачерпнул пригоршню из личного опыта. - Будем, ну, это… пробиваться здесь. - На удивление легко воспрянув телом, откормленным по беконному методу, с прослоечкой, Леша вмиг оказался на козырьке балкона.
Решетнев безошибочно повторил трюк. У Фельдмана сноровки не хватило. Он метался под балконом, как лиса под виноградом, и шепотом умолял друзей придумать что-либо. Ему подсказали найти какой-нибудь ящик. Фельдман не поспешил бы на поиски с такой прытью, поучаствуй он в последнем субботнике, во время которого все нужные и ненужные предметы были собраны в кучу и сожжены. Прочувствовав невыполнимость затеи, Фельдман вспомнил, что он член профкома, и отправился восвояси. "А ну их, этих девочек!" - решил он уже в постели.
Выходя утром из женского общежития, друзья напоролись на вахтершу.
- Стойте! Как вы здесь оказались? - запричитала она, схватив Матвеенкова за рукав.
- Да я… в смысле… безо всякого, так сказать, - побрел Леша в свои обычные в подобных случаях речевые дебри.
- Ты мне не умничай! Корчишь из себя ненормального! Я двадцать лет тут сижу и все ваши иностранные языки выучила! Разбираюсь, когда "ноль один" звонить, когда "ноль два"!
Решетнев под шумок развернулся к балкону. Вчерашний пожарный маршрут показался ему безопасней.
Спустя полчаса Решетнев возлежал в травмпункте.
- Где это вы так? - отвлекал его разговорами хирург, ощупывая больную ногу.
- Антенну с друзьями устанавливали.
- Лучше бы к девушкам сходили, чем по крышам в такую погоду лазать, - поглумился врач и что есть мочи дернул за пятку.
- А-а! - заорал Решетнев.
- Ну вот, кажется, все. У вас трещина плюсны.
- Серьезно?!
- Шучу, у вас перелом, - улыбнулся хирург.
535-я комната превратилась в палату. Посетители шли и шли. Даже в понедельник, когда никто никуда не ходит.
- Эк тебя угораздило, - соболезновали они Решетневу. - Жил же, как человек, и на тебе - по женским покоям понесло.
- В жизни надо срываться, - оправдывался Решетнев, используя любимое выражение Бирюка.
Прихожане выражали потерпевшему соболезнование и попутно выметали из тумбочек все продукты. Вместо того, чтобы, как подобает, приносить их больному. Запасы 535-й таяли на глазах.
- Как долго у тебя срастается кость, Решетнев! - говорили сожители. - Похоже, она у тебя без всякого костного мозга! Ты нас по миру пустишь!
Самым методичным гостем был Матвеенков. Он являлся, сидел для приличия минуты две-три у изголовья больного, а потом, жестикулируя сосисочками пальцев, начинал элегию:
- Я, так сказать, в смысле, одним словом, в крайнем случае, - произносил он, словно пораженный моторной афазией.
- В шкафу! - обрывал его Гриншпон. - От тебя ничего не скроешь!
Леша брал пять своих почти законных клубней и, заведя сложный благодарственный монолог, исчезал за дверью.
- Ты допускаешь потраву угодьев, Решетнев! - негодовал Артамонов. - За это раньше сажали!
- Зачэм обижат чэловэк? - защищал Решетнева Мурат. - Тыбылыс лубой гост надо отдать всо! Панравилса кинжял - отдай кинжял, спросыли время - отдай часы!
- Понимаешь, брат, - оттеснял Мурата Гриншпон, - наш равнинный лабаз не вынесет твоих высокогорных обычаев! И когда, наконец, тебе придет денежный перевод от родителей на очередную помолвку?
Оставалось одно - погрузочно-разгрузочные работы без использования подъемно-транспортных средств.
Дабы не вымереть, 535-я комната была вынуждена устремиться на заработки и, чтобы не попрошайничали, прихватила за компанию 540-ю, хотя Фельдман обещал всем своим одногруппникам материальную помощь. Да еще почти силком заставили отправиться с собой Пунтуса с Нынкиным, которые уже неделю пытались впасть в спячку.
Город засыпал. Он долго ворочался - искал удобную позу. То здесь гасло и вновь вспыхивало окно, то там. Потом город долго вздрагивал во сне то сиреной "скорой помощи", то запоздалым скрипом тормозов на перекрестке.
- Хорошо зверям, - говорил по дороге Нынкин, - чуть голод - сразу в спячку.
- У них хоть совесть есть, - поддерживал вялый разговор Пунтус. - Они нет-нет, да и просыпаются, а ты, если заснешь, то лет до сорока.
По ночам на холодильной базе платили вдвойне.
В этот раз рефрижераторы были с мойвой. Договорившись насчет оплаты, студенты приступили к разгрузке.
Фельдман в основном перекуривал и болтался по складу. Совершенно случайно он напоролся на чей-то тайничок с красной рыбой. Наверное, кто-то из служащих припрятал, чтобы в удобный момент утащить, допустил он и аккуратно переложил живность к себе в портфель. В конце разгрузки Фельдман расколол о колено плитку свежемороженой мойвы и большую часть сунул за пазуху.
- Будет неплохим подспорьем, - сказал он, застегивая куртку на все пуговицы.
- Да кто ее станет есть? - попытались отговорить его друзья.
- Ее надо уметь приготовить, только и всего, - оправдал рыбу Фельдман. - У нас в стране - дефицит поваренных книг, поэтому многое залеживается. Никакой кулинарной культуры в быту!
На проходной студентам в рамках ежемесячника по борьбе с базовыми несунами устроили проверку. Фельдман встал в очередь на досмотр последним - боязно все-таки, хоть и рядовое, не для себя, но все же расхищение социалистической собственности.
Пока ощупывали передних, мойва за пазухой Фельдмана быстро таяла. Непоправимо быстро. Охранник, проверяя портфель, с ужасом наблюдал за глазами Фельдмана, бегающими туда-сюда, как в нистагме. Глаза норовили и спрятаться от непонятно откуда взявшегося стыда, и в то же время хотели все вокруг видеть.
- Кажется, переработал хлопец, - пожалел Фельдмана проверяющий из вневедомственной охраны.
- Быстрее, дедуля, быстрее, - крутился, как на огне, незадачливый расхититель.
- О! - воскликнул дед, нисколько и никуда не торопясь. - Красной рыбы у нас на базе вроде бы не было! Где такую красавицу раздобыл?
Фельдман сообразил, что вагон красной рыбы разошелся по начальству настолько тихо, что даже охрана не в курсе.
- Рыбки мороженой почему не взяли? Питаетесь, небось, не шибко? - спросил вохровец, не найдя мойвы, которая, как он считал, была единственным товаром на базе.