Нас сразу пропустили в кабинет. Там сидело двое посетителей, и мы, смутившись, попятились было назад, но Виринея Егоровна приветливо пригласила нас, показав на стулья. Мы чинно уселись рядом у стены.
Перед письменным столом сидел атлетического вида загорелый, обветренный парень, одетый щегольски. (Впрочем, присмотревшись, я увидел, что ему уже за тридцать.) И пожилая женщина лет пятидесяти в коричневом костюме. Бледно-серые глаза ее смотрели колюче и настороженно, волосы она подстригала совсем коротко, как носили в тридцатых годах.
Как я после понял, это были заведующая организационным отделом райкома Полина Осиповна Корякина и заведующий автобазой Кузькин.
- Вопрос о Кузькине надо поставить на бюро и исключить его из партии, - безапелляционно заявила Корякина, - пусть тогда едет на все четыре стороны.
Кузькин от возмущения даже подскочил.
- Меня? Из партии? Руки коротки.
- За что исключить? - спокойно спросила Виринея Егоровна.
- Как это "за что"? Вы разве не понимаете, товарищ Бесфамильная?
Та покачала головой: "Нет, не понимаю".
- Он же дезертировать хочет. Спрашивается, чего ему не хватает. Где он еще заработает столько? Это жена его мутит. Мещанка чистой воды: в очереди на ковер, цветной телевизор, холодильник, мебель. Только о вещах и думает. Демагог! Почему мебели нет современной? Почему трикотин ей на платье не привезли? Почему ателье еще нет? И Кузькин с ней обмещанился. Иждивенческие настроения. В прошлом году сделали ребятам каток, так требует, чтоб их дочку, которой десять лет всего, фигурному катанию учили. И другие мамаши за ней. Она же директор школы, вот и мутит всех. Квартиру им дали, машину себе купили. Какого черта на самом-то деле? Летун!..
Кузькин буквально задохнулся от негодования. Кровь так бросилась ему в голову, что даже толстая шея побагровела.
- Нашли летуна! - фальцетом (горло перехватило) произнес он. - Всю сознательную жизнь по Забайкалью мыкаюсь. Два раза тонул, когда шоферил, чудом спасся. Машиной попрекнула!.. Хороша машина, слов нет, так куда поедешь на этой машине? Дорог-то нет - ну, одна-единственная пока есть на стройку моста. К вертолету, что ли, ее подвесить, машину-то? Ждать, когда Байкал в январе замерзнет? На легковушке не очень-то по нему покатаешься.
Решили мы с женой в Иркутск переехать, что тут плохого? И в Иркутске люди нужны, не за границу же едем. Там теща живет одна в трехкомнатной квартире. Муж у нее умер, дети выросли и разъехались кто куда. Нас зовет. А насчет дочки… Уж очень Оленьке хочется учиться фигурному катанию. Способности у нее к этому имеются, опять - что тут плохого?
И разве детей учить фигурному катанию мы одни хотим? И никакая моя жена не мещанка - член партии. Хочется ей деньги потратить на мебель, на платье, не копить же нам деньги? Хотим тратить деньги там, где живем, и на то, что хотим. И не хочу, чтоб меня оскорбляли ни в райкоме, ни где - не позволю.
- Подумаешь, разошелся! - пробурчала Корякина.
Бесфамильная со вниманием выслушала Кузькина.
- Если получите цветной телевизор, современную мебель и тренера по фигурному катанию, то останетесь?
- Не так в лоб, Виринея Егоровна, - поморщился Кузькин. - Интересно, где вы тренера возьмете?
- Есть у меня один на примете. Надо его еще уговорить. Кстати, забыла представить этих ребят из Москвы: Евгений Скоморохов - механик, слесарь, шофер-гонщик. Автогонщик, понял?
Кузькин понял. Он аж присвистнул от удовольствия.
- Где работал? - спросил он, пожимая Жене руку.
- На автозаводе имени Лихачева.
- Виринея Егоровна, я его себе беру?
- Ну конечно.
- Как вот только с квартирой…
- Будет в свое время. Пока мы его устроим, не беспокойтесь. Но я представила еще не всех: Алеша Косолапое. Пекарь. Хлебом вкусным будет нас кормить. Учтите. А это Андрей Болдырев. Чемпион по фигурному катанию. Усекаешь?
Кузькин усек. Теперь он и на меня глядел с той же жадностью, что и на Женю. Алеше он просто пожал руку. Время Алеши еще не пришло! (Кажется, Кузькину уже не так хотелось сейчас ехать к теще.)
- Сын Болдырева? - спросил он насчет меня. Виринея Егоровна кивнула головой и обратилась к Алеше:
- Значит, так, Алеша, насчет тебя я договорилась. Будешь работать на хлебозаводе, когда его, - она смущенно кашлянула, - построят. А пока примешь заведование пекарней. Не очень механизированная, правда, но есть там тестомешалка и еще что-то. Полагается тебе помощник-подручный. Это на твое усмотрение. Возьмешь, кого хочешь. К работе приступишь с завтрашнего дня. Теперь насчет жилья… При пекарне есть квартира - две комнаты. Надеюсь, ты не будешь возражать, если с тобой поселится пока и Женя?
Оба приятеля просияли. Кузькин тоже.
- Вот что, Женя, - сказал заведующий автобазой, весьма довольный оборотом с квартирой. - Выделяю тебе машину "Ураган". Она дожидается тебя на станции. Завтра тебе день на всякие устройства, а послезавтра выедешь за ней с нашим водителем. Оформишь машину и пригонишь ее, а кстати прихватишь муку для своего друга. Лады? Жду тебя на базе.
На этом Кузькин попрощался и поспешил на свою автобазу.
Едва он вышел, Полина Осиповна, сидевшая с поджатыми губами, - раздражение ее еще не утихло, - стала жаловаться на молодежь. И такие-то они, и сякие, и что им еще надо? Общежитие строим, батареи горячие, души. "Мы не такие трудности переносили и не требовали себе всяческих удобств".
- Напрасно! - не выдержала Виринея Егоровна. - Нерадивые, бесхозяйственные люди играли на вашем патриотизме, а вы вместо того, чтобы у них потребовать, обходились. Да еще гордитесь этим. Зачем привычку к труду заменять привычкой к искусственно создаваемым трудностям? Хватит трудностей стихийных: необжитый, суровый край, вечная мерзлота, бездорожья, метели и морозы, высокая сейсмичность. Да что говорить!.. - Ока пренебрежительно махнула головой.
Полина Осиповна покраснела, вернее, покрылась багровыми пятнами.
- Как хотите, Виринея Егоровна, но строить театр раньше, чем построена дорога, а ретрансляционную телевизионную станцию прежде моста… Мы все здесь живем и работаем лишь для БАМа…
- Ошибаетесь, прежде всего мы осваиваем край, обживаем его и должны добиться, чтоб люди не разъехались кто куда - все построено, после нас хоть потоп. Мы отвечаем за воспитание этих людей, их духовное, моральное и физическое состояние. Не одним хлебом жив человек, нужна ему и духовная пища - вот для чего театр.
Поджав губы, Полина Осиповна поднялась.
- Пойду, товарищ Бесфамильная. Вы не правы, и я верю, что вам это еще укажут свыше.
- Перечитайте то место у Чернышевского, о котором я вам не раз напоминала, - невозмутимо ответила секретарь райкома. - Хорошо сказано: - "Важнейшим препятствием к развитию производства надобно считать те формы, которые неблагоприятны умственному развитию работника".
Полина Осиповна вышла, еле удержавшись, чтоб не хлопнуть дверью.
Виринея Егоровна, нахмурившись, посмотрела ей вслед:
- Бывшая бетонщица, электросварщица. До сих пор убеждена, что лишения, которые она переносила на стройках, ускорили строительство. Думать, что за большинство ее лишений кое-кого следовало бы судить, для нее непереносимо. Театр ее доконал. Отныне все жалобы на меня строчит в обком, в ЦК. Жаль ее. Ну, а теперь ты, Алеша, иди оформляйся. - Она растолковала, куда и к кому идти. - А затем перебирайтесь с Женей в пекарню. Ты, Андрей, наверно, пойдешь им помочь? Но сначала пообедайте, у нас неплохая столовая.
Мы, все трое, стали ее благодарить. Она улыбалась с довольным видом, скуластенькая, черноглазая, черноволосая, загорелая, явная примесь якутской крови, а прапрадед был наверняка бродяга без фамилии. Одета она была модно, со вкусом, но не молодилась, пятьдесят лет выдавались честно "на-гора".
Мне она понравилась.
Когда мы уходили, она как бы стала оправдываться перед Алешей за устаревшую пекарню. Просила потерпеть около года, пока отстроят и пустят в эксплуатацию хлебозавод.
- Да я, наоборот, рад, - сказал Алеша, лукаво улыбнувшись.
- Рад? Но почему, ведь тяжелее…
- Рецепт у меня есть один. Бывшего флотского хлеба. Давно мечтал такой хлеб людям испечь. Уговаривал мастера, главного инженера, директора, в партком ходил - куда там. Не стандартный. Знал рецепт от одного старого пенсионера-севастопольца. Все жалел он, что теперь такого вкусного ржаного хлеба не выпекают. Боялся, умрет, так и не передав никому способ приготовления. Приходил к нам в ГПТУ, но никто, кроме меня, не заинтересовался. Меня на дачу к себе приглашал - он там круглый год живет один: все родные у него умерли. Вот мы с ним несколько раз выпекали тот хлеб в русской печи… Он даже на другой день такой свежий, будто после выпечки, и так пахнет, и до чего вкусный! Вот увидите. Так вот, я этот флотский хлеб буду выпекать - пусть люди поедят пока… Может, и когда хлебозавод построят, потребуют…
- Спасибо, Алеша! - от всей души сказала Виринея Егоровна. Она была тронута.