Дрожки остановились. Тирца-Перл узнала дом сына. Так быстро? Колдовство, не иначе. Она с опаской открыла кошелек. В нем деньги. Тирца-Перл достала серебряную монету, но в темноте не рассмотреть, что это, двадцать грошей или злотый. Она хотела дать монету извозчику, но до него оказалось слишком далеко, она не смогла дотянуться. Извозчик спрыгнул с козел и взял у нее плату, помог Тирце-Перл выйти.
- Из провинции?
- Да.
- Вот ворота, бабушка. Уже заперты, звоните.
- Хорошо.
Тирце-Перл было неприятно, что ее назвали бабушкой, в ней пробудилась женская гордость. Давно ли все считали ее красавицей? Она славилась красотой на всю Люблинскую губернию. Конечно же она дала ему злотый, а этот грубиян и не подумал вернуть сдачу. Но не требовать же теперь с него, а то еще и выбранит вдобавок. Дрожки укатили. "Счастье, что я кошелек нашла, - подумала Тирца-Перл. - Такой ведь и побить может". Она щупала ладонью стену, пытаясь найти шнурок звонка, и вдруг почувствовала непереносимую усталость. "Сейчас так и помру здесь. Не судьба мне лежать в Святой земле…"
4
Наконец Тирца-Перл нашла шнурок. Она позвонила, но никто не спешил отпирать. Через минуту раздались шаги. Дворник открыл дверцу в воротах.
- К кому?
- К сыну.
- Как его звать?
- Азриэл. Бабад.
- Бабад? Они, наверно, спят давно.
- Я к сыну, - повторила Тирца-Перл.
Она немного знала польский, но от растерянности не совсем поняла, что сказал дворник. Он задумался. Уж больно старуха походила на нищенку. Залаяла собака. Тирца-Перл отступила назад.
- К сыну… - повторила она в третий раз.
- Ладно.
Тирца-Перл вошла в ворота и стала подниматься по неосвещенной лестнице. "Господи, тьма египетская!" - бормотала она, держась за перила. Тирца-Перл останавливалась на каждой ступени. Почему она не захватила с собой спички? Ведь она не найдет нужную дверь. Она медленно карабкалась вверх. Наверно, уже второй этаж? Или выше? Она сбилась со счета. Кто-то стоит в темноте. "Простите, - начала Тирца-Перл, - вы не знаете, где живет Азриэл? Это мой сын. Невестку Шайндл зовут…" Она немного подождала, но никто не ответил. Глухой, что ли? И вдруг она поняла, что тут никого нет. Ей почудилось. Или это бес? Тирца-Перл вытянула руку вперед, пальцы схватили пустоту. Перила кончились. "Где я?" - прошептала она и тут же наткнулась на веревку. Господи, это чердак! Как теперь спуститься? Кажется, белье висит. Тирца-Перл запуталась в рубахах, простынях и юбках. Хоть бы за воровку не приняли. Веревки опутали ее, словно паутина. "Боже, помоги, спаси меня!" Тирца-Перл хотела прочитать молитву, но всё забыла. Пол здесь был неровный, она за что-то зацепилась и потеряла башмак. Вслепую нащупала его ногой, надела. "Может, пересидеть тут до утра? - пришла в голову мысль. - Нет, нельзя. Менахем-Мендл дома с ума сойдет". Тирца-Перл немного постояла, вдыхая пыльный воздух. Что-то зашуршало. Мыши? Или бесы? Неспроста эта крещеная сегодня пришла, тут дело нечисто. Не иначе как Тирцу-Перл хотят заманить в сеть… В "Кав гайошер" есть такая история… Тирца-Перл собралась с силами. В ней проснулись упрямство и злость на нечистую силу, которая обложила ее со всех сторон. Но Тирца-Перл будет бороться, как праотец Иаков с ангелом. Несколько шагов вперед. Вот и ступени. Только сейчас она почувствовала, что взмокла от пота.
- Азриэл! - крикнула она, спускаясь по лестнице. - Азриэл! Это я, мама!..
Открылась дверь.
- Кто там?
- Где тут Шайндл живет? - обратилась Тирца-Перл к ярко освещенному дверному проему. Она будто ослепла.
- Свекровь?..
У Тирцы-Перл комок застрял в горле, слезы побежали из глаз.
- Доченька!
Шайндл взяла ее за руку и ввела на кухню.
- Свекровь, что случилось? Вы бледная, как смерть. Марыля! Стул, быстро!
Прибежал Азриэл, Тирцу-Перл усадили, вся семья захлопотала вокруг нее. Здесь был даже внук Йоселе, он еще не спал. Тирца-Перл всхлипывала и дрожала всем телом.
- Отец?! - выкрикнул Азриэл.
- Свекровь, милая, что стряслось? - спросила Шайндл и обратилась к мужу. - Господи, что там у них?.. Вот платок!..
Понемногу Тирца-Перл пришла в себя. Стены качнулись последний раз и замерли, потолок поднялся на свою высоту, перестали кружиться буфет, стол и бочка с водой. К Тирце-Перл вернулся дар речи.
- Я на чердак поднялась. Думала, пропаду там.
- Мама, что случилось? С отцом что-то?
- Нет, слава Богу. Шайндл, твою сестру… Не могу ее по имени назвать… Из квартиры выселили…
Шайндл повернулась к сыну.
- Юзек, спать! Сию минуту!
- Мама!..
- Спать, я сказала!
- Бабушка, спокойной ночи.
- Спокойной ночи, мой хороший. "Шма" не забудь прочитать. Я бы тебе пряник принесла…
- Бабушка, я уже большой!
Йоселе, или Юзек, ушел в спальню. Тирца-Перл и узнавала его, и не узнавала, он и правда стал совсем большой. И в коротком сюртучке, без ермолки, совсем непохож на еврейского мальчика.
Тирца-Перл начала рассказывать о своих приключениях. Она только сейчас как следует рассмотрела Азриэла и Шайндл. Азриэл был в препоясанной рубахе и домашних туфлях, ради матери он надел шляпу. Шайндл, совсем бледная, слушала и ломала руки. Она наскоро повязала голову платком. Служанка Марыля исчезла из кухни. Видно, ей приказали выйти.
- А который час? Наверно, уже утро скоро? - спросила Тирца-Перл. - Почему вы не спите?
- Еще только полдвенадцатого. И ведь уже каникулы… Азриэл, что делать будем?
- Надо ее сюда привезти. Прямо сейчас. Я дрожки возьму.
- Где я ее положу? Да и вообще не хочу, чтобы она тут ночевала!
- Она твоя сестра.
- Не сестра она мне.
- Шайндл, тебе не стыдно?
- Не пущу ее в дом! Слышишь или нет?
- Слышу, слышу…
- А где мой кошелек? - спросила Тирца-Перл, ни к кому не обращаясь. Похоже, она потеряла его на чердаке.
5
Проснувшись, Мирьям-Либа не сразу поняла, где находится. Она встала с кровати. В соседней комнате горела свеча. Бывший ямпольский раввин с книгой на коленях дремал, сидя на перевернутой скамье. Мирьям-Либа посмотрела на него, на ковчег со свитками Торы, на книжные полки. Жена раввина куда-то исчезла. Мирьям-Либа так и не узнала адреса Шайндл, но у нее возник другой план. Зачем проситься на ночлег к сестре? Лучше найти этого подонка Люциана. После сна Мирьям-Либа почувствовала себя отдохнувшей, она была зла и полна сил. Он там, у Бобровской, на Желязной улице. Это недалеко отсюда. Мирьям-Либа вышла на кухню, зачерпнула ковшиком воды из бочки, попила. Открыла буфет, нашарила в нем давно зачерствевший корж. "Ну вот, еще и воровкой стала. Обокрала родственника…" Жуя, она спустилась по лестнице и дернула шнурок звонка у ворот. Вышел дворник, открыл. Вдаль тянулась темная Крохмальная, тут и там на углах стояли девушки. Мирьям-Либа шла легким, быстрым шагом, недолгий сон освежил ее. Она прошла Цеплую и Валицув и оказалось на Желязной. В доме, где жила Бобровская, не было ворот, его окружал забор с калиткой. Мирьям-Либа вошла в немощеный двор. Когда-то Люциан приводил ее сюда, еще до того как завел с Бобровской роман. Здесь были коровник и сарай, в котором держали бочки с пивом. На крыльце тускло горела лампа. "Надо было нож взять, - подумала Мирьям-Либа, - мне терять нечего". Она подняла камень, но тут же бросила. Поднялась на крыльцо, громко топая каблуками: пусть знают, что она здесь. Мирьям-Либа думала, что придется долго стучаться, но дверь оказалась приоткрыта. Мирьям-Либа вошла и сразу увидела Бобровскую. Та сидела на табурете и грела ноги в тазу. На лицо спадали пепельно-седые локоны. "Постарела, подурнела", - подумала Мирьям-Либа. Бобровская вздрогнула и попыталась встать.
- Вы кто такая?
- Верни мне моего мужа, сука, или мозги вышибу! - Мирьям-Либа сама удивилась своим словам и переполнившей ее силе. Бобровская открыла рот, казалось, она сейчас закричит.
- Кто вы, чего вам надо?
Послышался скрип кровати, и из спальни появился Люциан, в чем мать родила, только цепочка с крестиком на шее.
- Кто там?
- Твоя жена, - ткнула Бобровская пальцем. Ее круглое лицо с зеленоватыми глазами и вздернутым носом показалось Мирьям-Либе очень похожим на свиное рыло.
- Чего приперлась? - спокойно спросил Люциан, будто не произошло ничего необычного. Мирьям-Либа посмотрела на него, такого родного и такого чужого. Он похудел, ребра торчат. На узкой груди - пучки рыжеватых волос. Мирьям-Либа вспомнила полузабытое слово - "шейгец". Люциан был похож на какое-то животное, которое она давно видела в цирке или у уличного дрессировщика.
- Меня из квартиры выселили. Вещи выкинули во двор.
- Выселили? Когда?
- Сегодня утром.
- Пани может остаться здесь, - вдруг отозвалась Бобровская.
- Заткнись, - бросил Люциан.
Он немного подумал.
- Пойду оденусь.
И скрылся в темной спальне.
- Пусть пани присядет, вот стул, - сказала Бобровская.
Мирьям-Либа не ответила. Отошла к двери и прислонилась к косяку. В комнате стояли швейная машина и обшарпанный манекен, на стенах висели платья и деревянные лекала. На столе - ножницы и утюг. На глинобитной печке стоял горшок, из него торчал половник. Пахло дымом и свиными шкварками. В углу - икона с ликом Иисуса, под ней горел красный огонек лампадки. Бобровская вынула ноги из таза.
- Пусть пани меня простит. Здесь такой беспорядок…
- Мне-то что?
- Где пани будет искать ночлег? Я к соседке пойду или еще куда-нибудь…