Он вспомнил, что ему рассказывали хасиды: в России появилось общество, которое хочет свергнуть царя. В кого-то стреляли, в губернатора или другого высокого чиновника. Их схватили, сослали в Сибирь. Они хотят помочь крестьянам, учат их читать газеты. Йойхенен потеребил бородку. Как можно свергнуть царя? А если свергнут, что тогда? На его место придет другой, "и восстал в Египте новый царь". Новый царь и новые законы против евреев. В Сибири ведь очень холодно. А солдат тоже ни в чем не виноват, он только выполняет приказы. У него служба такая. А сам царь? Что он может сделать? Он рожден царем… Один хасид говорил, что среди бунтовщиков есть евреи. Йойхенен вздохнул. А чему удивляться? Тот, кто отворачивается от Торы, заводит дружбу с ними, начинает говорить на их языке, неизбежно попадает в сети, из которых очень непросто выпутаться…
В дверь заглянул шамес Мендл.
- Ребе, какой-то хасид пришел. Не наш. Хочет у вас совета попросить.
Йойхенен опустил глаза. Он молился, чтобы у него было немного сторонников, но их становится все больше. Приезжают новые хасиды. Совет? Какой совет он может ему дать? Йойхенен хотел поразмышлять в одиночестве, подумать о собственной душе. Не пускать? Но разве можно отказать еврею?
- Пусть войдет.
И тут же в дверях появился невысокий человечек с желтыми, как солома, волосами и такой же бородкой. Его веснушчатое лицо пожелтело от загара, шляпа и залатанный кафтан были словно тронуты красновато-желтой ржавчиной. От гостя пахло дегтем и дорожной пылью. Желто-карими глазами он посмотрел на Йойхенена.
- Здравствуйте, ребе.
- Здравствуйте. Заходите, садитесь.
Человечек остался стоять.
- Откуда вы?
- Из Высокого. Скажу вам правду: я туриский хасид, в Туриск езжу. Из наших краев ездят либо в Туриск, либо в Белз. Есть у нас в местечке и другие хасиды, но у них нет своей молельни. Один коцкий есть, старик, на Девятое ава сыром усы натирает, чтобы думали, что он ел. А я, ребе, из-за дочки приехал. У нее боли в животе. Так мучается, аж кричит. В Замостье доктор велел ее прямиком в Люблин везти, на эту, как ее, операцию. Ей немного лучше стало, но он говорит, все равно делать надо. Я-то дочку от доктора домой отвез, а сам к ребе. А он говорит: "Лучше - вот и хорошо. Зачем тогда под нож ложиться?" Возвращаюсь домой, а ей опять худо, прямо на стенки кидается. Мне посоветовали ее в Варшаву везти. Один варшавский профессор сказал, надо срочно ей вырезать этот, внутри… Забыл, как называется. Другой профессор сказал, надо подождать. Вы, ребе, дай вам Бог здоровья, - святой человек. Я, хоть и не маршиновский, решил к вам приехать. Как ребе скажет, так и поступлю. Да, ребе, забыл вам письмо передать…
Еврей вынул из кармана листок бумаги и серебряную монету.
4
- Благодарю, я не беру денег, - ответил Йойхенен, разворачивая записку. - Какой совет я могу вам дать? Всевышний поможет, Он указывает, что делать.
- Ребе не берет платы?
- Нет. Сказано: "Добрую мысль Господь, благословен Он, присоединяет к действию". Если задумано доброе дело, оно уже все равно что свершилось.
- Но говорят, если ребе не берет платы, то, не дай Бог, и его совет не поможет. В Туриске все дают, и немало.
- Конечно, турискому ребе нужны деньги, а у меня богатый тесть. У каждого свой путь. Туриский ребе - праведник.
- Все берут. В Туриске есть серебряный светильник, вот с эту комнату, не меньше.
- Нужно освещать заповеди, украшать их. "Он Бог мой, и я прославлю Его".
- Ребе, так что мне с дочкой делать?
- Откуда же мне знать? Я не врач. Буду молиться за нее, и вы тоже молитесь. Никогда не известно, чья молитва подействует.
- Ребе, вы должны дать мне совет. Я человек простой, если два профессора не знают, я и подавно не знаю. Туриский ребе ножу не доверяет, но бывает, и нож необходим. У самого ребе невестке операцию делали, не здесь, в Вене.
- Что ж, значит, так было надо.
- Ребе запретил, но она не послушалась. Врачи сказали, дело жизни и смерти. Ее отец - тоже ребе, где-то на Волыни, он велел ей поехать…
- Вот оно что? Ну, почитание родителей - это прежде всего.
- Так что же мне делать-то?
- Спросите еще какого-нибудь врача. "Не следуй за большинством" - это о судьях сказано, а не о докторах. И врач может оказаться посланником Небес. Если разные врачи скажут, что нужна операция, значит, нужна.
- Туриский ребе так и сказал: "Ненавижу нож"…
- Не буду с ним спорить. Помолюсь за вашу дочь.
- Ребе, я последних два злотых потратил, чтобы сюда приехать. Мне нужен ясный ответ.
У Йойхенена дернулся кадык.
- Мы все хотим получить ясные ответы на свои вопросы, но что поделаешь? Мы не пророки, будущее скрыто от нас. Наши предки обладали духом святости, мы же - нет. Щупаем в темноте, как слепые…
- Значит, докторов спросить?
- Да.
- А где я на них денег возьму?
Йойхенен опустил глаза. И вдруг вздрогнул, как от ожога: он увидел, что из кармана его атласной жилетки выглядывают золотые часы - свадебный подарок Калмана. Йойхенена охватили и стыд, и страх одновременно. Он поспешил отдать злотый, который завалялся у него в столе, а тут из кармана торчат часы с двумя крышками, кусок металла, из которого когда-то сделали золотого тельца. До чего же дьявол хитер и силен! Йойхенен вытащил часы из кармана, положил на стол и оттолкнул от себя, словно какую-то мерзкую тварь.
- Реб Шлойме! Вас ведь зовут реб Шлойме, да? Возьмите эти часы и продайте. Только никому не рассказывайте. Это чистое золото.
- Взять часы ребе? Нет.
- Реб Шлойме, прошу вас, спасите меня. Мне нельзя оставить их у себя. Когда я держу при себе такие вещи, я за каждую секунду нарушаю несколько запретов. А вы меня спасете. Мне нельзя было владеть ими ни одного дня. С деньгами вы найдете прекрасного врача, что останется, возьмете себе.
- Нет, не могу. Как можно взять что-то у ребе? Ему надо давать, а не брать у него.
- Реб Шлойме, сделайте доброе дело. А Всевышний за это непременно вам поможет. Вы спасете меня от ужасного греха!
- Не возьму.
- Я приказываю вам: берите часы!
Йойхенен знал, что он не должен так говорить. Какое право он имеет приказывать? Но реб Шлойме оказался уж очень упрямым, иначе его не убедишь. Йойхенен мысленно молился, чтобы тот все-таки согласился взять часы. У реб Шлойме тряслись руки.
- Ребе, но это же так… Ребе - настоящий праведник. Великий праведник!
- Пожалуйста, реб Шлойме, не говорите такого. Мне нельзя иметь их по Закону. Наши мудрецы дольше чем на сутки не оставляли у себя ни одной мелкой монетки, а у меня лежат деньги, золото. Эти часы могут спасти человека, а для меня это всего лишь игрушка. Вот часы, на стене, на что мне еще эти? Возьмите, и Всевышний непременно вам поможет. Требую у вас только одного: никому не рассказывать, а то начнутся разговоры.
- А жене можно?
- Лучше не надо.
- Кому-нибудь все-таки придется рассказать.
- Зачем? Ну, тогда найдите того, кто не проболтается. И Господь обязательно вам поможет, если вы сохраните все в тайне.
- Ребе мне обещает?
- Уповайте на Бога.
- Я не уйду, пока ребе не даст мне слова!
Йойхенен почувствовал, что это выше его сил. Чего от него хотят? Как он может что-то пообещать? Он и сам не свободен от греха. Кто знает, сколько раз он согрешил за прошедшие годы, сколько своих грехов он забыл или заставил себя забыть? Вот он стоит, а злое начало изнутри подталкивает его к гордыне. Едва выполнишь заповедь, как оно просыпается и пытается все испортить. Есть только один выход: бежать, бежать отсюда! Среди людей невозможно служить Богу… Йойхенен вспомнил, чего еврей от него требует. Можно ли пообещать? А если он его невольно обманет? С другой стороны, если не пообещать, гость примет это за плохой знак. Ради добра можно и солгать.
- Да, обещаю.
- Она вылечится?
- Вылечится и еще немало радости вам доставит.
- Ребе, у меня с заработком плохо!
- Кто дает жизнь, дает и пропитание.
- Ребе, у моей жены колено болит. Говорят, у нее портрет.
Йойхенен оторопел, но тут же понял и еле удержался от улыбки. Наверно, еврей имеет в виду артрит. Спутал болезнь с картиной. Йойхенену очень хотелось засмеяться, и он прикусил губу, вспомнил о разрушении Храма и бедствиях Израиля. Чуть не высмеял беднягу! Сколько же испытаний подстерегает человека со всех сторон! Верно написано, "у дверей грех лежит", грех всегда поджидает у порога. Йойхенен закрыл лицо руками, покачал головой. Впился зубами в губу так, что почувствовал солоноватый вкус. "Я еще и дурак к тому же!" Он убрал ладони от лица.
- Даст Бог, ваша жена поправится…