Я кормила Дэниэла грудью, чем вывела из себя его отца, убежденного, что детей нужно отлучать от груди в девять месяцев. Эмили в девять месяцев уже забыла о грудном молоке, постоянно твердил мне Стивен. Но Дэниэл не похож на других детей - если можно так сказать, не выставив себя на посмешище, - и вдобавок простудился. Горло покраснело, сопли рекой, и голова наверняка болела: он старался ею не вертеть. Единственное, чем я могла ему помочь, - это дать грудь, что бы там по этому поводу ни думал Стивен. Что же касается его костюмов, то я их не нашла.
- Пока нет, - уточнила я для Стивена.
- Мэл, они мне нужны! Я сотни фунтов за них выложил. И на покупку новых времени нет, командировка на носу.
- А что, в Вене костюмы не продаются?
- Откуда мне знать, черт возьми? Ясное дело, продаются, - вскипел он. - Но мне нужны мои.
Я обещала непременно найти и на следующий день снова отправилась в поход, объезжая по кругу все химчистки и везде умоляя поискать наши вещи. Если верить одной из умных книг о воспитании аутистов, таких детей нужно постоянно отвлекать от их аутизма, к примеру, от одержимости какими-то предметами. А я потерпела в этом полнейший крах. Простуженный, пленник коляски, он был вынужден день напролет кочевать по району в поисках костюмов своего отца.
- Нашла? - Стивен позвонил мне с платформы, пока ждал электричку домой.
- Да.
- И где?
- В кладовке, - сообщила я кисло.
- В стенном шкафу? - Стивен перевел мою американскую "кладовку" в правильный британский "стенной шкаф"; я эту поправку проигнорировала. Секунду спустя в трубке раздался смех. - Ну, Мелани! Ну ты и растяпа!
А мне совсем не смешно, я очень расстроена. Дэниэл опять прижался носом к телевизору, а Эмили полдня скорбела по искалеченному пластилиновому Дамбо. Кроме того, Дэниэл посреди цикла выключил стиральную машину, я не заметила, открыла дверцу и затопила кухню. С тех пор как Дэниэл приболел, мне удавалось спать часа по два в день, не больше. Так что я была не в духе, мягко говоря. И тем не менее заставила себя хохотнуть вместе со Стивеном, потому что так надо, потому что муж не прикасался ко мне вот уже три недели, и меня мучило подозрение, что больше не прикоснется никогда.
Мне было страшно. Хотелось спать. И плакать. Не в состоянии ни на чем сосредоточиться и здраво мыслить, я бестолково металась по дому: то шторы задерну, то игрушки соберу, то возьмусь драить кастрюлю до хирургического блеска. Виина предложила посидеть с детьми, чтобы мы со Стивеном сходили, к примеру, в ресторан перед его командировкой. Я отказалась - не могу. Не в силах так долго сидеть на одном месте.
- Что ты принимаешь? Прекрати гльотать всякую дрянь, - посоветовала Виина.
- Я ничего не принимаю. Держусь исключительно на "Нескафе".
Боюсь, мне все же надо было выйти куда-нибудь со Стивеном. Опять я, идиотка, дала маху. Потому что на следующее утро, после отъезда Стивена в аэропорт, я обнаружила пакет с подарком на день рождения Дэниэла - лохматого Элмо, игрушку-варежку, можно было бы сказать, в натуральную величину, если бы Элмо был реальным существом. (А я уверена, что это не так, хотя выглядел он поразительно живым, чего в последнее время нельзя было сказать о моем муже: вернувшись из офиса, он вел долгие беседы по телефону или стучал по клавишам ноутбука, отвечая на е-мейлы.) В пакете обнаружилась говорящая (Мне уже три года!) открытка с Паровозиком Томасом и трубочка купюр, стянутая резинкой. Тысяча фунтов. Тысяча. Слишком много, если он намерен, как обещал, вернуться через несколько дней. И до слез мало, если он не собирался возвращаться. У меня родился новый, и далеко не беспочвенный, страх.
Глава девятая
Логопед глубоко беременна - месяцев шесть, прикинула я. У нее толковое, живое лицо и по-американски бодрый голос. Подъехав вместе с креслом к столу с раскрытой картой Дэниэла, докторша одернула платье и с ходу, без тени смущения, приступила к самой больной для меня теме - заговорила о Дэниэле, который сидел тут же, в кабинете.
- Тяжесть средняя. Не безнадежен. - Она прищурилась на Дэниэла сквозь стекла очков без оправы. Левое ухо у логопеда утыкано дюжиной стразов, на макушке облачко подобранных заколками черных кудрей, а роскошная улыбка затмевает мелкие прыщики - бич беременных. - Собственно, я не вправе даже называть его аутистом, не моя специальность. Однако на вашем месте я подумала бы о спецшколе и о круглосуточном уходе. Иного выхода у вас просто нет.
В точности слова Стивена: иного выхода у нас просто нет. По мнению мужа, сына требовалось как можно скорее отправить в специализированное заведение для детей с задержкой развития. Стивен на этом настаивал; его упорство - самая тяжкая из проблем, которые он мне создавал, но не единственная.
- Есть другой выход! - возразила я.
Она рассмеялась.
- Вы крепкий орешек, однако аутизм, доложу я вам, - штука сложная. Обычные логопеды, и я в том числе, за таких детей не берутся. Приведите мне ребенка с легкими речевыми отклонениями - и я завалю вас идеями, как с этим справиться. А с вашим мальчиком… - Она покачала головой.
Дэниэл устроился на полу, поджав под себя ножки, и с отрешенным видом раздирал страницы журнала, который я для него купила, с картинками Паровозика Томаса. Он не обращал ни малейшего внимания ни на меня, ни на докторшу, ни на разговор между нами. Его ничто не интересовало, кроме мерного звука раздираемых глянцевых страниц.
- Но почему вы не возьметесь за Дэниэла? - настаивала я. Докторша переводила взгляд с меня на Дэниэла и молчала, покусывая губу. - Почему? Скажите правду. Не бойтесь, хуже не будет. - Конечно, это ложь. Мне уже стало хуже от ее слов. Она ведь мне отказала, и все потому, что сочла Дэниэла безнадежным. Если я правильно ее поняла. - Прошу вас! Я ко всему готова. Будьте со мной откровенны.
Она со вздохом пожала плечами, колыхнув налитой, как у всех беременных, грудью.
- Почему не возьмусь? Потому что он молчит. Если бы хоть несколько слов мог сказать - пожалуй, я попыталась бы. А ваш случай не для меня. Вам нужна помощь квалифицированного специалиста по такого рода заболеваниям. Повторяю, подумайте о школе с…
- Ему только три года!
- Я имею в виду - позже, когда он немножко подрастет.
- Не буду я ждать, пока он подрастет! - вырвалось у меня чуть резче, чем следовало.
Докторша хотела что-то сказать, но тут же передумала и стиснула челюсти. Замкнулась. Я поняла, что битва проиграна.
- Мне очень хотелось бы помочь вам, миссис Марш. Честное слово, очень хотелось бы. Но это не в моих силах.
Я стояла в очереди на прием к ней четыре недели. Я приехала сюда, вместо аэропорта, где, судя по моим часам, как раз приземлялся самолет Стивена из Вены. За три дня, что мужа не было дома, он ни разу не позвонил, а я все ждала звонка с извинениями и обещанием немедленно вернуться. Набирая его номер, я натыкалась на автоответчик - уж не знаю, то ли в Вене нет мобильной связи с Лондоном, то ли Стивен решил не отвечать на звонки.
- Ну хоть помогите мне сдвинуться с мертвой точки, - взмолилась я. - Если бы он начал говорить…
- Каким образом, мэм? Лично я представления не имею.
У меня длиннющий список вопросов, толстая чековая книжка, и во времени я не ограничена. Я готова на все, чтобы мой сын заговорил… а она не имеет представления?
- А как же "прикладной поведенческий анализ"? Слышали о таком?
Я раскопала книгу под названием "Хочу услышать твой голос" Кэтрин Морис, матери двоих детей-аутистов. Автор утверждала, что этот самый "анализ" - ППА - за каких-нибудь два года превратил ее детей в совершенно нормальных. Звучит, конечно, невероятно, зато обнадеживающе.
- ППА - это Ловаас. - Докторша вскинула брови. - Я сама из Лос-Анджелеса, где Айвор Ловаас работал. Видите ли, его подопечные не пользуются языком в контексте, просто как роботы реагируют на определенный стимул. То есть если ребенку задают вопрос: "Как тебя зовут?" - он называет свое имя. Однако языка он не понимает.
- Ясно.
Она отодвинула кресло, но так и не смогла положить ногу на ногу - живот мешал.
- Да, но если бы Дэниэл научился произносить свое имя и еще хотя бы несколько слов, вы бы за него взялись, верно? Ваши слова! - напомнила я.
Она со смехом погрозила пальцем:
- Поймали-таки!
- Ага, поймала, - улыбнулась я в ответ, принимая условия игры. Играть так играть, лишь бы сманить ее на нашу сторону.
- О'кей. Но только если он будет произносить их осознанно. Если же вы их вдолбите в него, по Ловаасу…
- А как вы догадаетесь? Ну можно хотя бы попробовать?
- Уж догадаюсь, будьте уверены, - подмигнула она.
Признаться, ее неизменная жизнерадостность меня покоробила. Веселиться, отказывая мне в помощи, - в этом было что-то порочное.
- И не вздумайте обращаться к Энди О'Коннору. А вы о нем непременно услышите, если уж копнули в Прикладной Поведенческий Анализ. Специального образования у О'Коннора нет, только университетский диплом. Он не учился работать с детьми. Он сам по себе - потому что ни один приличный институт или больница его не возьмут. Цены, кстати, задирает выше крыши. Доморощенный комедиант и первостатейный жулик. Даже не приближайтесь к нему.
- А что он делает, этот Энди О'Коннор?
- О-о! Заявляет, что может все. - Докторша презрительно закатила глаза. - Дети у него и говорят, и играют… Короче, темный тип.
Энди О'Коннор. Я не забуду это имя.