Job
"Набери знаешь как? Приемщица в химчистку" – "Набрала" – "Ну и?.." – "Смотрю… Ага… в европейскую прачечную срочно требуется приемщица" – "В европейскую – хорошо…" – "Не думаю… Посмотрим, чего хотят…" – "И чего хотят?" – "До хера. Программа 1C, "без вредных привычек", прописка московская…" – "У тебя только с пропиской, пожалуй, в порядке…" – "Интересно, зачем им приемщица-москвичка?" – "Без понятия, но ты все равно не подходишь. А зэпэ?" – "Зэпэ…хм… от 450-ти до 570-ти у.е. Маловато…" – "…а в резюме напиши: "Умею склонять числительные"" – "А-а-аабязательно. С девяти до девяти, два через два. До тридцати пяти лет, мне еще год…" – "А в сорок где работать?" – "В сорок, возможно, уже не здесь. Смотри лучше, чего еще…" – "Щ-щас… О, эт по твоей части …" – "По моей части не бывает" – "Тебя в прежние времена давно за тунеядство посадили бы…" – "Добрая…" – "На что ты живешь?" – "На гонорары. Ну, читай…" – "Для работы в новом ток-шоу требуются творческие люди" – "О-о-о… Это сценарии. Потенциальная аудитория – офисный планктон" – "Ты что, не можешь ничего написать для планктона?" – "Для планктона не хочу" – "Ну и дура, за планктон платят, а твои рассказы на хрен никому не нужны" – "Я бы в сторожи пошел… Слушай, а если ночным портье? Ни с кем не разговаривать – ну, почти… Никаких тебе людей… Тихо… Читать можно… Вот это работка!" – "Кино и немцы, а не работка…" – "Лилиана Кавани…" – "Ночной портье по-нашему – это типа администратора в гостинице, так?" – "Мы ж тебе работку ищем, не мне…" – "А ты на что жить будешь?" – "На гонорары. Я же говорю…" – "Погоди, это точно для тебя: "По характеру – вождь, флагман, лидер-аккуратист" – "Что-о-о?…" – "Хороший характер. Внятная речь" – "Это у меня характер хороший?.." – "Забота о людях и текстах. Поддержание творческого воздуха в редакции" – "?…" – "Да не смеюсь, так и написано… Погоди, а вот этим менеджер нужен: "Петр I прорубил окно в Европу. Сможете ли вы проложить себе дорогу в неизвестный мир – мир туризма и экзотики? Попытайтесь! Позвоните по номеру…"…Старуха, пора на панель" – "Дык, в тираж вышли, а за книжный так и не заплатили…" – "Что ты можешь, кроме букв?" – "А ты?" – "Я?… А я вообще… Я, Наталья, не могу больше…"
* * *
Последний звоночек
"Грешна ли?" – "Грешна" – "Гордыня ли велика?" – "Велика" – "Каешься?" – "По-разному" – "Обратно пойдешь!" – "Сжалься…" – "Тогда в ад" – "Лучше в ад, чем обратно…".
И – будильник: черт, господи, раз-два-три, раз-два-три…
[а девочка плыла…]
этюд-вирт
А Девочка плыла, плыла меж домов и деревьев, и Лера, конечно же, видела – да разве могло быть иначе? – ее губы, руки, ее лицо, которое тщетно разыскивала днем с фонарем лет, наверное, тысячу – из жизни в жизнь, из жизни в жизнь: так бывает, увы, днем с фонарем, да, из жизни в жизнь, днем с фонарем: одно и то же, одно и то же, одно и… Но неужели "здесь и сейчас", думает она? В этом теле? Не ущипнуть ли себя за руку? Неужто скоро можно будет обойтись без подсветки?… Вот, вот они, да вот же, совсем близко – глаза колдуши, глаза зеленые, той самой формы – манящей и слегка отпугивающей: а если… если за цветом и формой – не разглядят ее, Лерину, форму и цвет, как быть?..
Лера идет по улице: этот город не спит никогда, этот город – опасная паутинка для раз и навсегда влюбившихся в него, ведь он, город этот, высасывает из раз и навсегда влюбившихся в него все соки, а потом смотрит, что вышло: да, так просто, так примитивно! Однако Лере повезло: в Лере еще осталось. Осталось немного сока. Потому лишь и видит она, одна из немногих, Плывущую Девочку: как хороша, надо же, как воздушна… И снова: как хороша, как… "Странно, Лера, не правда ли? Ты еще способна на глупости! А ну-ка!.. Какие наши годы!" – "Да замолчи, замолчи же немедленно!" – Лера онемечивает Железного Человечка, сидящего у нее в мозгах: сделать это, на самом деле, ох как непросто. Он, этот самый Железный Человечек, как и город этот, не спит никогда – его можно лишь обмануть, обвести вокруг пальца, что Лера и делает: годы тренировки, сеточка морщинок на сердце – вот, собственно, и вся наука… Металлический голосок исчезает и она, наконец, выдыхает – впору хвататься за сердце, впрочем… нет-нет, говорит себе Лера, я ведь даже не знаю ее, не знаю эту проплывающую сквозь стены Девочку (почему, кстати, именно Девочку?), зачем же сразу – за сердце? А оно: тук-тук, тук-тук! – убирайся… – тук-тук, открой… – поздно! – тук-тук! тук-тук! поверь… – я не могу больше! не могу верить!.. все, кого я … – тук-тук, она не "все"! тук-тук! тук-тук-тук! тук-тук-тук-тук-тук!..
Открыть шлюзы – так, вероятно, это называется? Лера хватается за сердце и улыбается: пусть, пусть бьется, к чему условности! Да пусть этот кусок мяса размером с кулак разобьет ее вдребезги, расплющит, размозжит – какая теперь разница? Уже не страшно – Лера больше ничего не боится и ни о чем не жалеет: "тогда было тогда, теперь есть теперь".
Девочка-девочка, откуда такая выучка? Попробуйте-ка с подобной грацией проплыть над Театром Пушкина, не задеть церковь, не зацепиться за Литинститут, не удариться о крышу нотного! Да она, пожалуй, профи! Сколько оболочек сменила душа ее, перед тем как превратилась в небесную танцовшицу? И вот уж – смотрите-ка! – Сад Эрмитаж, Каретный ряд и Большой Каретный, Успенский и Лихов… Может, окликнуть, думает Лера, и не сразу замечает, что прокусила нижнюю губу до крови: привкус йода и морской воды, отзвук неизведанной еще блаженной боли, оцепенение: "Девочка-девочка, кто научил тебя плыть по воздуху? Как попала ты в мое безвоздушье?" Девочка касается – случайно, впрочем – плеча Леры: Леру бьет током – так, в общем-то, и падают замертво… А Девочка уж плывет над ней – рассматривает: ни живую ни мертвую, ни молодую ни старую; так и заплывает глазами своими зелеными – в серые Лерины, так и остается там.
Лера думает: вот если б Девочка сейчас не плыла, они могли бы идти вместе – хотя, нет-нет, постойте: идти… – всё уже было… Вот если б она, Лера, сейчас не шла, а плыла – тогда они могли бы вдвоем плыть! "Не обязательно быть все время рядом, чтобы плыть всегда вместе, правда?" – спрашивает Лера Девочку, но та молчит, молчит, все время молчит… "Почему ты не отвечаешь? – не произносит Лера. – Почему заставляешь теряться в догадках? – не плачет. – Почему боишься? – не кричит".
Девочка легко огибает Почтамт, а потом опускается на землю: это – земля – происходит так неожиданно, что Лера поначалу не совсем понимает, как вести себя – и потому, быть может, чтобы побороть невесть откуда взявшуюся неловкость, пристально вглядывается в ее губы, будто желая снять с них "кальку": чего не договаривают? какие таят наслаждения? чего жаждут? требуют? боятся? Тысячная доля секунды – самая настоящая вечность, если воздух, по которому вы обе только что плыли, превращается в пену морскую.
"Вам лучше? Вам уже лучше?" – Лера не понимает, Лера не хочет понимать, как не хочет и подниматься с асфальта. "Вам действительно лучше? Одна дойдете?" – "Пальто-то как испачкала пылью этой! Дорогое, поди… главное, чтоб в химчистке не испортили…" – "В химчистке могут…" – "Не надо: в евро– все нормально" – "А может, наркоманка? Сейчас же их, как собак" – "Да не похожа, приличная вроде" – "Ага, эти приличные знаешь чё вытворяют? Б…и они все. И Рената Литвинова – б…ь" – "При чем здесь Рената Литвинова? Человеку плохо, а вы нецензурно выражаетесь… При детях и, можно сказать, женщинах!" – "Можно сказать, а можно и не сказать!" – "Эт ты о чем?" – "Да о женщинах… Где тут хоть одна женщина кроме этой припадочной?" – "А ну, гоните его, хамло такое! Я, между прочим, двадцать лет учительствую!" – "Пошла ты…" – "Я те щас как пойду по морде! Я заслуженный учитель, падла такая, понял?!" – "Тихо, народ… очухалась вроде" – "Может, машину ей?" – "Сама дойдет, не сахарная" – "А интересная бабенка, между прочим! Я бы с такой… и не раз!" – "Быстрый какой, а может, у нее муж!" – "Да нет у нее никакого мужа. У нее на лице написано: одна" – "Что значит, на лице написано?" – "А то и значит: одинокая" – "Что такое вообще одиночество?" – "Одиночество, друг мой, это когда кроме родной собаки вам и поговорить-то не с кем" – "А что – собака не человек?" – "Человек, только очень… очень немой" – "А какой породы у вас Молчит?" – "Дворянин!" – "Опять собачники, тьфу…" – "А вы не плюйтесь, дедуль, собачники – оно к лучшему" – "Как так к лучшему! Людям исть нечво, а эти…" – "У этой тоже небось… собачка… или там, кот какой-нибудь…" – "Может, ей неплохо с ними…" – "Дама, да скажите же что-нибудь!" – "Здравствуйте…" – выдавливает не к месту Лера: голова гудит, будто адский котел. Какая-то лысая девица подмигивает ей и помогает подняться: "Проводить? Или, может, ко мне? Дома никого, расслабитесь… У меня и вино есть… Вы какое вино-то пьете?" – Лера качает головой: "Простите…". Это ж надо – средь бела дня грохнуться в обморок, толпу зевак собрать, что еще… что еще… было ведь что-то еще… что-то важное, невероятно важное… Лера хватается за сердце. "Послушайте, вам действительно было плохо, ну то есть реально – как вы доберетесь? У вас есть на такси? Нельзя в метро, душно… а вы, случаем, не беременны?" – Лера хохочет: "Беременна! Беременна! Ну конечно, конечно, беременна! Целую вечность! Вы угадали. Во мне – Девочка" – "Девочка?" – вскидывает брови лысая девица и, понимая, что ей ничего не светит, убирается восвояси. – "Девочка. Она плывет. Плывет меж домов и деревьев".