Сокамерник, один из яицких казаков, взятых за сотрудничество с Пугачевым, признал в бородаче… цесарева посланника, купца Долгополова, который гостил в стане Емельяна, был обласкан и даже пожалован деньгами. Началось следствие. А тут как раз объявился один из Преображенских солдат, сопровождавших Секретную комиссию. И в бородаче он признал сбежавшего казацкого ходока, казака Трифонова, которого теперь разыскивают по высочайшему императорскому повелению.
Вот уж Бог шельму метит! Очутился наш купец-шельмец в Москве. Проходил по делу, связанному с бунтовщиками. Конечно, пытался разжалобить членов следственной комиссии. Рассказал о том, что случайно попал в лапы лиходея Емельки, а чтобы не лишиться головы, выдал себя за посланника из Петербурга. С казенными же деньгами он сбежал от Секретной комиссии, потому что подумал о том, что после поимки Пугачева он, Трифонов, становится никому не нужным и его могут убить как нежелательного свидетеля. Клялся в верноподданнических чувствах, вспоминал про овес, жаловался на горькую судьбину. И ведь разжалобил! В протоколе допроса особо выделили: "Долгополов, по его признанию, злого умысла перед государством и Ея Величеством не имел". Словом, не казнили хитроумного Остафия, как других, связанных с мятежом. Конечно, высекли и сослали на каторгу. Видно, пришло время и самому Долгополову-Трифонову ответить за собственные долги перед судьбой?..
Дурацкие рецепты
Рецепт 86. Не верьте литературе: у писателей все события происходят трижды. Но в жизни тройственный союз не работает. Два события благополучно происходят, но третье – срывается. Почему? Да потому, что читайте "Пиковую даму" Пушкина: там самым детальным образом описано, что в первый раз выпала Герману карта тройка и принесла выигрыш. За ней – семерка. И опять – выигрыш. Но в третий раз должен был выпасть туз, но выпала Дама пик, и, конечно, все пошло прахом. Словом, вспоминайте нашего героя Остафия Трифонова-Долгополова. В первый раз за его "овес" заплатил Пугачев, второй – императрица Екатерина. Ну а в третий раз Трифонов решил слупить денежки с казны. Да вот с третьего раза облом-то и случился – начали его разыскивать за мошенничество.
Словом, получил раз, другой, не зарься на третий. В нем всегда зреют зерна неожиданности.
Рецепт 87. Не стремись получить за что-то одно со всех. Не продавай один и тот же "овес" всем и сразу. Придумай что-нибудь другое.
12.2
Ошибка вторая: на бога надейся, да сам не плошай
Волшебная монета
На Рождество 1518 года в Париж залетела метель. Наутро снег стаял, оставив холод и грязь. Королевский двор впал в уныние. Придворные жались по углам – поближе к жаровням. И только жизнерадостный, шумный Франциск I искрился весельем. Король обожал разные удовольствия – вино, женщин, диковинных зверей. Еще Франциск обожал живопись. Вот и сегодня он увидит новую картину итальянского художника… как бишь его… – Андреа дель Сарто. По-итальянски это смешно: Андреа Портняжка. Говорят, отец у него был простым портным. Вот с кем общаться приходится!
Что поделаешь, настоящие картины создают пока только итальянцы. Приходится выписывать их ко двору. В замке Клу уже три года живет сам Леонардо да Винчи. Он, конечно, гений, но он уже стар и потому работает медленно. Этот же
Андрея – быстро. За полтора года написал уже с десяток картин. Среди них – изображение юного Иоанна Крестителя – святого, которого особо почитают при королевском дворе. Словом, оправдал надежды: хоть и молод, но весьма талантлив.
…Картина стояла в центре зала. Придворные – на почтительном расстоянии. Смотреть картины первому – привилегия короля. Франциск подскочил к холсту почти вплотную, словно хотел то ли понюхать, то ли попробовать на ощупь. Придворные затихли. Франциск резко выдохнул:
– Кто это?
Художник замялся. Он никак не мог привыкнуть к бурным перепадам королевского настроения.
– Это "Аллегория Любви", ваше величество! – промямлил он.
Король снова обернулся к картине. С холста смотрела женщина, прекраснее которой не было на свете. Искрящиеся светом волосы, темные глаза с поволокой, загадочная улыбка.
– Но это не моя прелестница Лизон! – взревел король. – Разве я не просил тебя изобразить мою Лизон из "Эскадрона небесной радости"?
Художник в ужасе потупился. Действительно, монарх повелел как-то написать обнаженной его любовницу. Но ведь прелюбодеяние – грех. Однако при дворе, видимо, думают по-другому. Иначе как вообще мог бы возникнуть этот самый "Эскадрон небесной радости", а в просторечии – целая стая королевских любовниц.
– Ваше величество… – снова промямлил Андреа на своем плохом французском языке и судорожно сжал кисть. Раздался сухой треск.
Франциск подскочил и рявкнул:
– Огня!
Казначей, стоявший ближе всех к монарху, тут же выхватил у стражника факел и протянул королю. Тот поднес его почти вплотную к холсту. С холста взглянула женщина, прекрасней которой, казалось, не было на свете. Загадочная улыбка, темные глаза с поволокой, искрящиеся светом волосы. А уж об обнаженной фигуре и говорить нечего – богиня, Венера, истинная Любовь!
– Эта дама не из моего цветника! – взревел король. – Кто здесь изображен?
Андреа потупил глаза:
– Моя жена, ваше величество!
Франциск отскочил от полотна и скомандовал:
– Аллегорию – в мою спальню! Жену – ко двору! Созерцать красоту – привилегия короля.
Художник завздыхал, подбирая слова:
– Но, месье, боюсь, жена не поедет… Она и мне приказала поскорее вернуться домой…
– Так ты – подкаблучник? – развеселился Франциск. – Скажи честно, кого больше боишься: меня или жену?
Андреа судорожно захлопал своими подслеповатыми глазами:
– Жену, месье… Она такая властная женщина…
Придворные загоготали. А король громче всех.
Воспоминания любви
Возвращаясь в отведенную для него комнату, Андреа едва не заблудился в веренице коридоров дворца Фонтенбло. Все так запуталось. Конечно, при дворе Франциска – роскошь и богатство, даже его, бедного художника, устроили как короля. Стены его комнаты обиты дорогой материей, над кроватью гобелен со сценой псовой охоты, балдахин из бархата, прошитого золотыми нитями. Никогда он не жил в такой роскоши. Но нравы?! Разве можно вести жену в этот вертеп?! Да Лукреция придет в ужас!
К тому же здесь всегда холодно, от вечных сквозняков не помогают даже ковры и меха, которыми застлан и завешан весь дворец. Франциск распорядился и окна завесить толстой материей, даже слово придумал для этих занавесей – "штора". Но никакая "штора" не спасет при промозглом холоде. А вот в благословенной родной Италии – круглый год солнце…
В тот первый день весны 1517 года во Флоренции тоже светило солнце. Андреа весело шагал по кривой улочке родного города. Ему неожиданно повезло: удалось купить целый рулон наилучшего холста для картин. Правда, такой качественный холст и стоит дороговато, зато попадается редко. Настоящее сокровище! Андреа шагнул и застыл на ходу. Прямо перед ним ретивая хозяйка выплеснула ведро помоев с верхнего этажа. Проклятые улочки с их теснотой – развернуться негде!
Вдруг совсем рядом отворилась дверь. Высокая стройная женщина подняла глаза на Андреа и улыбнулась. Господь свидетель, все солнце отразилось в этой улыбке! Но еще миг – и незнакомка окажется прямо в зловонной луже. Художник вздохнул и бросил свой лучший холст под ноги красавицы.
Уже на следующий день он узнал, что зовут ее Лукреция дель Феде. Она молодая вдова. Старик муж наградил ее дочкой, но не оставил почти ничего. Ачто мог предложить тогда Лукреции Андреа? Тоже только мечты нищеты. Ведь даже когда они поженились и он начал писать с жены Мадонну, ткань на темно-синюю накидку пришлось одолжить у приятеля – художника Франчабиджо. У того тогда были весьма выгодные заказы. Зато Андреа написал Мадонну, которую даже самые ретивые ценители живописи признали превосходной. У ног этой Мадонны он изобразил склоненных злых гарпий – пусть Лукреция наглядно увидит, что сможет одолеть любое зло.
Да только вышло все по-другому. Завистники тут же уничижительно окрестили картину "Мадонна с гарпиями", а обозленный заказчик не заплатил денег. Так и сидел бы художник, проедая последние сбережения своей молодой жены, если бы не случай. Римский папа Лев X, происходивший из славного флорентийского рода Медичи, решил посетить свой родной город. К его приезду устроили пышные празднества, множество живописцев трудилось над созданием великолепных убранств церквей и палаццо. Но папа особо выделил работы Андреа дель Сарто и даже поручил отправить несколько его картин в подарок королю Франциску I. И вот художник – при французском дворе. Надолго ли?..
Сегодня пришло письмо. Лукреция писала, что сначала сильно переживала и даже обижалась из-за его отъезда, ведь Андреа отправился во Францию на первом же году их совместной жизни. Потом она, конечно, поняла, что не поехать он не мог – договор же был подписан задолго до их свадьбы. Так что теперь она успокоилась. Тем более что старый друг Андреа – тот самый художник Франчабиджо часто заходит к ней и даже собирается написать ее портрет.
Сарто в сердцах отшвырнул послание. Лживый Франчо! Как же – портрет он собрался сделать! Ясно, чего он хочет от несчастной Лукреции, чей муж пропадает в далекой Франции. Но неясно, что теперь делать самому Андреа?..
Визит алхимика
В дверь тихо постучали. Андреа оторвался от воспоминаний – кто столь поздно? Прикрываясь темным плащом, в комнату проскользнул маленький сухонький человечек.
– Мадонна! – ахнул Андреа. – Ты ли это, Луиджи?
Человечек скинул плащ и прошептал: