- Это тот, которого посадили? А зачем он тебе писал, если вы жили в одном городе?
- У него привычка такая. Все, что приходит в голову, тут же записывает.
- Любовные письма тебе присылал?
- Разные…
- Значит, нельзя тебе в Кунев. Ясно как Божий день, сразу арестуют. Видно, судьба у тебя такая, стать мученицей.
- Не могу я бежать за границу, не поцеловав родителей на прощанье…
Клара переводила взгляд с брата на сестру и обратно, прислушиваясь к разговору. Она давно поняла, что Соня - идиотка. Клара даже пожалела, что перешла с ней на "ты". Двадцать семь лет, но выглядит на девятнадцать, а ума - как у одиннадцатилетней… Неожиданно Клара почувствовала ревность, будто Соня - не родная сестра Ципкина, а какая-то очень дальняя родственница, которая пытается его окрутить. Что это она так краснеет? Ручки изящные, нежные. Никогда не смеется, только улыбается. Ямочки на щеках. Что такой барышне делать в Америке? Конечно, она полагается на брата. "Вечная паразитка!" - вынесла Клара окончательный приговор.
- Ну а я сегодня в Ямполь, - сказала она вслух.
- Когда вернешься?
- Наверно, послезавтра, не раньше. Александр, - добавила она вдруг, - поклянись, что ты меня не обманешь.
От этой неожиданной бестактности Ципкин даже побледнел.
- Я еще вчера поклялся и всякое такое.
- Пусть она будет свидетельницей. Ты конечно же думаешь, я все забыла, но ты не раз меня разочаровывал. Скажу откровенно: не удивлюсь, если я продам все до последней рубахи, а тебе придет в голову вернуться к жене. И что мне тогда делать? Разве что веревку взять да удавиться.
Соня вспыхнула. Она смотрела то на брата, то на Клару. Казалось, хотела что-то сказать, но промолчала и смутилась, как школьница. Сколько жизнь ее ни учила, она всегда терялась, оказавшись в неловком положении. Ципкин занес ложку над тарелкой, да так и застыл. Он был до глубины души обижен несправедливым подозрением.
- Ну, если ты мне совсем не доверяешь…
Клара не успела ответить: раздался звонок в дверь.
Все разом притихли. Подумали об одном: полиция. Ципкин вскочил, готовый скрыться в спальне, снова сел и резко отодвинул тарелку. Соня замерла. Клара сказала, что Соне лучше бежать через заднюю дверь, но Ципкин возразил: если это облава, полицейские караулят оба входа. Если попытаться бежать, будет только хуже. Клара нахмурилась и бросила злой взгляд на Соню, которая сидела и обреченно смотрела перед собой, как животное, попавшее в ловушку. В конце концов Клара поднялась и пошла открывать. На пороге стоял молодой человек в студенческой фуражке.
- Здесь живет пани Клара Якобова? - спросил он с заметным малопольским акцентом.
- Это я.
- Прошу милостивую пани меня извинить. Могу я видеть панну Соню Ципкину?
- Зачем она вам?
- О, у меня к ней очень важное дело. Я должен ей кое-что сказать. Весьма сожалею, что вас побеспокоил. Я бы не посмел явиться так рано, но это в ее интересах.
- Как зовут пана, позвольте спросить?
- О, я забыл представиться. Мое имя Стефан Ламанский. Я друг панны Миры. Панна Соня ее знает.
- Я тоже знаю панну Миру, она часто делает мне прическу. Что с ней?
- Панна Мира заболела. Она попросила меня кое-что передать панне Соне.
Клара задумалась. Она сразу поняла, что это тот самый христианин, с которым Соня вчера была в летнем театре.
- Прошу пана идти за мной.
Соня стояла посреди комнаты. При виде гостя ее лицо просияло, глаза засветились от радости. Она покраснела, как гимназистка, и сделала движение, будто захотела его обнять.
- Пан Стефан!
Да, это был Стефан Лама, с которым они были в театре и который исчез, узнав про обыск. Он был одет в серый костюм, в руках держал книжку и какой-то пакет. Соня подбежала к Стефану, бросив быстрый взгляд на брата. Стефан Лама церемонно поклонился, несколько ниже, чем надо. Он словно хотел поцеловать ей руку, но не решился, посчитав это дерзостью.
- Доброе утро, панна Соня. О, я забыл поздороваться с милостивым господином, - повернулся он к Ципкину. - Меня зовут Стефан Ламанский. Могу ли я пожелать господам приятного аппетита? У меня важные новости, не терпящие отлагательства. Надеюсь, господа простят меня за беспокойство.
- Откуда пан узнал, что я здесь? - спросила Соня.
- Панна Мира сказала, что я смогу застать пани у брата на Новосенаторской или здесь. Я пошел на Новосенаторскую, но там никого не было, дверь заперта. Тогда я отправился сюда. Если не ошибаюсь, это брат пани. Похожи как две капли воды. Пусть господа закончат завтрак, я подожду.
- Нет-нет, мы уже позавтракали, - возразила Соня.
- Если пану надо поговорить с моей сестрой, вы можете пройти в гостиную. - К Ципкину только сейчас вернулся дар речи.
- Да, пусть пан пройдет со мной в гостиную, - смутилась Соня. - Это не мой дом, но…
И Соня вышла в коридор. Стефан Лама поклонился. Фуражку он все это время держал в руке. Почти по-военному повернувшись, он последовал за Соней. Каждое его движение было исполнено почтительности и благородства. В нем легко было распознать уроженца Краковской губернии, где шляхта еще помнит древние рыцарские обычаи. Войдя в гостиную, Стефан Лама тихо прикрыл за собой дверь. Его облик тут же переменился. Расправив плечи, он внимательно, даже строго посмотрел на Соню. Карими глазами он измерил ее с головы до ног.
- Как мне вас называть? Панна Соня? Или товарищ Соня? Мы мало знакомы, но Мира все про вас рассказала. Она утверждает, у вас достаточно понимания и воли, есть и кое-какой опыт. Там, у себя в местечке, вы боролись за наше общее дело. Это Польша, а не Россия, у нас тут другие условия и поэтому другая тактика. Программа тоже несколько отличается. Но в целом мы ведем ту же борьбу. У нас общий враг. Вы прекрасно говорите по-польски, значит, вы близки польскому народу.
- Где Мира? Что с ней?
- Миру арестовали.
- Как? Когда? О Господи!
- Господь тут ничем не поможет. Вчера, как только мы подошли к дому, в котором сейчас с ней живем, фиктивно, разумеется, я сразу заметил целую толпу шпиков. Сопротивляться было бы самоубийством. Остался один выход: бежать. Но я мужчина, а она женщина, ее догнали. Я ничего не мог сделать, за мою голову обещана награда в пять тысяч рублей. Как ни странно, пару дней назад мы говорили, что такое может случиться. В нашем деле надо быть готовым ко всему. Мира сказала мне, где вас найти.
- Понятно…
- Вы сможете нам помочь, если захотите. Но только если очень захотите, всем сердцем.
- Что я должна сделать? Где она? Что с ней будет? О, как это ужасно!
- Да, это ужасно. Но в нашем обществе много ужасного. Остается только обуздать чувства и посмотреть правде в глаза. Во-первых, нужно сообщить ее брату. Он врач, я знаю, где он живет. Сам я не могу вступить с ним в контакт. Потом - родители. Ее отец - раввин где-то на Крохмальной, но сейчас это не важно. У Миры немалые заслуги перед нашим движением, и ей нелегко будет вырваться из их рук. Реакция свирепствует, маска законности отброшена. В России фактически правит "черная сотня". Я уверен, у Миры достаточно характера и веры в наши идеалы, чтобы никого не выдать. Но охранка пытает политических заключенных не хуже инквизиции. Конечно, можно попытаться устроить побег, но это смотря где она сидит. Если в Цитадели, то оттуда не выбраться.
- Ой, бедная…
- Оставим причитания. Победа все равно будет за нами. Нас не запугать ни виселицей, ни Сибирью, ни пытками. Мы должны отвечать поступками, а не сантиментами!
И Стефан Лама упрямо закусил губу. Нахмурив лоб, он стоял перед Соней и смотрел ей прямо в глаза. Он напоминал ей Каракозова, Желябова, Кибальчича - всех героев, о которых ей рассказывал Яцкович, когда они ходили прогуляться по дороге на Слоним к мельнице или в лес, где куневский кружок устраивал сходки.
7
- Я за границу уезжаю! - вдруг выпалила Соня.
- За границу? Когда? Зачем? Неужели вы так скомпрометированы, что…
- Нет. Хотя и это тоже. Раз был обыск, значит, меня ищут. Но есть и другая причина…
- Зачем им вас искать? Если вам дали уехать из вашего местечка, значит, у тамошнего начальства против вас ничего нет. Здесь же вы, насколько я знаю, нелегальной деятельностью не занимались.
- Но ведь приходили.
- Они искали Миру, а не вас. Естественно, если бы агенты застали вас дома, они бы вас забрали. Но продержали бы вас недолго. Из-за такой ерунды нет необходимости становиться политическим эмигрантом.
- Дело не только в этом. Так получилось, что уезжает мой брат. Эта женщина, пани Клара Якобова… Хотя не стоит об этом.
- Личное дело?
- Да, личное.
- Но вы с братом, если не ошибаюсь, не сиамские близнецы.
Соня улыбнулась.
- Нет, но… Мы очень привязаны друг к другу. Может, не столько он ко мне, сколько я к нему. Он пошел на компромисс и, как говорится, утратил свое "я". Абсолютно. Он хороший, добрый, но слабохарактерный. Когда-то он верил в человечество, но теперь это в прошлом. Его жена - эгоистка, ужасная эгоистка. Из него сделали бухгалтера и вообще непонятно что. А эта Клара (ой, я слишком громко говорю!) совсем заморочила ему голову. Она была замужем. Брат Миры, врач, - зять ее мужа. Но что же я все болтаю!
- Куда ваш брат собирается?
- Они еще не решили. Может, в Париж. Я об этом только сегодня узнала. И, как говорится, сделала хорошую мину при плохой игре. Уговаривают меня с ними поехать. А потом хотят в Америку перебраться.
- В Америку?