Вверх ногами лицо не урода,
А всякого данного представителя людского рода
Гораздо чудовищней, чем.
- Привет, девочки. - Доктор-канадец с острыми чертами лица, с густыми волосами en brosse. Молодой, явно более доступный простым смертным. - Это наш пациент? Привет, мистер.
- Доктор, - поправил Эдвин.
- Да? - сказал доктор. - Точно, я доктор. Ну, теперь я вам укольчик сделаю. - Он ухватил артерию справа на шее Эдвина, ввел анестезирующий препарат. Потом сел и стал ждать. Вошли еще два разболтанных молодых врача и присоединились к нему. Последовали дружеские приветствия, женские голоса стали громче, продвигаясь вперед по короткой женской дороге к истерике. Hysterikos, hystera, - матка. Фрейд, однако, продемонстрировал отсутствие связи, невзирая на этимологию.
- Как провел время в Италии?
- По-моему, нормально. Molto buono.
- Посмотрите на эти гласные, - почти автоматически предложил Эдвин.
- Пили vino, пытались ухлестывать за señoritas. Molto bella.
- Señoritas в Испании, - поправила какая-то женщина-рентгенолог, - а не в Италии.
- Все одинаковые, как ни называй, куда б ни поехал. Все женщины одинаковые, это доказано.
- Нет, не все, - провокационно заметила рентгенолог, - большое вам спасибо.
- Не за что, сестра. Ну, пора за артерию браться.
Маленькое подземное помещение казалось битком набитым людьми, перевернутые, сплошь окружавшие Эдвина лица давали веселые советы доктору-канадцу, старавшемуся ухватить увертливую артерию.
- Как живая, - сказал он. - Змея, или вроде того. А теперь, - обратился он к Эдвину, - у меня вот в этом шприце что-то вроде красителя, краситель из йода. Когда он начнет циркулировать, кровеносные сосуды окрасятся, и снимок покажет, где тут неполадки. О’кей?
Но артерия жила своей жизнью. Зачарованный Эдвин видел ее глаза, словно наблюдал за смертельной дуэлью маленьких разъяренных зверьков.
- Проклятье, - сказал доктор, - просто не могу попасть. - Затем прозвучал общий триумфальный крик, контакт свершился, артерия была проколота, краситель впрыснут. Юная леди в белом халате принялась холодными руками кормить артерию физиологическим раствором. Делались приготовления к рентгенографии.
- Вы почувствуете, - предупредила одна громкая женщина, - как бы жар со всей этой стороны. Очень сильный. Но не двигайтесь ни в коем случае.
Сбитому с толку Эдвину казалось, будто снимки связаны с сигнальными криками. С громким криком, похожим на "есть", становилось все жарче и жарче. Боль была как бы зеленого цвета, со вкусом окиси серебра; вдобавок неким синэстетическим чудом она как бы наглядно показывала мучительно перекрученные на мгновение нервы, стреляла в лицо, выдавливала глаза, вытягивала зубы холодными щипцами. И снова дело было не в боли: дело было в тошнотворном сознании, до чего извращенные ощущения прячутся в ожидании в теле.
- Вы молодец, - похвалила соляная девушка. - Правда. - Правую руку Эдвина мимолетно погладили. Перерыв. Теперь надо было проколоть другую артерию и ввести в нее краситель.
Удвоившись, несущественное стало существенным. Если сложить и опять развернуть бумагу с грубо ляпнутой кляксой, она превратится в узор, пусть по-прежнему грубый, но вполне читаемый. И при повторении процесса с другой стороны шеи Эдвину открылся незнакомый прекрасный образ. Анализ стал ритуалом. Извивавшуюся змеей артерию поймали, укротили, насильно накормили. Принадлежавший Эдвину предмет - голову - установили под парящими в воздухе механизмами, издалека донесся истерический крик, и вновь сочетанье кислотного вкуса, зеленого цвета, - будто дерево изо всех сил голосило, - ощущение вырванного зуба и глаза.
- Хорошо, - сказали все. - Кончено.
Эдвина перетянули назад на каталку, покатили к лифту, вновь подняли. Мир никогда не меняется, чтоб приветствовать героя. Молодой человек с горбом Панча терпел побои и кашлял в подставленную плевательницу. Р. Дикки умиротворенно восседал королем на подкладном судне. Новичку с волочившейся ногой и взбивающей яйца рукой выбрили голову; он бродил по палате, волоча ногу, работая венчиком, в вязаной шапке с помпоном. Подошел к Эдвину, посмотрел на него сверху вниз сквозь толстые пучеглазые стекла очков, подрагивая седыми усами.
- Гест на вар вельш пурр? - спросил он.
- Пожалуй, что-то вроде того, - подтвердил Эдвин.
- Горш, - кивнул мужчина и, явно удовлетворенный, пошел из палаты к уборным. Р. Дикки сказал:
- Не говорит по-английски, как мы с тобой. В мозгах дело, понял? Как их ему вправят, сразу вспомнит королевский английский, - хоть на самом деле надо было б сказать - королевин английский, нет? - не хуже меня, тебя, кого хочешь. Бедолага. Мистер Риджвей его звать; кое-какие улицы знает в округе, где я всегда работал. Названия не очень-то хорошо выговаривает, но ясно, что к чему. Нынче утром стоял у меня возле койки, талдычил эти названия. Уважает меня, сразу видно. Потрясающе, да?
Проходил одурманенный наркозом день, Эдвин неподвижно лежал в койке. Вечером к нему явились двое визитеров. Одного он узнал, крупного мужчину с усами, изрыгавшего клич рога Зигфрида и крик "Nothung!". Зовут его Лес, вспомнил он. С Лесом была экзотическая женщина, на восприятие которой Эдвину потребовалось время.
- Письмо, - доложил Лес, - от вашей миссис. Попросила меня отнести. Синяков на шее немножко наставили, да?
Эдвин прочел:
"Милый,
пишу, как обещала, хотя, конечно, сказать особенно нечего. Надеюсь, с тобой все в порядке. Бородатый мужчина по имени Найджел, художник, ведет меня сегодня вечером в какой-то винный клуб. Постараюсь прийти в выходные. Будь умницей, дорогой.
Шейла".
- Очень любезно с вашей стороны, - сказал Эдвин. - Поистине очень любезно. Впрочем, знаете, на самом деле не стоило вам утруждаться. - Спутницей Леса была смуглая круглолицая женщина, явно средиземноморского происхождения, в синем джемпере, натянувшемся на выпиравшей тяжелой груди, в юбке с отштампованными названиями блюд: кебаб, ризотто, плов, чу-минь, нази горень. У нее были острые темные глаза, масса дроздово-черных волос и несметные бородавки. На горле вытатуирован таинственный знак. Эдвин ждал, что Лес ее представит, но тот сказал:
- Нынче вечером нечего делать, ну, думаю, вполне можно и сюда пойти, как в любое другое место. Вчера вечером "Зиг", завтра вечером - "Готт", а нынче делать нечего. Работа тяжелая, выходной нужен. Певцы все про себя талдычат, а я им говорю, пусть попробуют чертову Валгаллу на сцену выволочь, да все время помнить, где это чертово золото Рейна, чтоб опять его в воду швырнуть. Один раз пропало, искали, с ума сходили. Поэтому сняли меня с бутафории, снова бросили на всякую тяжесть. - С виду он вполне способен справиться с тяжестью, думал Эдвин, массивные дубовые плечи, шея мясницкой колодой, грудь - две литавры. Лес присел на край койки, дама осталась стоять, сложив руки, дымя сигаретой.
- Там, по-моему, - сказал Эдвин, - где-то есть стул. - Проблема заключалась в великом множестве посетителей у Р. Дикки: его койка смахивала на ложе умирающего Сократа.
- Кармен и постоять не прочь, - сказал Лес. - Кармен не настоящее имя, да я в первый раз ее встретил во время работы над оперой, показалось как-то подходяще. С декорациями настоящий содом - табачная фабрика, арена для боя быков, разбойничьи пещеры. Впрочем, не хуже "Аиды". Для нее весь Египет практически надо построить, пирамиды, Суэцкий канал и все прочее. Этот джентльмен, - заботливо разъяснил Лес Кармен, - болен. Поэтому мы пришли его навестить. - Кармен кивнула. - Она не очень-то говорит по-английски, - пояснил Лес. - Понимаешь, ее заманили сюда на работу из Северной Африки. - И подмигнул. - А я ее вытащил. Можно подумать, должна быть благодарна.
- Yo hablo Espagñol, señora, - сказал Эдвин.
Тогда Кармен заговорила, продемонстрировав в улыбке мешанину гнилья, голых десен, металла:
- Блин, слыш? Говорыт, как порадочный. Ты почему так не говорыш? Толко ругаешся чертовкой долбаной. Он говорыт señora. Ты говорыш чертова старая шлюха долбана. Почему не порадочно? Дэнь, два, тры не даеш денег. Я одын раз уйду. Найду, блин, порадочного. Вроде нэго.
- Немножечко бесится, что не замужем по-настоящему, - ровным тоном пояснил Лес. - Я ей говорю, не могу, только не в этой стране. Есть уже у меня одна в Гейтсхеде. В каком-то смысле хорошо иметь где-то еще одну. Тогда они на цыпочках ходят.
Кармен схватила какой-то голый журнал.
- Сучок ты, - сказала она, наградив Эдвина кариозной улыбкой. - Ох и сучок. - И, хихикая, быстро заработала рукой, как поршнем.
- Сейчас же прекрати, - приказал Лес. - Похоже, ничему не учишься. Тут Англия, а не Северная Африка. Мы тут цивилизованные. Дитя природы, - пояснил он Эдвину, - вот в чем ее проблема.
- Блин, я ничего плохого нэ сдэлала.
- Нет, мы знаем, что ты не хотела грубить, только всему свое время и место, девчоночка. В данный момент мы в больнице, навещаем джентльмена, с женой которого знакомы и которая, по твоим словам, тебе нравится. Ясно?