- Нет, ну ты врубись, - продолжал Иванович. - Какая конченая сука! Кентюха цветы ей год таскал, а она рыло воротила. И мало того - пропала со своими лярвами в центре отдыха. Искали мы их несколько дней. Ну, свою трогать он не будет, любит очень. Да все они… - Иванович махнул рукой. - Ну, взяли ее подружку, пошугали, и, ты представляешь, эта стерва раскололась. В ресторане, где гуляли с тобой, они зацепили какого-то барбоса и тащились с ним два дня на даче. Я поклялся кенту: поймаем козла, сам разрежу брюхо, на котором наколота какая-то жаба.
"Ну-у-у, - подумал я, - больных нельзя делать своими друзьями. Иначе то, что не сделали японские кланы на Дальнем Востоке, довершат в городе добрые бизнесмены."
Я снова рассмеялся на весь самолет. На этот раз Андреевич сжал мою руку слишком больно. Забрав ее, я начал бороться с желанием выпить и вспомнил об Андреевиче. Его борьба с алкоголем была не столь безобразна, но по уровню бесконечно выше. Ученик Фу Шина - это серьезно.
Несколько лет назад Андреевич загрустил, и, когда я приехал в очередной раз, он предложил выпить коньяку. У ученика Фу Шина были проблемы с дыхательными упражнениями. В то время Андреевичу хотелось задержать кислород в клетке как можно дольше. Получалось только два с половиной часа. Вот как выражается тоска советского человека, даже если он большой мастер.
- Эх, Серый, - хлопнул Андреевич меня по плечу. - Давай выпьем коньяку.
Я посмотрел на него:
- Давай, Андреевич.
У меня тоже были свои проблемы: пасть дракона в моих руках заклинивало на поворотах. Где бы ни был ученик Фу Шина, рядом всегда были его ученики. Милые ученики, если бы вы, а я обращаюсь к вам, умели делать чудеса, примерно такие: при просьбе о коньяке хоть бы раз восстали, ну хотя бы просто убежали. Нет, вы истинные ученики и поэтому выполняйте все беспрекословно.
Пасть корейского дракона меня замучила окончательно. Мы пили до тех пор пока Андреевича не пробило, но ученик Фу Шина - это очень серьезно, особенно, если учесть загадочную Тибетскую школу - Академию всех школ в мире. Андреевич вдруг как-то сжался, потом, расслабившись, напомнил мне огромного кота, впрочем, все мастера Вьетнама, Китая, Лаоса и Японии именно так его и называли. Стокилограммовый кот на фоне моих шестидесяти пяти. Я испугался.
- А сейчас, Кореец, я покажу тебе окружающее.
До меня вдруг дошло, что в доме нет ни жены, ни троих его детей и, конечно же, ни единого преданного ученика. Они сделали свое дело, но когда стало страшно по-настоящему, исчезли.
Мне отдуваться за всех. "А может, так и нужно? - скользнула мысль в пьяной голове. - Разве может быть по-другому? Да ведь это счастье," - дошло до меня. Рядом любимый ученик Фу Шина. Пьяный, а разве добьешься от трезвого чего-нибудь?
Ночной город, редкие фонари и огромная, полная луна. Светло и бегущие черные тени.
- Смотри, - сказал Андреевич. - Вот здесь ты есть. - Он шагнул в тень и исчез. - А здесь - нет, - послышался его голос. - Я не сказал ничего нового, правда, Кореец?
Его не было видно, но он был рядом. И вдруг меня кто-то тронул за плечо. Я шарахнулся - рядом стоял Андреевич.
- Видишь, - сказал он. - Ты понадеялся на тени, а я на Луну. Луна, - глубоко вздохнул он, - глаз спящего дракона. Великий дракон так огромен, что мы видим только его глаз. Когда дракон не спит, глаз открывается, превращаясь в солнце. Великий Верховный Разрушитель, - Андреевич поклонился Луне, а значит, моему корейскому Патриарху. - Сейчас, пока он спит, я покажу тебе тайну ночи. Смотри, вон едет машина. И ни одного светофора, все спит. Но перед тем тополем она остановится.
Машина действительно остановилась, и водитель, хлопнув дверью, зашел в тень тополя.
- Видишь, человек? - Андреевич указал в другую сторону. - Он один в ночном городе, он не понимает Луну, деревья и дома. Люди устают в темноте, хотя темнота дает силу и понимание, но только если захочешь. Светлый день расслабляет, хотя он гораздо опаснее. Смотри, человек устал от темноты, сейчас он присядет и обопрется спиной о вон тот горящий фонарь.
Человек с сумкой через несколько шагов опустился на корточки и присел, прислонившись к фонарю. "Что это? - думал я. - Действительно ли Андреевич знает окружающее, а может, он сам заставляет людей делать это, потому что так проще. Или знает окружающее?"
Потом Андреевич пропал. То ли в тень шагнул, то ли не знаю куда - его не стало. Я с трудом добрался домой, но то, что выяснилось потом, рассмешило меня до боли в печени. Сколько времени прошло, но легенды по городу ходят до сих пор. Конечно, Андреевич великий мастер и таких гадостей, как я, он уже не совершает.
Но представьте себе, как ученик Фу Шина удивился, когда утром проснулся полностью одетым, да еще и в ботинках, между двух людей на белых простынях. Это была супружеская пара, которая вместе прожила уже двадцать лет. Андреевич долго извинялся, но они были в невменяемом состоянии, особенно тогда, когда проверили дверь. Она была закрыта, замок абсолютно целый. Так как же туда попал Андреевич? Потом, смущаясь, он рассказал, что это была та девчонка, в которую влюбился в пятом классе.
Меня кто-то тронул за плечо. Самолет. Жена.
- Сережа, Уральск. Давай долетим нормально, - попросила она.
- Я готов. Что стоит лежать в проваленном кресле. Сколько же в нем можно лететь?
- Вставай, - колыхнула жена за плечо.
Жена, кто она? Откуда и будет ли дальше? Вот она, просто есть.
Город Уральск. Татьяна взяла Андреевича, меня и вывела из самолета. Коньячный черт шатал, затуманивал глаза и мозги. Снова я, Андреевич, Федор, жена и целая толпа мечтающих стать великими мастерами. Татьяна вела меня и Андреевича, ученики вели Федора. Гнилой тоннель. Я был пьян. Уральск помню по гнилому заплесневелому тоннелю.
Тоннель. Корея. Учитель. Первый раз в общине, всего лишь три года. Потом десять лет непонимания, страха и смеха в черном городе. Жесткость перебила все. Затхлый тоннель Уральска. В моем понимании тоннель - это смысл. Уральский тоннель напомнил лабиринт.
Три года полного рая, рая знаний, понимания и искренней, человеческой дружбы. Рай - это, оказывается, то место, где каждый абсолютно понимает, кто он и к чему нужно идти. Рай, в котором не препятствуют, а помогают. Удивительное место без загадок, с обычными монахами, понятными, добрыми и простыми. Светлые лица и грубые от работы руки.
Десять лет, а может, и десять жизней. Разве в хаосе черного города разберешь? Но когда я упал к ногам Учителя, он погладил по голове и сказал, что не ждал так быстро. Действительно повезло. Но кто же он, мой выстраданный Учитель? Знаю, что честен, но понял еще: десять лет на этой земле для него проскользнули мгновением. "Что же он знает? - дрогнуло мое сердце. - Что мои войны в черной неразберихе города?" - понял я. Не знал тогда еще о тайной войне кланов. Откуда было знать, если приехал, обожравшийся любовью окружающих и даже уставший от нее.
ГЛАВА 6
- Ну вот, дорогой, хватит с ума сходить, - Андреевич сильно тряхнул меня за плечо.
Я сидел на лавочке под раскидистым абрикосом, держа за руки чужую женщину, очередную раненую птицу, очередное разочарование. Красивая, нежная и такая ненужная.
К тому времени у меня был снят надзор, да и вообще демократия сняла все, что возможно. Уже несколько лет я тренировал в большом, прекрасном зале и принимал, не прячась, больных. Журналисты смело, а не в тайне, как раньше, приходили в мой дом. Врачи, окончательно плюнув на клятву Гиппократа, которую, впрочем, никогда и не давали, не считая какой-то загадочной клятвы советского врача; Так вот, эти врачи, совершенно не стесняясь своих званий, лечились у меня. Тот мир, в котором я жил раньше, мир, в котором прятался, раздавая жаждущим знания, мир тайных подвальных сборищ и увлеченных людей покосился, содрогнулся, и рассыпался в пыль. Появилось состояние - "можно все", а это значит - ничего. На головы хлынула заумная литература, переведенная горе-переводчиками. Они, не зная даже собственного языка, переводили все, лишь бы платили. Что переводили, что по смыслу додумывали, вот и появились книги разных "новых гитлерчиков", всяких колдунов, шаманов, восточных кумирчиков, которых, мне кажется, и в природе не существовало, а просто группа психопатов выдумывала страшные книжки: о жизни и смерти, о какой-то непонятной жизни при жизни - столько чуши, что невозможно и перечислить.
Зато тогда я понял свое тяжелое и одновременно счастливое детство. Среди белых хризантем, в одиночестве, я читал сказочно красивые книги. Конечно, не хватало литературы, читал только то, что разрешал нам "железный занавес". Но за литературу я ему благодарен. На меня не свалились многотомные романы под названием "Что будет в Америке в 2068 году". В те времена на меня свалились Пушкин, Лермонтов, Паустовский и Достоевский с Чеховым. Как же мне повезло!
Под огромный раскидистый абрикос меня привело отчаяние, я убежал от кинотеатров, заполненных колдунами, лечащими за один сеанс, от белой, синей, красной и черной магии, которые развелись в изобилии от неизвестно откуда появившихся травников, экстрасенсов, астрологов и т. д. Иногда злоба и зависть терзали мою душу. "Где были они?" - думал я, разбивая в отчаянии кулаки об вкопанный в посадке столб. Где же были они, когда увозил меня за выстраданное знание ментовский воронок? Где были они, когда публично судили, обвиняя меня чуть ли не в смерти Рамзеса II? Где же все это было?
Приходили советоваться и советовать какие-то идиоты, тыкая мне чуть ли не в нос всевозможными документами о трехмесячных курсах травоведения или астрологии. Все приходили ко мне. Я становился каким-то посмешищем, похожим на свадебного генерала. Но Минздрав все равно не признавал, боясь по-прежнему.