Он совершал паломничество со старообрядцами, которые хотели открыть свои сомнения опытным в духовной жизни скитникам. Естественно, обратиться за решением своих проблем они посчитали возможным только к афонским монахам, которые, как можно было предположить хоть с какой-то долей вероятности, были свободны от "никоновской порчи". Они особенно стремились к некоему старцу-подвижнику, жившему среди русских иноков Карули, которому, как они слышали, Господь дал особенную благодать. Здесь надо сделать отступление и повторить еще раз то, что уже неоднократно говорилось. Это удивительно, как незаметно скрывается пренебрежительное отношение к русскому Афону среди наших соотечественников за восторженно-поверхностным его почитанием. Так вот, об этом старце, слава которого вышла за пределы каменистых обрывов Карули и достигла даже далекой России, мы ровным счетом ничего не знаем. Не знаем даже его имени, так как в рассказе оно не приводится, а более никаких упоминаний о нем не имеется. Известно только по рассказу другого паломника, посетившего Карулю в 1895 году, что там настоятелем был схимонах Аркадий и подвизались с ним 12 русских монахов. Кроме того, автор воспоминаний добавляет, что ранее здесь жили великие люди, между которыми были и епископы. А нам приходится только развести руками: взяв в руки объемистый "Афонский патерик", недоумеваешь - кто посчитал его составление вредным или ненужным и лишил нас продолжения и расширения этого цветника духовной жизни? Кто посчитал, что для мира более не нужны примеры истинного христианского подвига? Или новым писателям житий просто не хватило времени или усердия, чтобы увековечить святых своих современников?
Возможно, старца звали и Аркадий, но следует отметить, что он был не схимонахом, а иеросхимонахом. Перейдем к нашей истории, достойной украсить житие святого или какой-нибудь древний патерик. Эта история очень напоминает эпизод из жития преподобного Сергия Радонежского, но богатые афонские краски делают ее еще ярче.
При входе в Карульский скит старообрядцы сразу стали спрашивать братию, где бы им найти старца-настоятеля.
А старец в это время трудился на огороде, копая заступом землю под овощи. "Подождите немного, пока он выйдет", - отвечали иноки. Нетерпеливые паломники заглянули в огород и увидели там смиренного старца в заплатанной одежде, трудившегося в поте лица. Суемудрые пришельцы не могли поверить, что этот старичок-нищий - тот самый великий и прозорливый старец, которого они желали видеть и с которым так желали побеседовать. Они снова стали спрашивать иноков, требуя, чтобы показали им старца: "Мы из России нарочно приехали и пришли сюда, чтобы видеть его, у нас есть до него важное дело". "Мы уже указали вам нашего старца, - сказали им иноки, - если не верите, что это он, то потрудитесь спросить его самого". Стали поджидать. Преподобный (так не без основания называет его рассказчик) вышел, и иноки указали на него: "Вот тот, кто вам нужен".
Но честолюбивые старообрядцы отвернулись от него в сторону и сказали: "Мы издалека прибыли посмотреть на пророка, а вы нам показываете какого-то оборванца! Но мы еще не дожили до такого безумия, чтобы принять этого старичка-нищего за того знаменитого старца Каруля (так называли паломники старца), о котором так много слышали".
Старец, этот преподобный Сергий нашего времени, взглянул на них с удивлением и проговорил: Нам, духовным, подобает исправлять такового в духе кротости (Гал. 6,1). И, не дожидаясь себе поклона от пришельцев, труженик Божий сам подошел к ним и с великим смирением поклонился до земли. Так смиренномудрый радуется своему бесчестию и уничижению столько же, сколько богатый и тщеславный приходит в восторг от почестей и похвал людских! Тогда старообрядцы, видя такое радушие убогого старичка, поведали ему печаль свою. Что им доселе не удается повидать их старца-настоятеля пустыни.
"Не скорбите, братия, - утешил их преподобный отец, - Бог так милостив к месту сему, что никто отсюда не отходит печальным. И вам Он скоро покажет, кого вы ищете". Тут ударило било, и все пошли в храм на вечерню.
По афонскому обычаю, ночью наших путников разбудили на полунощницу и утреню. На Каруле служба началась очень рано - в 12 часов. После Божественной литургии, которая закончилась лишь в 11 часов дня, все молившиеся в храме стали подходить к старцу под благословение. Смущенные старообрядцы ходили около монахов и богомольцев, окруживших старца, стараясь сквозь толпу разглядеть настоятеля. Один из них, Ляпихин, опять спросил одного из сиромахов: "Кто же этот чернец, что благословляет выходящих из храма?" Сиромах взглянул на него то ли с удивлением, то ли с презрением и сказал: "Разве вам не говорили, что это настоятель пустыни, тот, кого вы спрашивали вчера?" Не соответствовал старец ожиданию старообрядцев, они слышали о его громкой славе и ожидали увидеть человека, сразу поражающего величием и блеском. Вместо этого перед ними стоял человек в простом рубище, малого роста, худого и болезненного вида. Его истощенное подвигами лицо, которое, по-видимому, так часто орошалось слезами, носило отпечаток обычной грусти, его бедное одеяние более походило на одежду нищего, нежели на одежду иеросхимонаха и притом настоятеля более или менее многолюдной пустынной обители. И тем не менее старец скоро заставил паломников забыть все эти первые невыгодные впечатления, выполнив все и даже более того, что от него ожидали. Он отдал свою чистую душу всецело на служение Богу, и святость его кроткой смиренной жизни, как солнечный луч, пригрела всходы на засохшей почве, которые посеяны были в сердцах раскольников и раздорников Православия.
Когда старец стал выходить из храма, Ляпихин спросил его: "Ведь при такой вашей утомительной и суровой жизни можно скоро, пожалуй, умереть". - "Мы, раб Божий, каждый день умираем, но живем для Господа", - смиренно ответил ему старец. Тогда старообрядец еще спросил его: "Каким же вы делом занимаетесь здесь, кроме молитвы?" Старец сказал: "У нас идет непрестанная брань не с плотью и кровью, но со страстьми и похотьми, с духами злобы поднебесными". Старообрядец, как бы исправляя свои первые вопросы, опять спросил: "Какое же вы употребляете против них оружие?" - "Строгий пост, непрестанную молитву в сердце и слово Божие на устах. Мы, - сказал старец, - как повелел апостол, препоясали чресла наши истиною, облеклись в броню праведности (Еф. 6, 14), в устах наших меч духовный - еже есть глагол Божий; мы покрылись крепким щитом веры, о который все раскаленные стрелы лукавого притупляются, а крестом мы поражаем его на каждом шагу, во всякое время. Через эту победу мы надеемся получить от Христа Бога награду, ибо Дух Святый сказал: "Побеждающему страсти и диавола дам сесть на престоле Моем" (см. Откр. 3, 21), на престоле славы - на небесах. А вашему пугливому воображению, возлюбившему тьму, что же, стало быть, тяжек свет святыни? Жалко, что вы вышли от нас, а нашими не были!" Этим последним кратким словом старец как бы овладел их душой: они поняли свое невежество и, слыша его слова прозорливости, стали откровенны. Ляпихин тогда прямо сказал: "Вот уж справедливо зовут нас, невежд, раскольниками, как будто я ослеп и не вижу, с кем говорю!" Так горевал окутанный заблуждениями старообрядец, умоляя старца простить ему его лукавство и недоверие, и начал раскрывать перед ним свою раскольническую повесть.