А незадолго до этого Роберт познакомился с одним молодым человеком - и вновь открыл для себя истинное наслаждение; естественной и единственной формой физической любви для него была любовь к мужчине. За первым любовником последовали и другие - были среди них и такие, кто разбивал его сердце, и он ужасно страдал, и очень хотел поделиться своими переживаниями с женщиной, которую любил как сестру, но, разумеется, он не мог ей открыться. Случались у него и одноразовые любовники, после которых он ненавидел и презирал свою тайную жизнь изменника.
Чарльз же бродил по знакомому кругу сексуальных открытий - загорался, изучал, разочаровывался. Время от времени они встречались с Робертом - иногда, чтобы сыграть что-нибудь, иногда просто поговорить. А потом Чарльз познакомился в Лондоне с девушкой - она чинила на улице велосипед и сказала, что ее зовут Дженни. А Роберту поручили работу над книгой по истории революции.
23
Разговор с инспектором Мэйсом напугал Кинга и сбил его с толку. Мэйс знал, что "Паводок" написали они с Робертом - но, похоже, это интересовало его лишь постольку, поскольку давало возможность выдвинуть против Роберта обвинение в гомосексуализме и заставить Кинга стучать на друга.
В ту ночь Кинг не спал очень долго. Пытался придумать, что ему делать дальше. Настучать на Роберта - это будет предательство, Кинг никогда не пойдет на такое; но ему нужно было хоть что-то сказать в полиции. Простой обман тут же раскроется, это ясно - а что если как-нибудь предупредить Роберта? Но он не мог быть уверен, что и об этом полиция не прознает.
Чем он рисковал? Все, что они могли сделать Кингу, - обвинить его в написании и распространении подрывной литературы. Шесть месяцев максимум. А может, удастся отделаться штрафом. Для Роберта все обстояло намного хуже - как он сам сказал Кингу в тот вечер, когда пришел к нему в воскресенье (надо же, всего-то чуть больше недели прошло!) и рассказал про книгу и про расследование, - так вот, Роберту грозила потеря работы, потеря семьи, не говоря уже о пяти годах за решеткой.
После долгих раздумий Кинг решил вообще ничего не делать. Столкнувшись с неразрешимой дилеммой, он повел себя как дикобраз - тот не бежит ни туда, ни сюда, не мечется из стороны в сторону, а просто сворачивается клубком и полагается на защиту своих иголок. Он постарается не встречаться с Робертом; но если никак не получится избежать встречи, лучше вообще ничего ему не говорить - что толку в каких-то там предупреждениях, Роберт и сам хорошо понимал, что ему угрожает.
А Дженни? Не может быть, чтобы она была ни при чем - иначе как ее волос оказался среди бумаг? Откуда в полиции узнали, что "Паводок" написали они с Робертом? Ответ только один. Кто-то на них донес. Иначе - просто неоткуда. Надпись ПАВ на клочке бумаги - это еще ничего не доказывает. Вот пишущая машинка Роберта - это уже посерьезнее, но она послужила лишь подтверждением того, что Мэйс и так уже знал.
На выходные надо будет поехать к Дженни. Да и вообще хорошо бы уехать из Кембриджа надолго, пока все не уляжется. Может, взять отпуск?
Сейчас только вторник; до выходных еще целая вечность. А так хочется выяснить, что происходит. Тем более что Кинг совершенно не мог работать - все его мысли были заняты другим.
В четверг Джоанна зашла к нему в кабинет и спросила, не приходил ли опять этот псих.
- Уоррен? Нет, не приходил. И скорее всего не придет. И бояться нам нечего: для себя самого он опаснее, чем для других.
Чарльз сидел за столом; Джоанна присела на край стола, почти вплотную к нему. Разумеется, при такой расстановке его взгляд волей-неволей уперся ей в ноги.
- Это те самые, что вы мне подарили, - я про чулки. Симпатичные, правда? - Быстрый взгляд через плечо, на открытую дверь - убедиться, что в коридоре никого нет; потом - вытянуть ногу, демонстрируя чулок. - За мной должок так и остался. Я не забыла.
Очередной оборот колеса. Новый круг в жизни Чарльза. Скоро он будет спать с Джоанной.
Роберт куда-то пропал, не звонил всю неделю, а Кингу от этого было только легче. В пятницу вечером он позвонил Дженни на работу и сказал, что завтра приедет. Разговор получился натянутым - да, им надо о многом поговорить. И еще он хотел забрать запасной ключ от своей квартиры.
В субботу утром он сел на поезд, приехал в Лондон и пришел в ее крохотную квартирку на Бэйсуотер. В последний раз. Со дня их знакомства не прошло еще и полутора месяцев - с того дня, когда она чинила велосипед на бульваре. Кинг еще помнил то возбуждение, что охватило его, когда он впервые увидел эту многообещающую ложбинку в глубоком вырезе ее блузки.
Когда он вошел, оба старательно сделали вид, что все в порядке. Они даже обнялись. Теперь она стала для него чужой. Он думал только о том волоске - и присмотрелся к ее прическе; да, это был ее волос. Точно такой же выпавший волос лежал сейчас у нее на плече. Кинг осторожно подхватил его пальцами; она взглянула на него с недоумением. Он улыбнулся.
Она ушла на кухню домывать посуду - попытка слегка успокоиться. Кинг оглядел квартирку - пародия на домашний уют в миниатюре; он вспомнил, как ему показалось, тогда, в первый раз, что он попал в кукольный домик девочки-первоклашки. Но Дженни - не девочка-первоклашка. Она давно уже выросла.
Он откинул занавеску в цветочек, за которой скрывалась кровать; присел на краешек, и кровать скрипнула, как старая детская коляска. Она вошла в комнату и села рядом. Ни он, ни она не знали, что сказать, и машинально начали целоваться. А потом как-то так получилось, что они стащили друг с друга одежду и легли на кровать. Она втащила его на себя. Но теперь она стала для него чужой.
Два реактива для одного опыта. Два бездушных химических реагента сливаются - трахаются, - потом отстаиваются и делятся на слои, которые не смешиваются между собой. Две колбы на полке; на одной написано "любовь", на другой "предательство"; и эти колбы сейчас опрокинулись над их обнаженными телами; кровать тихонько поскрипывала. Другие колбы: "страх" и "желание" - их тоже, не глядя, пустили в ход - тела уже были мокрыми от пота. Двигаясь ритмичными толчками, Кинг обхватил ее голову, зарылся пальцами в пушистые волосы, а сам в очередной раз попытался решить, как начать разговор - как узнать правду. Как вытянуть из нее все, но чтобы при этом она не догадалась, что он все знает. Знает, что она сделала.
Их тела бились друг в друга, боролись против незримой силы - единой силы, воплощавшей в себе добро и зло, волю и страсть; толчки и рывки, Дженни зажмурилась и скривилась, словно от боли. Потом она постепенно расслабилась. И вот битва окончена.
Он вышел из нее и лег на спину. Она спросила: тебе хорошо? Он ответил - хорошо. Он говорил тихо, не отрывая глаз от потолка - единственное место в квартирке, которое Дженни не смогла отмыть. Слишком высоко, не достать. Этому страшному, грязному потолку было не место в опрятном и чистеньком кукольном домике первоклашки. Совершенно не место.
Она погладила его по лицу, по груди, по плечу. Что было не так? - спросила она. Все в порядке, ответил он. Он еще не закончил обдумывать предстоящий разговор. Ничего конструктивного в голову не приходило. Похоже, придется спросить ее в лоб.
- Я тут много думал в последнее время, - сказал он. Она спросила: хочешь об этом поговорить? В голосе прозвучали тревожные нотки. Не сейчас, сказал он. Попозже.
Она встала и, обнаженная, подошла к окну - он смотрел на ее спину; плавные изгибы линий от шеи до ягодиц. Она смотрела куда-то вдаль, сквозь крыши, сквозь серые тучи.
- У тебя теперь есть другая? - спросила она. Он сказал - нет, но ему самому показалось, что его голос прозвучал неискренне. Иногда очень трудно произнести фразу так, чтобы тебе поверили, даже если ты говоришь правду.
- Можешь сказать мне правду, Чарльз. Я просто хочу понять, что происходит.
- С чего ты взяла, что у меня есть другая?
- Ты стал таким далеким. О чем ты думал сейчас, когда занимался любовью? - Она повернулась, чтобы видеть его лицо - чужое, незнакомое тело. Коричневатые кружки вокруг сосков - он так мечтал их увидеть, когда познакомился с ней на бульваре и заглянул в низкий вырез ее блузки. Треугольничек темных спутанных волос - и все его сомнения - а нужных слов никак не найти. Она стояла спиной к окну; свет окутывал сиянием ее волосы. Он ничего не хотел от нее. Он не хотел знать, что она сделала и почему. Если она его обманула, она и сейчас не ответит на его вопрос. Вернее, ответит, но будет лгать.
Кинг встал с кровати:
- Мы ведь совсем не знаем друг друга, да, Дженни?
Она по-прежнему стояла спиной к льющемуся из окна свету:
- Думаю, я все равно никогда бы тебя не узнала. В смысле, по-настоящему, Чарльз. Ты бы мне не позволил. Мне тебя жаль.
- Жаль? - изумился он.
- Вокруг тебя столько всего интересного и столько людей, которые тебя любят. А ты причиняешь им столько боли. Видимо, по-другому ты просто не можешь.
- Почему ты это сказала?
- Потому что мне очень больно. А я люблю тебя.
Кинг начал одеваться. Его вдруг почему-то смутила собственная нагота.
- Я не хочу делать тебе больно, Дженни. Просто я не хочу, чтобы мы стали слишком близки, вот и все.
- Но почему? Что в этом плохого, когда люди становятся близкими? - Она подошла к нему, положила руки ему на плечи, пристально посмотрела в глаза. - Что в этом плохого, когда человек позволяет себе что-то чувствовать, Чарльз?
Он отстранился.
- Я могу чувствовать, Дженни. И чувствую. Вот к тебе, например. Просто мне кажется, что у нас ничего не выйдет.
- Но почему? Что вдруг пошло не так?
Он с трудом подбирал слова: