- Баба, а ты что мне дашь? - услышал Ваня Петькин голос. - Тогда я тебе чего-то скажу, а?
- А что же я тебе дам, дитятко? - ответила бабушка. - Нету у меня ничего.
- Ладно, я тебе задаром скажу... Немец убил мою собачку...
- О боже! Беда какая!
- Я его похоронил в саду под забором, - с горечью в голосе сказал Петька. - Только ты, баба, никому-никому!
- Ага, мой умница! Я - никому. А ты уж так не убивайся. Будет еще у тебя собачка.
- Не-а, такой больше не будет, - с печалью сказал Петька и направился к калитке. - Я к тебе, баба, и завтра приду...
- Приходи, золотко, приходи, - ответила бабушка и убавила голос: Подумать только, малый совсем еще, а и у него свое горе...
Хлопнула дверь. Ваня подождал, пока Петька зайдет в свою хату, подбежал к окну и осторожно заглянул в оттаявшее от тепла стекло.
Бабушка была одна. Она сидела на низенькой скамеечке и чистила картошку. Весело горели в печи дрова.
Цыганок быстро поднялся на скрипучее крыльцо и вошел в черные сени. Из темноты на него дохнуло знакомым запахом кислой капусты и тонким ароматом лекарственных трав, висевших под потолком. Волнуясь, Ваня нащупал щеколду и потянул тяжелую дверь.
- Авой! - выпустила нож из рук бабушка. - Ванечка, дитятко мое!.. А я уж думала, думала... А я уж все глаза выплакала.
Ваня бросился к бабушке и крепко обнял ее. Причитая, от радости не чувствуя ног, бабушка забегала от печи к столу, собирая немудреный ужин.
Ваня разделся, помыл руки и взялся за деревянную ложку. С наслаждением хлебал кислые щи, а бабушка сидела напротив и рассказывала, как немцы при обыске перевернули в хате все вверх дном. Со скорбью говорила о войне, о той страшной беде, какую она принесла людям. И все просила Ваню больше никуда не ходить из дому, "не делать вредительства проклятым фашистам, потому как шутки с ними дюже поганые". Упрашивала быть умным и послушным, как все дети. Все было, как в Ванином сне.
Цыганок слушал старуху, кивал в знак согласия головой, а сам не сводил глаз с окна, остерегаясь, чтобы внезапно не налетели немцы. А бабушка говорила, говорила. Вздыхала, всхлипывала. И все просила не оставлять ее одну...
- Не надо, баб, - опустил голову Ваня. - Когда-нибудь я тебе все расскажу. А теперь не могу... Ты только не плачь, баб. Понимаешь, елки зеленые, надо идти мне. Кроме шуток...
Ваня сорвал с гвоздя свое залатанное пальто. "Засиделся, елки зеленые! Если дознается Цапля - ну и будет! - подумал он, торопливо одеваясь. - А может, Андрей уже искал меня? Вдруг задание какое. Надо быстрей отсюда".
Сжав зубы, стараясь не слушать плач бабушки, Ваня шагнул к порогу.
- Пошел я, - глухо, не оборачиваясь, сказал он. - До свидания, баб.
Стукнула дверь в сенях. Послышались шаги. Чья-то рука шарила в поисках щеколды.
Ваня побледнел, отскочил за печь.
Дверь распахнулась.
На пороге стоял, жмурясь от света, Гриша Голуб.
- Что, не узнаешь? - засмеялся он, протягивая опешившему Цыганку руку. - А я к тебе ночевать пришел. Ночь пересплю, а завтра домой...
Бабушка вскочила из-за стола, радостно засуетилась.
- И правда, Ванечка! Переночуй с Гришей дома. Ну, куда ты, голубок, на ночь глядя засобирался? Я вам сейчас постелю, да и спите себе на здоровье...
И словно вопрос этот был уже решен, старуха достала из комода одеяло и ушла в соседнюю комнату. Ваня переминался с ноги на ногу, нерешительно комкал шапку в руках.
- Не знаю, Гришка... Я... Я сам собрался идти ночевать на запасную квартиру. Пошли вместе. Ведь сам знаешь, Цапля приказал никому не заходить домой...
- А чего же ты зашел? - насмешливо сказал Гриша. - Брось, Цыганок, дрейфить! Все спокойно. Вторую неделю тихо.
- Храбрец нашелся! - блеснул глазами Ваня. - Привел же Васька немцев на наши квартиры.
- Привел он с перепугу. А потом одумался - рот на замок, - убежденно сказал Голуб.