Артиллеристы опоздали, фильм уже начался. Все скамейки, разумеется, были заняты, а на площадке позади "зала" стояла плотная многоголовая толпа. Артиллеристам пришлось занять наихудшее место. Бесикошвили попросил нескольких солдат, стоявших впереди, снять панамы, они обернулись, окинули грузную фигуру грузина взглядами и сняли панамы. Но и простоволосые головы все равно мешали смотреть на экран, и приходилось тянуть шею, привставать на носки, наклонять голову то вправо, то влево.
На огромном вогнутом мраморном экране вспыхивали яркие краски, двигались люди. Где-то поблизости со сценой сидела и неустанно свиристела, как птица с большой грудью и луженым горлом, цикада. Ночь набухала вокруг клуба под открытым небом. Вверху разгорались звезды. Воздух был тяжел, дышалось с трудом, как в погибающей подлодке.
Черепаху пихнули в спину, он посторонился, пропуская вперед двух раскосых солдат. Они протискивались вперед, ближе к экрану. И на их пути оказался Бесикошвили.
- Зачем пихаться?
- Что?
- Говорю: ты что, пьяный?
- Что ты хочешь, биджо?
- Фильм хочу.
- Так и смотри.
Один из них что-то сказал на азийском кхакающем языке.
- Ты что? ругаешь меня?.. Ну! повтори по-русски.
- Ладно, вали.
Чего я вали? ты что? тащишься?
...! ...! ...!
- Ты опять ругаешь? Ну пошли тогда!
- Что пошли? что надо? что хочешь?
- Пошли, говорю, отсюда.
- Да пошел ты.
- Я тебе говорю... - Бесикошвили схватил одного из них за локоть и потащил за собой. Второй исчез.
- Что было? - спросил Бесикошвили, вернувшись. Кто-то начал тихо пересказывать пропущенные грузином эпизоды, но вдруг замолчал и оглянулся.
- Сюда иди-и, биджо.
- В чем дело?..
- Сюда иди, - повторил высокий скуластый солдат. Кажется, это был предводитель той розыскной группы из разведроты, что приходила вчера в батарею.
- Все было честно, один на один, - откликнулся Бесикошвили. Разведчик шагнул вперед, Бесикошвили попятился, но две длинные руки нагнали его и звучно накрыли уши и отскочили, как если бы уши были огненные, - отскочили и вцепились в куртку. Когда его вытащили из толпы, он опомнился и заругался: гаргистраги - моргистраги, - и замахал руками, как медведь, отбивающийся от пчел. Руки разведчика отпустили Бесикошвили, но в тот же миг правая метнулась к его лицу, и голова Бесикошвили полетела назад и повлекла за собой грузное тело.
- Встань! - приказал разведчик. В толпе произошло движение.
- Бесико?!
- А! - откликнулся Бесикошвили, вставая.
- Бесико!!!
- А!
Из толпы выбегали солдаты.
- Прекратить! Что такое?! - властно крикнули из первых рядов.
В кинобудке смолкло жужжание аппарата, изображение исчезло с экрана. Стали слышны глухие удары и топот. Раздался свист.
- Включи!
- Дайте посмотреть фильм!
- Я приказываю!.. Немедленно!..
Но все новые и новые солдаты выбегали из толпы и бросались в драку. Многорукая куча топталась, вскрикивала, сопела, разрасталась.
- Я приказываю! Отставить! Немедленно! - Властный голос приближался к дерущимся. - Последний раз!.. - Голос пресекся.
- А!
- А!
- Х-хы!
- Капитана Теретникова!..
- Хх!
- Пятая ррота!
Неожиданно щелкнул выстрел.
Стрелял человек, вскочивший на сцену. Из кинобудки на экран все еще был направлен пустой луч, и человек с пистолетом встал под него - теперь были видны его погоны и пистолет в руке.
- Па местам! - закричал он и еще раз выстрелил вверх, в тяжелые яркие звезды, и в луче что-то сверкнуло, по сцене забарабанило.
- Не сметь! - гневно закричал офицер, защищая рукой с пистолетом лицо.
- Тут женщины! - крикнули из первого ряда.
Но, вспыхивая в луче света, на сцену все летели камни. И офицер еще раз вскинул руку, щелкнул пистолетом, как бичом, и вдруг схватился за голову, согнулся, выронил пистолет... В кинобудке выключили свет.
- Гаргистраги - моргистраги!
- ...мать!..мать!
- Джяляб!
В темноте проносились камни, свистели увесистые пряжки ремней, раздавались проклятья, воинственные вопли, глухие удары и топот. Камни стучали по экрану и сцене, звонко ударялись о металлическую крышку кинобудки. Хрустнуло дерево - кто-то начал ломать лавку. В темноте загорелся электрический фонарик - и тут же полетел на землю; фонарик катался под ногами и не угасал.
- А! а!
Черепаху ударили по плечу, он обернулся - и чугунный лоб невидимого разъяренного быка стукнул его в подбородок, и он оказался на земле; в ушах звучала пронзительная музыка, во рту было сладко, - он сплюнул, мотнул головой, стараясь вытрясти из ушей оглушительную музыку, и встал на четвереньки, - но сбоку кинулся невидимый бык и выпуклым бугристым лбом поддел его снизу, - Черепаха повалился на бок, хватаясь за одеревеневший живот; дыхание перехватило, он корчился на земле, разевая рот, но горло не откупоривалось, перед глазами прыгали красные маленькие быки, голова распухала... вдруг воздух хлынул в горло, наполнил легкие, голова закружилась, из глаз потекла влага, затошнило, но после нескольких вздохов тошнота прошла.
Где-то лязгало и тарахтело, а вокруг свистели камни и бляхи, топали кирзовые сапоги и твердые тяжелые ботинки, и нужно было немедленно встать, пока вдребезги не разбили голову, - и он собрался с силами и сел, затем привстал, выпрямился и, закрыв голову руками, пошел.
Лязганье и тарахтенье приближались.
Он слепо шел, переступая через разбитые лавки и тела, сплевывая вязкую сладкую слюну.
Металлический хруст и тяжелое сопение нарастали, - и вдруг хруст и рокот вырвались из-за длинного одноэтажного здания, и мощный прожектор осветил клуб под открытым небом, заполненный орущими людьми. Танк повел дулом влево, вправо, и мегафонный голос четко произнес:
- Считаю до десяти.
Раз.
Два.
Три.
Люди переставали махать руками, ремнями и палками, оглядывались на танк.
Четыре.
Палки падали на землю.
Семь.
Клуб пустел. Черные фигурки убегали от прожектора, скрывались в душной тьме.
Восемь.
Вставали с земли и, с трудом переставляя заплетающиеся ноги, уходили прочь. Вместе с солдатами уходили и офицеры. Мегафонный голос пыхтящей железной горы всех гнал прочь.
9
- Подъем, на смену.
На черном дне лежали звезды.
Из города доносились слабые звуки работающей электростанции. В городе желтели пятна - лампы на столбах и несколько окон. Форпост был нем и темен. Нема и черна была близкая Мраморная. Беззвучны и непроницаемы были заокопные пространства.
Голубые звезды лежали на дне, и к ним должны были упасть пушки, часовые с автоматами, ящики со снарядами, - но не падали. Пушки были прибиты к земле. Но почему не падали часовые и ящики?
Возможно, ящики уже сорвались и улетели. А часовые держатся за что-нибудь - за те же пушки. Но он-то ни за что не цепляется, он просто ходит над окопом и ни за что не хватается, чтобы не сорваться и не рухнуть в бездну, усеянную острыми голубыми осколками. Странно.
Черепаха ходил над окопом между двумя орудиями, пошатываясь и зевая. Кто-то стучался изнутри мягкими сильными пальцами в виски, просясь наружу. Голова цепенела и кружилась. Лицо и руки, волосы, ноги, хлопчатобумажная куртка, портянки - все было липкое и сырое. Саднила ранка на щеке - он трогал ее кончиком языка, убеждаясь, что драка не приснилась.
Нет, не приснилась.
И все остальное не приснилось.
Иногда кажется, что все приснилось, все, что было после трезвона будильника в шесть часов апрельского утра. Будильник протрубил, и он уснул, а не проснулся. И теперь ему снятся эти звезды на дне, эти запахи, драки, снится боль в голове и портяночные наполеоны, которых он боится и ненавидит, - нет, не боится... просто... соблюдает армейские традиции... в конце концов, не они их придумали, эти традиции, они тоже терпели в свое время... ничего страшного, терпеть можно... на лбу у тебя не будет печати. Что делать, если ты один.
Двадцать.
Поворот.
- Стой! кто...
- Я, я - Коля.
Подойдя, он спрашивает, не взял ли Черепаха фляжку.
- Нет, не взял.
Коля вздыхает:
- У меня в окопе все чо-то шуршит.
- Змея.
- Да, видно.
- Или варан, - говорит Черепаха.
- Почему они не подрываются? чуют, чо ли?.. - Коля вздыхает. - Скорей бы смена кончилась - напиться.
- Текла бы в окопе река. Нагнулся, каской зачерпнул.
- Или озеро за окопом. Нагнулся, напился, сполоснулся.
- Искупался... помнишь, в туркменском саду?
В туркменском саду был пруд, и они купались до изнеможения...
Сейчас взойдет луна.
- Я... - говорит Коля и замолкает, смотрит налево.
От далекого горизонта по степи плывут мягкие бледные волны. Медленно всходит луна.