Они взошли на макушку холма. Девушка оглянулась.
Внизу бурлили зеленые лагуны, мигали бордовые, фиолетовые и лимонные точки и кляксы. В прозрачных толщах синего дергались жаворонки, и к горизонтам плыли осиновые и березовые острова, и вдалеке висели изумрудные холмы и еловые темные леса.
Черемуховый куст цвел на западном склоне, дул сильный ветер, и аромат черемухи был едва слышен на макушке Лисьего холма.
Он снял кепку, подставил ветру коротко остриженную бугристую голову и сказал, что иногда здесь ночует. Девушка промолчала. Он больше ничего не говорил, и они стояли, молчали и глядели вокруг с вершины легкого зеленого Лисьего холма.
Они спустились вниз, и он спросил, где она хочет побывать еще: на Рыжей речке, на Кофейных прудах или в Деревне? Она сказала: везде. Но нужно было выбирать что-то одно. Уже было три часа, они и так вернутся поздно. На Рыжей можно покупаться и позагорать. На Кофейных прудах сейчас живут журавли, она никогда не видела живых журавлей. А в Деревне, а про Деревню он говорил: о, Деревня! о, в Деревне! это рай, и все такое. В Деревне, сказала она.
Возле старой березовой рощи стояла Деревня. Сначала они увидели эти длинные толстые березы, а когда въехали на пригорок, - Деревню.
Деревня цвела. Цвели корявые вишни, цвели яблони, кусты сирени. Вокруг изб и на огородах тускло желтели вонючие венчики черной белены, пушились яичные одуваны, розовел лабазник, золотилась пирамидальная льнянка. В крапиве висели пурпурные чашки окопника, и первоцветы вытягивали свои бледные губы. Возле замшелого трухлявого колодца цвел развесистый куст боярышника. Трещали скворцы и дрозды, щелкали, звякали, свистели, прыгая с ветки на ветку и соря белыми лепестками, серые лесные птицы. На бревнах изб с пустыми окнами зеленели мхи. На крышах, прогнувшихся, сползших набекрень, росли тонкие осины, березы и ромашки. Пахло цветами, зеленью, гнилью и плесенью.
- А я обжил баню. Вон на отшибе. Это моя хижина. - Он пытливо посмотрел на нее. - Хорошо?
- Здесь? - растерянно спросила она и оглянулась. - Да. Только...
- Что?
- Только как-то... непривычно просто. Это из колодца так пахнет?
- Да. Я беру воду из ручья. В роще ручей.
Они прошли по короткой деревенской улице мимо серых истерзанных изб, мимо огородов и садов с торчащими кое-где из зеленых лохм ветхими плетнями.
Над дверью бани-хижины висела коряга.
- Это Охраняющий, - сказал он, и тогда девушка разглядела кривой рот, редкие толстые волосины и пустой глаз во лбу.
Скрипнула дверь, и они вошли в хижину. Привыкнув к сумраку, девушка увидела печь, железную кровать с рваным матрацем, набитым соломой, стол, застекленное оконце и полку под потолком, - там круглились свечи, лежали спички, пачка соли, стоял чайник, кружка с ложкой, котелок. Пахло плесенью и давним дымом.
- Так странно, - пробормотала она.
- Обед будем готовить на улице, - сказал он, снимая с полки котелок и чайник.
Он отправился на ручей. Девушка села на лежак и сразу почувствовала себя разбитой и уставшей. Есть не хотелось, хотелось лечь и вытянуть отяжелевшие зудящие ноги... Она прилегла и задремала.
Когда она вышла на улицу, он уже разводил костер. Он чиркнул спичкой и зажег растопку, пламя всосалось в сухие дровины и вырвалось миг спустя вверх, и забило в дно чайника и котелка с водой.
- Ты и зимой здесь бываешь? - спросила она, опускаясь на корточки перед костром.
Он кивнул.
- Странно здесь, - сказала она. - Хорошо, но как-то странно. Как ты нашел все это?
- За грибами как-то поехал и набрел на пруды. Карасей, подумал, небось... Еще раз приехал со снастями. Действительно - карасей!.. И - вот.
- Но как же ты ружье посеял. Плохо без ружья. Волки всякие. И люди могут... Какой-нибудь беглый. А? Здесь часто бывают люди?
- Нет, болото отпугивает. Но иногда грибника можно... Ну и зимой охотники бегают на лыжах за зайцами.
- Зимой - у-у как, да? Здорово, да? Метель, волки, а ты печку топишь.
Вода в котелке забурлила. Он хотел засыпать крупу, но девушка попросила: дай я все сделаю, - и он отдал ей соль, ложку, прикрученную к пруту проволокой, крупу в мешочке и банку тушенки. Она сыпанула в кипяток три горсти крупы и щепоть соли и, отворачивая от жаркого костра лицо, принялась помешивать варево ложкой на пруте. Он сидел напротив, глядел в огонь и думал: вот через три дня, вот на два года. Ну ладно, это не двадцать пять лет. И не война. Это ерунда - два года.
Крупа разбухла и стала белой. Девушка вытряхнула из банки в котелок тушенку и перемешала розовые куски с кашей. Она сняла котелок и чайник с жерди, в чайник насыпала заварки. Утерев красное мокрое лицо, она взглянула на него: ловко я все делаю, правда?
Они обедали в хижине перед оконцем. Они молча ели дымящуюся кашу с черным мягким хлебом и смотрели в оконце. Потом пили чай. Девушка думала: неужели где-то есть город? неужели только сегодня они выехали из города?
С улицы донесся резкий и сухой злобный вскрик, девушка поперхнулась и закашлялась, и тревожно посмотрела на хозяина хижины.
- Это сапсан. В роще живет. Редкая птица.
Девушка кивнула. Но страх стоял в ее глазах. Выждав немного, она сказала:
- А все-таки ружье... с ружьем... как же ты так?
Одностволка шестнадцатого калибра лежала под толщей ила на дне одного из семи Кофейных прудов. Он нехотя ответил:
- Потерял.
- Врешь? - осторожно спросила она.
- Нет.
- Врешь, - сказала она. - Сразу видно. Тебе лучше никогда не врать. Это сразу всем видно будет.
- Что ты прицепилась к этому ружью?
- Ничего. Просто лучше было бы.
- Не лучше. Я это знаю... Я утопил его.
- Да?
- Что ты так смотришь? Что тут такого? Мое ружье, я купил его и патроны у барыги, потом взял и утопил.
- Зачем?
- Надоело. Даже палка раз в год стреляет. А уж ружье тем более. Даже когда не хочешь ни в кого стрелять.
Они помолчали. Девушка вздохнула.
- Жалко? - насмешливо спросил он.
- Ага, - откликнулась она. - Через три дня ты уйдешь в армию, и там тебе дадут уже не ружье, а гранаты и автомат.
- А, ты вон о чем...
- Я проницательная. Проницательная?
- Проницательная. Ну, дадут, так что ж... Три раза на стрельбище - и все. Знакомый вернулся из армии, говорит: за два года три раза на стрельбище - и все. По фанерным людям.
- Но они могут послать... - Девушка запнулась.
- Куда?
- Куда захотят, туда и пошлют служить. Могут отправить... на эту войну. Могут, Витя?
Он пожал плечами. Налил в кружку чаю, отхлебнул... Он забыл об этой войне. Как-то совсем забыл. Газеты о ней говорят невнятно, сквозь зубы. Не поймешь, русские то ли воюют там, то ли деревья сажают и детские сады строят...
Опять крикнула старая птица, и тут же донесся далекий тугой звук. Через мгновение звук повторился.
- Гроза? - спросил себя неуверенно он, встал из-за стола и вышел на улицу. Девушка растерянно и радостно улыбнулась и тоже вышла.
Небо над Деревней и рощей было чистое. По листве берез ударял то и дело сильный ветер. Свежо было.
Солнце стояло уже на западе. Оно косо освещало зеленое поле, крапчатые стволы берез, гнилые, провалившиеся крыши, черные обрывки плетней и белые сады.
- Вон, - сказал он и ткнул пальцем в небо над рощей.
- Это и есть сапсан?
Над рощей кружила птица с бурыми крыльями и пестрой грудью.
- Слышишь, - сипло сказала она и откашлялась, - как сады запахли?
- К дождю, - ответил он, не глядя на нее. - Надо собираться... Дороги развезет...
"В Индии... эти, тропические ливни... неделями". - Она беспомощно глядела в небо над рощей, но небо все было чистым.
- Хорошо тебе было? Понравилось? - спросил он.
Она молча кивнула.
- И без ружья не очень страшно? - спросил он, улыбаясь.
Она покачала головой.
- Хочешь, мы вернемся через два года?
- Хочу.
- Надолго.
- Хочу. - Она заставила себя улыбнуться.
- Уходим, - сказал он и вернулся в хижину. Он собрал ложки и кружки, взял котелок и чайник и пошел на ручей.
Она стояла все на том же месте и глядела, как он идет к березам, как он идет между берез... Его заслоняли стволы и кусты, и снова он показывался и скрывался... Нужно было самой помыть посуду, думала она и не двигалась с места, и не окликала его. Он уходил все дальше, делался все тоньше и призрачней. Солнце светило на березы. Резко чернели на белых стволах трещины, наросты и крапины. Над рощей кружила старая хищная птица.
Край тучи повис над рощей.
Он выбежал из рощи, заскочил в хижину, оставил там вымытую посуду, вышел, взялся за руль велосипеда.
- Пошли!
Она покорно пошла за ним. Она хотела сказать: сейчас дождь начнется, давай останемся и переждем, что родители? ну и что, что родители... пускай родители... я не хочу думать о родителях. Она молча шла за ним.
Они вышли на деревенскую улицу, сели на велосипеды и поехали.
Дождь побрызгал немного и перестал. Жаль, что в России не бывает этих тропических ливней, которые льются днями, неделями и месяцами, подумала она.
Она оглянулась, когда поднялись на взгорок.
Тучу сносило на юг. Над рощей и Деревней небо синело. В Деревне белели сады. Наверное, там опять трещали и цокали серые лесные мелкие птицы, трещали и цокали, прыгая с ветки на ветку и соря лепестками.