Некоему старцу, находящемуся в тяжелой телесной немочи, послушник, по рассеянности, дал испить вместо полагающегося меда прогорклое растительное масло. Узнав об ошибке, он почти что с укором спросил старца, почему тот ничего не сказал ему, почему молча выпил испорченный продукт? На что старец ответил, что на то была воля Божия. Господь, видимо, захотел испытать его, своего раба, в противном случае, он бы не попустил совершиться ошибке.
Эта покорность воле Божией проявлялась зачастую в несправедливых, даже возмутительных на обычный обывательский взгляд событиях и ситуациях…
Преподобного Макария Египетского, ведущего ангелоподобный, непорочный образ жизни, оклеветала падшая женщина перед своими родителями и соседями: "Согрешила я с вашим пустынником, которого вы все считаете святым". Безответного святого избили, а затем, нацепив ему на грудь разные закопченные черепки, горшочки, корчажные рукоятки, повели по селу, толкая под бока, дергая за бороду и за волосы, избивая палками. По выздоровлении, делая корзины и продавая их через своего келейного, все вырученные деньги этот непостижимо кроткий и незлобивый человек посылал на содержание вышеозначенной девицы, тем самым точно подписываясь под кощунственным обвинением.
Войти в подобную ситуацию, влезть в шкуру этого невинно пострадавшего человека, понять, прочувствовать его незлобие изнутри, когда в собственной жизни без конца подпитываешь рой мелких обид, наворачивающих упрямые круги вокруг головы (там посмотрели недобро, так укусили зубастым словечком, там проигнорировали и т. д.) – просто невозможно. Еще более невозможно понять умозрительно крестный путь самого Христа, явившего своим святым угодникам и последователям ярчайший пример готовности ко всякого рода избиениям и оплеухам, поношениям и насмешкам, к бесчеловечному истязанию на кресте, готовности, хоть и давшейся после мучительных Гефсиманских колебаний, но искренней и абсолютной, поскольку все это случилось по воле Божией. Готовности претерпеть все до конца, при этом не то чтобы простив своим обидчикам все их злодеяния, а уже изначально не имея в сердце своем ни гнева, ни обиды, а только сплошное болезнование о них, находящихся в страшной одержимости духом зла, отпавших в своем бесчеловечном ожесточении от Бога.
Все эти яркие примеры, в которых Божии заповеди, словесный призыв так горячо и самозабвенно подкрепляются и иллюстрируются жизненным подвигом, говорят лишь об одном – любой человек, претерпевший до конца и с благодарением попущенные Богом скорби, простивший обидчика, молящийся о его спасении и, наконец, возлюбивший его всем сердцем (какие бы обиды словом ли, действием, страдания духовные или телесные не перенес от него), удостоится Богом Царствия Небесного и еще при жизни станет светильником для других, получит удивительные дары: провидения, целительства и т. д.
Сотник Лонгин – каппадокиец, несший службу в Иудее, – охранял тело Иисуса Христа после распятия на кресте. Он видел тьму, сгустившуюся над землей во время казни, был свидетелем многих других необъяснимых явлений, и, в конечном счете, свидетелем самого Воскресения. Не имевший никаких представлений ни о миссии Богочеловека на земле, ни о Его пророчествах и заповедях, он вдруг и окончательно уверовал в божественную природу казненного, пришел к Пилату и откровенно поведал ему и первосвященникам и о чуде Воскресения, и о своем прозрении. Отвергая предложенное золото, игнорируя угрозы, он стал свидетельствовать об этом и народу иудейскому. Сотника приговорили к смертной казни – отсечению головы.
Лонгин и два его друга-воина, которые должны были разделить с ним смертную участь, до того изумили кротостью и доброжелательством прибывших привести приговор в исполнение, что те рискнули отпустить святых, посоветовав им бежать. Лонгин и его друзья отказались от заманчивого предложения, желая по мере своих человеческих возможностей принять хоть какое-то участие в крестной муке Христа, приобщившись к его страданиям. Когда казнь состоялась, Пилат приказал бросить отсеченные головы на мусорную свалку вне городских стен.
Спустя некоторое время одной слепой женщине приснился святой Лонгин с просьбой отыскать его голову и предать ее погребению. С помощью провожатого она добралась до свалки, нашла голову и, коснувшись головы, прозрела…
Спаси мя, Спасе мой, по твоей благости, а не по моим делом…
Загоревшись написанием этой книги, не раз спрашивала себя, имею ли я право говорить о вещах настолько же недостижимых для меня, насколько и непостижимых, смею ли вообще касаться этой темы… И, может, единственное, что нашла хоть сколько-нибудь извиняющее мою дерзость, – то, что цель моего написания далека от жалкого и смехотворного с моей стороны желания учительствовать и просвещать ближних. Всё, что я могу и могу лишь с Божией помощью, – это рассказать о том, что сама узнала из святоотеческих книг, привлечь других, незнакомых пока с этими книгами, к чтению бесценных советов и поучений, даваемых теми, кто своим жизненным подвигом заслужил право наставлять и учить, врачевать души и открывать истинные горизонты, и смысл, и задачу краткого земного пути. Поведать вкратце о тех или иных событиях из жизни святых угодников, которые могут вызвать восхищение и желание следовать христианскому образу жизни хоть в самых скромных поначалу, самых пичужных масштабах.
Вращаясь по священным орбитам этой многогранной темы, вдруг открыла для себя довольно очевидную истину, что те, к кому зачастую мы относимся весьма потребительски (читая молитвы – и ожидая немедленной помощи, недоумевая, а иной раз слегка и обижаясь, что эта помощь заставляет себя ждать), удостоились дара помогать, утешать, исцелять – ценой собственной жизни, ценой самоотречения, ухода от призрачных мирских утех и удовольствий, ценой добровольного и радостного несения зачастую неподъемного креста.
Эти вещи кажутся несоизмеримыми: цена – жизнь, отданная Богу без остатка, – и помощь людям в их мирских земных нуждах: вылечи, дай хорошую работу, верни мужа в семью, избавь сына от пьянства и т. д.
За всей этой чисто внешней помощью, мне кажется, стояло, стоит и будет стоять одно: дать блуждающему в мирских потемках путеводную нить, растормошить, вывести, вытряхнуть его оказанной ему чудотворной помощью из мирской спячки, помочь уверовать в вечную жизнь, взрастить потребность – приложить все силы для собственного очищения и стяжания Духа Святого. Словом, дать шанс на спасение в грядущей, сияющей вечности.
Часто приходят на память случаи из собственной юности, когда помощь свыше (не вследствие горячих молитв и упований, помощь даже не ожидаемая, ввиду мысленной отдаленности от Бога) была оказана мне по великой Божией милости.
Однажды, возвращаясь поздним вечером с дружеских посиделок, опоздала на последнюю электричку. Денег на такси нет, а от метро "Советская" до проспекта Героев Сталинграда путь не близкий. Впрочем, выбора не было – пошла. Сколько прошла, не помню. Тормозит белая машина метрах в четырех от меня (тротуар был широкий, а я шла почти вплотную к зданиям). "Девушка, садитесь, я вас подвезу", – голос какой-то скользкий, не вызывающий доверия. "Спасибо, не надо, я без денег, не смогу оплатить". – "Я вас довезу бесплатно". – "Спасибо, я уже почти дошла". – "Ну и что, все равно садитесь…" И т. д., и т. п. За время этого приблизительно переданного диалога я продолжала идти, не останавливаясь и уже не оглядываясь, так как на душе было очень неспокойно. Я не видела владельца машины, но этот голос из темноты мне определенно не нравился. И так как я продолжала идти, машина на черепашьей скорости следовала сбоку от меня, то и дело тормозя. Это продолжалось минут десять. И вдруг я неожиданно для себя самой – "Была не была. Идти ведь всю ночь, мало ли что еще в дороге случится…" – решительно повернула к машине.
Открываю дверь и нарочито уверенно – а душа в пятках – заявляю водителю: "Что ж, везите. Только денег, как я уже говорила, у меня нет". Замечаю краем глаза, что водитель какой-то растерянный. Он добавляет газу, едем. Доехали без приключений, в дороге разговорились. Оказался очень милым парнем, и голос его больше меня не настораживал. Уже к концу общения разговор, в шутливой подаче, коснулся и нашего знакомства: "Еду я по дороге, слышу, вроде двигатель стучит. Остановился посмотреть. И тут открывается дверь, в салон лезет какая-то не в меру самоуверенная девица и заявляет мне, что мы едем туда-то и туда-то, причем совершенно бесплатно…" Рассказала и я, как эту самую девицу упорно зазывали в машину, пока не уверились, видимо, в бесполезности зазываний и не махнули рукой, и что эта самая девица – каким-то внутренним чутьем, следуя велению свыше, – решилась сесть лишь тогда, когда уехавшую "недобрую машину" неслышно заменила машина простого и хорошего человека. Машина той же марки, того же цвета.
Этот и другие случаи помощи довольно долго хранила я на задворках памяти, рассказывая иной раз в кругу знакомых в качестве забавных и невероятных историй, не давая себе особого труда задуматься, для чего была оказана эта помощь (помимо задачи сохранения моей глупенькой жизни), какие выводы должна я извлечь из всего этого.