Ключарев приходит домой. Садится с Дениской за уроки. Жена что-то варит или жарит. А четырехлетняя Тоня всем мешает.
- Вот тебе бассейн. - Ключарев быстро черкает карандашом. - Бассейн емкостью... А вот тебе первая труба.
- Да я сам нарисую, - говорит Денис. - Плохо ты рисуешь. Наш школьный бассейн выглядит так...
Дениска рисует бассейн, две трубы и льющуюся воду.
- Мама говорит, что когда ты учился, при вашей школе не было бассейна. Правда?.. Как же ты научился плавать?
- Я уже не помню.
- И в баскетбол вы не играли?
- Не отвлекайся.
Но внутренне Ключарев сыном доволен. Задача сложна. Ключарев заставляет Дениску решать двумя способами и учит выбирать оптимальный, это значительно выше школьных требований. Денис, как всегда, решает четко, логично и не без изящества. Иной раз Ключарев с настороженным удивлением вглядывается в его ясное лицо, пожалуй, слишком ясное и целенаправленное.
Звонит телефон.
- Не обращай внимания, не отвлекайся... Итак, объем вдвое больше.
- А скорость воды та же?
- Да.
Голос жены. Она у плиты, на кухне:
- Витя!.. Телефон надрывается - неужели не слышишь?
- Слышу. Мы заняты.
Появляется в дверях маленькая Тоня. Повод есть, она тут же врывается туда, где отец занимается с Денисом, и слегка шепеляво объявляет:
- Сисяс мама придет. Она сисяс руки вымоет.
- "Сисяс, сисяс", - передразнивает Ключарев, изображая строгость. - Сисяс я и сам могу.
Он берет трубку. Он вдруг подумал, что это Лида, с нее станется и сюда позвонить. Но нет - это Бусичкин.
- Виктор, привет.
- Привет.
- Что ты такое сказал сегодня Ивану (то есть Ивану Серафимовичу)? Он в страшной растерянности. Вызвал меня. Стал спрашивать о жизни. Об отношении к работе. И все на этаком чудовищно нервном уровне... И вдруг заговорил о том, какой у нас замечательный отдел. Какие мы все талантливые и дружные. К чему бы это?
- Не знаю.
- А вы-то с ним о чем говорили?
Ключарев улыбается:
- О Данте.
- О чем, о чем?
- Да ни о чем. Просто поговорили.
Ключарев вешает трубку. Дениска к этому времени уже решил задачу, и они с Тоней строят друг другу рожи.
- Майя! - кричит Ключарев жене. - Они ведь ели. Не пора им спать?
- Пора. Давно пора... Укладывай.
Ключарев и жена на кухне. Чай. То есть уже чай, и пьется он неторопливо, и дети уже спят, и тишина. "У самовара я и моя Маша", - как иногда шутит Ключарев, подчеркивая минуту... И верно: этот вечерний чай уж давно нечто большее, чем чай. Это точка спокойствия. Подчеркивая защищенность домашней крепости в минуту, когда дети спят.
- Дали читать схему. Торопят как на пожаре...
Майя рассказывает о своей работе - у них отчетный период. Ключарев понимающе кивает. Затем они говорят о Тоне и о гриппе в детском саду. Затем о деньгах. Три месяца не вносили за кооператив. Надо как-то изловчиться. Правда, детей приодели и обули.
- Идем спать, - говорит Майя, глаза у нее слипаются.
- Идем...
Спать-то спать, но Ключарев еще долго поворачивается в постели с боку на бок.
- Майк, а Майк! - трогает он спящую рядом жену.
- Что такое?
- Иван сегодня сказал мне, что, дескать, поезжай в Старый Поселок.
- Ну и что?
- Нет. Ничего особенного... Чудак!
Жена не отвечает, спит... В книжках, говорит, все в конце концов уезжают. И ведь с болью сказал, болело в нем что-то. Вот именно, Иван Серафимович. В книжках. Там, в книжках-то, драматургия. И идея, и цель, видимо, какая-то есть. Вот герой и уехал из большого города, оскорбленный и непонятый. А здесь ведь эпика. И никакой тебе драматургии. Просто живешь. Свое живешь, свое делаешь. И это ж какие беды и оскорбления должны обрушиться на человека, чтоб человек вдруг принял решение уехать. Если такие-то беды, то ведь и о более важном можно задуматься. Не только взять да уехать...
- Майк.
Жена спит. Ключарев тоже засыпает. Бараки. И белое жаркое лето. Пыль на дороге, выбеленная солнцем. Сонная ноздря водопроводной колонки, прямо посреди улицы... Слышно вдруг, как начинает ворочаться кто-то из детей. Дениска. Его кровати скрип.
Но и в Старом Поселке, если уж о начальстве, тоже жил кое-кто. А именно он - инженер Калабанов. Их гордость.
История с красными помидорами разыгралась, когда приехал представитель из Москвы. Весь городок слегка залихорадило. И старопоселковцы тоже заволновались - как-никак!.. Но наконец строящийся завод был осмотрен. Представитель из Москвы был доволен. Улыбался. А директор завода отер пот со лба и сказал:
- Теперь, может быть, ко мне домой поедем? - И он добавил, как бы пояснил этому влиятельному человеку: - Отдохнете. То есть по-домашнему. В гостинице ведь шумно.
Насчет шума в гостинице он преувеличил, гостиницы просто не существовало. И тут-то их, старопоселковский, Калабанов тоже вошел в разговор. Знай, мол, наших, поселковских. И вроде бы добавил, общего хлебосольства ради:
- Или ко мне поедем. В Поселок... Тоже не пожалеете.
Представитель из Москвы пожал плечами, рассмеялся - целых два предложения! - и, сея небольшую интригу, лукаво спросил:
- А кто что предложит?
Директор сказал про вкусный обед. Сказал про вид из окна на заснеженную степь и на замерзшую реку, когда рядом будет жарко потрескивать алыми чурками печь. Кажется, сказал про самодеятельность. И наверняка про подледную рыбалку - что еще можно предложить на уральской стройке?
И тут их, старопоселковский, Калабанов усмехнулся - не он ведь интриговал представителя, это представитель его. И когда тот, повернув начальственную голову, спросил: "Ну, а вы?.." - Калабанов еще раз усмехнулся и не без эффекта выдал:
- Все то же. Плюс красные помидоры.
- Свежие? - удивился представитель.
- Свежие. А была зима.
Конечно, Калабанов знал, на что шел. - был у них в Поселке такой Коля Двушкин, их Мичурин.
И еще вчера кто-то болтал, что Коля Двушкин как раз снял три ведра красных ("уж таких краснющих!") помидоров со своего парника.
Так что Калабанов выиграл бой легко. Он не поддакивал и особенно не зазывал. Он только стоял сбоку, как и положено инженеру.
И вот представитель из Москвы в Старом Поселке, у Калабанова, - огонь в печке, чурки потрескивают, хозяйка ходит павой и чуточку суетится, чтоб водку, скажем, покрасивее поставить на скатерть. А представитель то ли проголодался, то ли просто озяб во время осмотра - словом, немного нервничает и все спрашивает:
- Откуда же свежие помидоры? Калабанов на своем:
- Секрет.
И тут появляется (примчался шофер - шепчет) другая интрига, сама сплелась. Коля Двушкин был не просто ревнив, но еще и изобретателен в своем чувстве. Он понял так, что приглашение к Калабанову в гости и помидоры, с которыми он явится к столу, - все это лишь предлог, а суть конечно же в его, Колиной, красивой жене. Дескать, ее-то напоказ и надо представителю из Москвы.
- Да что же он не едет? - шепчет Калабанов шоферу.
Шофер тоже шепотком:
- Мнется что-то, понять не могу.
- Скажи ему, что я приказываю. И чтоб мигом!
- Есть!
Коля Двушкин такой приказ не то чтобы ожидал - предвидел. И потому тут же, еще до прихода шофера, собрал родню (а Двушкиных было немало) и устроил большую пьянку. Помидоры лежали на столе, а родичи уничтожали их под водку. "Щас, щас, - сказал Коля примчавшемуся шоферу, - не могу же я выгнать гостей". - "Каких гостей?" - "Да вот этих. Провожу их и приду". - "Да их вроде не было". Но Коля ему тут же рюмку водки в зубы, шапку в руки, шофер выпил - помчался.
А Калабанов как раз говорит представителю из Москвы:
- А ведь хорошо водочки с морозца? Верно?
- Верно, - говорит тот. - Да ведь с морозца-то уже час прошел. Пора бы и за стол сесть.
- Это сейчас, минуточку...
И Калабанов бросается к примчавшемуся шоферу, шепчет в коридоре: "Ну? Где Двушкин?" - "Гостей провожает". - "Каких гостей?.. Да что ж он, черт, тянет, рожает, что ли?" - "Нет. Пьют и помидоры едят". - "Ах, дьявол парниковый! Подлец! Убийца!"
Двушкин тем временем сидел очень собой и своей интригой довольный - с помидорами в Старом Поселке было покончено. Родичи орали песни, красавица жена подтягивала звонко и пьяненько, шум, гам - своя, так сказать, и родная картинка. Два ведра помидоров съели, третье ведро Коля им не дал - больно было смотреть. Коля хотел хоть какую-то извлечь эмоцию, ведь растил и старался, и вот он кликнул пацанов с улицы, своих и соседских, - они расхватали последнее, и это был уже финал, конец помидоров. И вот Коля сидит гордый и довольный и смотрит на влетевшего в дверь шофера. "Ну?.. Ну?.. Ну?.."
"Что "ну"? - говорит Коля. - Я, может, и пришел бы в гости. Да без помидоров неловко. Вроде обещал". За шофером влетает сам Калабанов. "Как это без помидоров?" - "Родичи поели. Не рассчитал". Калабанов скрежетнул, глядит - родичи один веселее другого, жуют, одно слово, молодцы, поработали. А там и сям помидорные остатки, червоточинки и задки. "Ну хоть один, - взмолился он, - остался? Ну хоть последний?" - "Нет, последний дядя Кузя съел. - И зовет, манит пальцем: - Кузь, поди сюда, подтверди".
Калабанов махнул рукой и выбежал.
Жена Калабанова в эти минуты, почуяв правду, начала готовить отступление. Гость томился. Курил. Ходил вокруг стола. Она дала ему рюмку водки:
- А вот и баранок возьмите. Румяные, а?.. Их у нас по-простому помидорами зовут.
- Баранки?
- Ну да. Так и говорят - красные помидоры. Она сжалилась (мужа все не было, гость явно голодал) и дала еще рюмку: