- Значит, ты никогда не платишь за себя? - опять спросил Джон Генри.
- Об этом же я и говорю, - сказала Беренис. - Когда идешь куда-нибудь с поклонником, за себя никогда не платишь. Вот если бы я пошла куда-нибудь в женской компании, так мне бы пришлось самой платить за себя. Да стану я ходить в кино с женской компанией!
- Когда прошлой весной вы в воскресенье ездили в Фэйрвью, - сказала Ф. Джэсмин, - негр-летчик катал на своем самолете негров. Кто ему тогда платил?
- Дай-ка вспомнить, - ответила Беренис. - Хани и Клорина платили за себя. Правда, я одолжила Хани доллар сорок центов. Кейп Клайд платил за себя, а Т. Т. платил за себя и за меня.
- Значит, Т. Т. тебя прокатил?
- Об этом я и толкую. Он платил за автобусные билеты до Фэйрвью и обратно, и летчику, и за угощение. Ну, за всю поездку. Конечно, он сам платил. Откуда у меня, по-твоему, деньги на то, чтобы летать на самолете? Я же получаю шесть долларов в неделю.
- Об этом я не подумала, - призналась Ф. Джэсмин. - А откуда у Т. Т. столько денег?
- Он заработал их, - ответила Беренис. - Джон Генри, вытри рот.
Так они сидели за столом и разговаривали, потому что в это лето они всегда ели в несколько приемов: поев немного, давали время пище улечься в желудке, а потом снова принимались за еду.
Ф. Джэсмин положила нож и вилку крест-накрест на свою пустую тарелку и задала Беренис вопрос, который уже давно интересовал ее:
- Скажи, грудинку с рисом и горошком называют только так по всей стране или еще как-нибудь?
- Да по-разному, - ответила Беренис.
- А как?
- И запеченной грудинкой, и рисом с горошком в подливке, и просто грудинкой. Сама выбирай.
- Я говорю не про наш город, - сказала Ф. Джэсмин, - а про другие. Ну, как это блюдо называется в других странах, например во Франции?
- Уж этого я не знаю, - ответила Беренис.
- Мерси а ля парле, - сказала Ф. Джэсмин.
Они сидели за столом и молчали. Ф. Джэсмин откинулась на стуле и повернула голову к окну, которое выходило на залитый солнцем двор. В городе было тихо, на кухне тоже стояла тишина, и только тикали часы. Ф. Джэсмин не чувствовала, как вращается земной шар, - все замерло.
- Со мной приключилось что-то странное, - начала Ф. Джэсмин. - Даже не знаю, как объяснить. Такие странные вещи всегда трудно объяснить.
- Что приключилось, Фрэнки?
Ф. Джэсмин оторвала взгляд от окна, но прежде чем она открыла рот, раздался неожиданный звук. В тишине через кухню проплыла нота, потом она повторилась. В августовском воздухе прозвучала гамма. Раздался аккорд. Затем медленно и сонно аккорды потянулись вверх, все выше и выше, словно по ступенькам дворцовой лестницы. Но когда должна была прозвучать восьмая нота и закончить гамму, пианино смолкло. Потом опять предпоследняя нота. Седьмая нота, в которой эхом отдавалась вся незаконченная гамма, повторялась вновь и вновь. Наконец настала тишина. Ф. Джэсмин, Джон Генри и Беренис переглянулись. Где-то поблизости настраивали августовское пианино.
- Господи! - воскликнула Беренис. - По-моему, это уж слишком.
Джон Генри вздрогнул.
- И по-моему, - сказал он.
Ф. Джэсмин неподвижно сидела за столом, уставленным тарелками и блюдами. Серый воздух кухни казался застоявшимся, а сама кухня - слишком плоской и квадратной. После паузы опять прозвучала нота, потом еще раз - на октаву выше. Звуки становились все выше и выше, и при каждом ударе клавиш Ф. Джэсмин поднимала глаза, как будто следила, как нота плывет из одного угла кухни в другой; когда прозвучала самая высокая нота, ее взгляд уперся в потолок, затем гамма заскользила вниз, и она медленно повела головой, переводя взгляд с потолка на пол, в противоположный угол комнаты. Нижняя басовая нота прозвучала шесть раз, и Ф. Джэсмин уставилась на старые шлепанцы и пустую пивную бутылку в углу. Наконец она закрыла глаза, встряхнулась и встала из-за стола.
- Мне так грустно, - сказала Ф. Джэсмин. - Даже мурашки по коже забегали.
Она начала ходить по кухне.
- Говорят, когда в Милджвилле хотят кого-нибудь наказать, его связывают и заставляют слушать, как настраивают пианино. - Она три раза обошла вокруг стола. - Я хочу тебя спросить вот о чем. Бывает, ты встретишься с человеком, который тебе кажется ужасно странным, но ты не можешь понять почему…
- Как это странным?
Ф. Джэсмин думала про солдата, но объяснить по-другому не могла.
- Скажем, ты познакомилась с кем-то, и он кажется тебе пьяным, но ты в этом не совсем уверена. И он хочет, чтобы ты с ним куда-нибудь пошла, на вечеринку или на танцы. Как бы ты поступила?
- Хм. Так сразу трудно сказать. Не знаю. Все тут зависит от настроения. На вечеринку, где много людей, я бы пошла, а там завела бы знакомство с кем-нибудь, кто мне больше по душе. - Живой глаз Беренис внезапно сузился, и она пристально посмотрела на Ф. Джэсмин. - А почему ты об этом спрашиваешь?
Тишина заполнила всю комнату, и Ф. Джэсмин услышала, как капает вода из крана. Она пыталась придумать, как бы рассказать Беренис о солдате. Внезапно зазвонил телефон. Ф. Джэсмин вскочила, опрокинув пустой стакан, из которого пила молоко, и бросилась в переднюю, но Джон Генри, сидевший ближе к двери, первым подбежал к телефону. Он встал коленями на стул и улыбнулся в трубку, прежде чем сказал "алло". Он повторял "алло", "алло", пока Ф. Джэсмин не отняла у него трубку и сама не крикнула "алло" раз двадцать пять, после чего повесила трубку.
- Такие вещи меня прямо бесят, - сказала Ф. Джэсмин, когда они вернулись на кухню. - Или вот еще - терпеть не могу, когда почтовый фургон останавливается у наших дверей и шофер таращится на номер дома, а потом увозит посылку куда-то еще. По-моему, это дурное предзнаменование. - Она провела пальцами по коротко остриженным светлым волосам. - Знаешь, я хотела бы до отъезда, до завтрашнего утра, узнать свою судьбу. Я уже давно хочу, чтобы мне погадали.
- Ну, хватит, - перебила ее Беренис. - Лучше покажи-ка мне свое платье. Интересно посмотреть, что ты выбрала.
И Ф. Джэсмин пошла наверх переодеваться. Ее комната была настоящей парилкой - жара со всего дома поднималась туда и там оставалась. Во второй половине дня воздух в ее комнате словно гудел, так что от вентилятора шума бы не прибавилось. Ф. Джэсмин включила его и открыла дверцу стенного шкафа. До сих пор она всегда вешала свои шесть костюмов на плечики, а ту одежду, что носила обычно, либо запихивала на полку, либо бросала в угол, но в этот день все переменилось: костюмы она положила на полку, а в шкафу на плечиках висело только свадебное платье. Серебряные туфельки она аккуратно поставила на пол под платьем, повернув их носками на север, в сторону Уинтер-Хилла. Почему-то, одеваясь, Ф. Джэсмин начала ходить по комнате на цыпочках.
- Закройте глаза! - крикнула она вниз. - И не смотрите, когда я буду спускаться по лестнице. Я вам скажу, когда можно будет открыть глаза.
Даже стены кухни будто смотрели на нее, и кастрюля, висевшая на стене, была как черный внимательный круглый глаз. На мгновение пианино перестали настраивать. Беренис сидела склонив голову, как в церкви. Джон Генри тоже склонил голову, но все же подсматривал краем глаза. Ф. Джэсмин остановилась на последней ступеньке, положив левую руку на бедро.
- Ой, как красиво! - воскликнул Джон Генри.
Беренис подняла голову и увидела Ф. Джэсмин, но по ее лицу нельзя было понять, что она думает. Ее темный глаз разглядел все, от серебряной ленты в волосах до подметок серебряных туфелек, но она ничего не сказала.
- Ну как? Только честно! - спросила Ф. Джэсмин.
Однако Беренис лишь смотрела на оранжевое атласное платье, качала головой и ничего не говорила. Сначала она лишь слегка покачивала головой, но чем дольше смотрела, тем сильнее качала головой, пока наконец Ф. Джэсмин не услышала, как похрустывают ее шейные позвонки.
- Ну, что такое? - спросила Ф. Джэсмин.
- Ты же хотела купить розовое платье.
- Да, но когда я пришла в магазин, я передумала. А в чем дело? Тебе это платье не нравится, Беренис?
- Нет, - ответила Беренис, - оно не годится.
- Как это? Почему не годится?
- Очень просто - не годится, и все.
Ф. Джэсмин повернулась, посмотрела на себя в зеркало, и платье опять показалось ей красивым, но на лице Беренис застыло кислое и упрямое выражение, как у старого длинноухого мула. Ф. Джэсмин не могла понять, в чем дело.
- Я все-таки не понимаю, - пожаловалась она, - чем оно тебе не нравится?
Беренис скрестила руки на груди и ответила:
- Ну, если ты сама этого не видишь, я тебе объяснить не могу. Вот посмотри на свою голову.
Ф. Джэсмин посмотрела в зеркало на свою голову.
- Сначала ты остриглась, точно каторжник, а теперь повязываешь голову серебряной ленточкой, когда у тебя еще и волос-то нет. Очень это странно выглядит.
- Это ничего, я на ночь вымою волосы и попробую их закрутить, - объяснила Ф. Джэсмин.
- Посмотри на свои локти, - продолжала Беренис. - Платье-то вечернее, сшитое для взрослой женщины. Оранжевый атлас. И твои заскорузлые локти… Одно к другому уж никак не подходит.
Ф. Джэсмин сгорбилась и закрыла грязные локти ладонями.
Беренис еще раз качнула головой, затем поджала губы.
- Отнеси платье назад в магазин.
- Но я не могу! - воскликнула Ф. Джэсмин. - Оно по сниженной цене. Их назад не берут.