- Если это случается впервые, мы - то есть магазин - из-за такой кражи, с таким ущербом особого шума тоже не поднимаем: все-таки работаем в сфере обслуживания. Больше, чем нужно, обострять ситуацию тоже ни к чему. Обычно, для начала я привожу ребенка сюда, в эту комнату, слегка его припугну, на этом все и кончается. И даже в более серьезных случаях мы - самое большее - связываемся с родителями и просим их обратить на это внимание. В школу ничего не сообщаем. По возможности стараемся все уладить тихо и мирно - у нашего магазина такая политика по отношению к детскому воровству. Но этот мальчик совершил сегодня кражу не в первый раз. На его счету уже три кражи у нас - и это только те, о которых мы знаем. Целых три кражи, мыслимое ли дело? Вдобавок ко всему, и в первый, и во второй раз этот ребенок наотрез отказался назвать свое имя и школу, в которой учится. Тогда я тоже с ним беседовал и все прекрасно помню. Что ему тут ни втолковывали, о чем ни спрашивали - он и рта не раскрыл. Как говорили у нас в полиции, "ушел в несознанку". И вел себя очень плохо - ни благодарности, ни каких-то признаков, что он задумался над своим поведением, сплошное сопротивление. Я ему тогда сказал: "Не сообщишь, как тебя зовут, пойдем в полицию. Это тебе понравится?" А он все равно молчал. Поэтому на сей раз ничего другого просто не оставалось: пришлось насильно заставить его показать мне проездной билет на автобус, чтобы установить его личность.
Охранник сделал паузу - ждал, пока все эти подробности улягутся в моей голове. И по-прежнему смотрел мне прямо в глаза, а я все так же не отводил взгляд в сторону.
- Да, еще один момент. Собственно, сами вещи, которые он крал. Просто никакие, ничего симпатичного в них нет. В первый раз - механические карандаши, пятнадцать штук. В целом на 9750 иен. Во второй - восемь компасов, на сумму 8000 иен. То есть он все время крадет предметы одного только вида, но кучками, наборами. И не для того, чтобы пользоваться самому. Либо он просто так развлекается, либо ворует, чтобы потом продавать - в школе, своим товарищам.
Я представил картину: Морковка во время обеденного перерыва пытается всучить наворованные степлеры одноклассникам. Бред какой-то. Нет, это совершенно нереально.
- Не совсем понимаю, - произнес я. - Почему нужно красть все время в одном и том же магазине, причем так нагло, в открытую? Ведь если делаешь это несколько раз подряд, очевидно, что тебя уже знают в лицо, начинают следить, как ты себя ведешь, а если снова поймают, точно накажут - мало не покажется. Хочешь безнаказанно этим заниматься, чтобы сразу тебя не застукали, - идешь в другой магазин. Обычно так делают. Разве нет?
- Это вы меня спрашиваете? Тут я вам ничего сказать не могу. На самом деле может, он и в других магазинах тоже поорудовал. Или же как-то особо полюбил только наш магазин. А может, лицо мое ему не понравилось. Откуда мне знать? Я ведь всего лишь охранник в супермаркете, не мое это дело - вникать во всякие сложности. Мне за это денег не платят. Хотите разбираться - давайте, можете самого его спросить и посмотреть, что выйдет. Сегодня он уже три часа у меня тут сидит, а я пока не услышал от него ни единого слова. Вроде, на первый взгляд, послушный мальчик, а тут - уперся, и ни в какую, тот еще фрукт. Вот, пришлось вас вызывать. Извините, что в выходной… Да, кстати, я с самого начала заметил. Вы где-то здорово загорели. К нашему делу, конечно, это отношения не имеет, но вы куда-то ездили в каникулы отдыхать?
- В какие-то особые места я не ездил, - произнес я.
Старший охранник тем не менее продолжал все так же многозначительно вглядываться в мое лицо. Будто именно я и был важнейшим элементом этого дела.
Я снова взял степлер и рассмотрел его до мельчайших подробностей. Самый обычный маленький степлер, который есть в любом доме или офисе, из серии самых дешевых канцтоваров. Степлер и степлер, ничего особенного в нем нет. Старший охранник взял сигарету "Сэвен стар" и щелкнул зажигалкой "Бик". Затем чуть отвернулся и выпустил в сторону струю дыма.
Я повернулся к мальчику и тихо спросил:
- А почему степлер?
Морковка, все это время сидевший, уставясь в пол, медленно поднял голову и посмотрел на меня. Но ничего не сказал. В этот момент я впервые заметил, что выражение его лица совершенно не такое, как обычно: полное отсутствие каких-либо эмоций, даже странно. И глаза - словно в расфокусе. Во взгляде - никакой глубины, вакуум.
- Тебя кто-то заставил это сделать, ты испугался?
Как и следовало ожидать, Морковка ничего не ответил. Я даже не мог понять, доходят до него мои слова или нет. Решил оставить его в покое и больше ни о чем не спрашивать. Сколько ни пытай его сейчас, в этой комнате - вряд ли я смогу до него достучаться. Его двери закрыты, окна зашторены.
- Ну, хорошо, учитель, что будем делать? - обратился ко мне старший охранник. - Моя работа - торговые залы обходить, вести наблюдение по мониторам, ловить воров на месте преступления и приводить их сюда, в эту комнату. За это я получаю зарплату. А вот что делать потом - это уже совсем другой вопрос. Особенно когда попадаются дети. С ними всегда сложно. Так что вы думаете делать, учитель? Я хочу сказать: вам, учителям, виднее, как поступать в таких ситуациях. Может, лучше передать все это полиции, и дело с концом? По мне, так этот вариант - проще всего. А то сижу тут, уже полдня не пойми чем занимаюсь, все - как об стенку горох.
Я в это время, если честно, краешком мозга думал совсем о другом. Эта обшарпанная комната "Службы охраны" супермаркета невольно напомнила мне полицейский участок на том греческом острове. И я уже не мог остановиться - все думал и думал о Сумирэ. О ее исчезновении.
Поэтому некоторое время я просто не понимал, что вообще этот мужчина хочет мне сказать.
- Все отцу передам, и за ребенком буду следить очень-очень строго. Буду постоянно ему твердить, что кража - преступление, пока он, наконец, не услышит. Обещаю, больше он вас не побеспокоит, - монотонно твердила мать Морковки.
- Значит, предавать огласке и возбуждать дело вы не хотите. Я уже слышал это от вас сегодня, и неоднократно, - пробурчал старший охранник. Все это ему порядком надоело. Стряхнув пепел над пепельницей, он затушил сигарету. Затем снова обратился ко мне: - Знаете, на мой взгляд, три раза подряд делать одно и то же - это уже чересчур. Ведь должен быть хоть какой-то тормоз. Вы, учитель, что об этом думаете?
Я глубоко вздохнул и вернул свое сознание в реальный мир. К восьми степлерам и второй половине сентябрьского воскресенья.
- Я ничего не могу сказать, пока не переговорю с ребенком. С этим мальчиком никаких проблем до сих пор не было, да и соображает он не хуже других. Почему он совершил такую бессмысленную кражу, я сейчас не готов ответить. Попробую поговорить с ним спокойно, без спешки. Тогда, думаю, смогу понять, что же его на это толкнуло. Я действительно хочу извиниться перед вами за причиненные неудобства, - сказал я.
- Что-то я никак не возьму в толк, - прищурив глаза, глубоко спрятанные за оправой очков, сказал старший охранник. - Этот мальчик, Синъити Нимура, - ваш ученик, да? Вы видите его в школе каждый день. Так?
- Да, верно.
- Он ученик четвертого класса. Значит, уже год и четыре месяца он учится в вашем классе. Я не ошибаюсь?
- Все правильно. Я веду его с третьего класса.
- Сколько учеников в классе?
- Тридцать пять.
- Что ж, вполне можно уследить за всеми. И вы даже представить себе не могли, что с этим мальчиком могут быть какие-то проблемы? Даже намеков никаких не было - так, что ли?
- Нет, не было.
- А оказалось-то: этот мальчик за полгода совершил как минимум три кражи! И это лишь те, о которых мы точно знаем. При этом он всегда орудует в одиночку. Никто его насильно воровать не заставляет, типа: "А ну-ка, быстро пошел и сделал!" Он ворует не потому, что ему нужны все эти вещи или, как говорится, под влиянием момента - ну, как будто его что-то вдруг на это дернуло. И не из-за денег: послушать мать, так карманных денег у него более чем достаточно. Выходит, это - преступление, совершенное осознанно. Крадет для того, чтобы красть. Короче, ясно, как день: у этого ребенка есть "проблемы". Что, не так? Или все-таки вы раньше что-то замечали, какие-то признаки были?
- Как педагог я вот что хотел бы сказать. Довольно часто такие поступки, особенно у детей - я имею в виду повторные попытки воровства в магазинах, - не имеют криминальной мотивации, а связаны с легкой формой девиантного, отклоняющегося поведения. Разумеется, если бы я более внимательно наблюдал за мальчиком, то смог бы лучше его понять. Это моя вина, что не доглядел, я очень сожалею об этом. Однако довольно сложно судить о наличии такого рода отклонений только по внешним признакам. Можно брать какой-то поступок, рассматривать его отдельно от всего остального, и потом за этот конкретный поступок ребенка соответствующим образом наказывать, но таким способом скорейшего выздоровления не достигнешь. Пока не докопаешься до истинной причины и не начнешь с ней работать, та же проблема, только в иной форме все равно выползет наружу. Нередко ребенок, совершая кражу, стремится в такой форме донести до нас некий message, свое послание взрослым. И пусть даже эффективность такого метода низка, ничего другого, кроме долгих бесед один на один, просто не существует.
Старший охранник затушил сигарету и сидел с отвисшей челюстью довольно долго, уставясь на меня, будто перед ним был диковинный зверь. Его пальцы, лежавшие на столе, были чудовищно толстыми - словно десять жирных тварей, покрытых черной шерстью. Я смотрел на них и чувствовал, что мне становится нечем дышать.
- Это всем вам в Университете на педагогике, или как там его? объясняли? То, что вы нам тут сейчас рассказали.