"Как это Алла его не зарезала, такого, а ведь они любили друг друга, особенно он. Все говорил мне: "Лучше я умру, чем Алла".
Андрей вздрогнул: "Так и оказалось, впрочем… Хотя что я? Он же не умер. Он бы тогда так в записке и написал: мол, жизнь опротивела, хочу на тот свет… Так нет ведь… Он явно жив, но в каком смысле, и к тому же не хочет нас знать: ни меня, ни Аллу, никого и ничего. Всех кинул".
И перед умом Андрея открылись вдруг глаза Станислава. Он вспомнил, что, по рассказам матери, старый цыган, заглянув случайно в глаза трехлетнего тогда Стасика, со вздохом сказал:
- Большой шалун будет парень.
И с уважением отошел в сторону навсегда.
- Что буйствуете, товарищ? - раздался рядом голос милиционера, по старинке употребившего это старомодное слово "товарищ".
Андрей снизу невзрачно посмотрел на него.
- В чем буйство? - только и спросил.
- А я откуда знаю, - спокойно признался милиционер. - Что вы тут разговариваете, платите штрафуй все тут.
Милиционер слегка пошатнулся.
- Так денег нет.
- Брось ты, сколько-нибудь да есть. Дело в дружбе, а не в деньгах… Короче, отстегивай.
- Сто рублей только есть, - ответил немного приходящий в себя Андрей.
Подумал даже, что бить милиционера опасно, избиение при исполнении - дело серьезное, могут найти, да и парня этого просто так не изобьешь.
- Ну, ладно, сто рублей тоже деньги. Давай, не мешкай. Рот не разевай.
Милиционер помял бумажку в потной руке и добавил:
- А как же ты домой-то доедешь? Ишь, на ногах не стоишь, как и я. На тебе десять рублей сдачи и иди себе с Богом, - миролюбивое, даже отеческое, было заключение.
Андрей взял десятку и пошел.
- Смотри, на меня не обижайся, - выпалил ему в дорогу милиционер. А потом, помолчав, добавил криком: "Будешь обижаться, арестую!"
Глава 5
Нил Палыч вошел тихо, никого не трогая. Лена открыла ему, потому что он постучал по-своему: три стука, пауза и потом четвертый. Да и вибрации были его, нажатие же на кнопку он отрицал. Лена была одна в квартире. Наступала ночь, потому и не спала.
Нил Палыч был в плаще, в очках, чуть сгорбленный. Но глаза смотрели настолько дико-всепроникающе, с голубым мраком, что Лена обрадовалась.
- Не спишь, Ленок? - строго спросил старик. - О чем думаешь-то?
- А о том думаю, Нил, - резко выпалила Лена, - что я по судьбе вселенных всех соскучилась. Все якобы хотят в небо, в небо, к Духу, к Первоисточнику. Правильно. Я там, кстати, была. Не так уж близко, но все-таки. И вот что скажу: не только там, но и во Вселенной нашей, и на земле особая тайна должна быть. Своя, глубинная, непостижимая пока и отличающаяся в принципе от тайн Неба, может быть, скрытая для Него, для высших-то, что-то невероятное, так что особый орган познания надо иметь, чтобы войти в эту тайну. Я чувствую это интуитивно, а то все дух и дух, но ведь помимо этого есть глубины бытия, относящиеся только к мирам, а не к духовному Небу. Я не говорю даже о Великой Матери, повелительнице миров и материи… Я и плоть стала любить свою! Что-то есть сокрытое, помимо Духа.
- Ну пошла, пошла, ты все за свое, Ленок, - осклабился Нил Палыч. - Ты хоть меня чайком напои. Бедовая!
И он по-отечески хлопнул Леночку по заднему месту и велел идти.
- Пополнела ты, тридцать лет, а красотой сияешь лунной и юной, - прошамкал он.
Лена не обиделась, она знала причуды Нил Палыча и их неявную скромность.
Прошли в кухню, к уюту, к варенью. За чаем Лена продолжала:
- Пусть миры будут сами по себе, а через нас Бог познает страдание и нечто глубинно-земное, чего нет в сияющем центре Духа, а только, так сказать, в подземельях Вселенной.
Нил Палыч вдруг строго посмотрел на нее.
- Ленок, хватит. Кому ты это говоришь? Старой потусторонней лисе Нилу? Приди в себя и не грезь. Пусть смерть твоя тебе не снится!
Ленок опустила взор.
- Не замахивайся слишком далеко, Лен. Смотри у меня. Я по делу пришел.
- А что?
- Стася пропал.
И Нил Палыч быстренько за чаем и лепешками рассказал Лене, что произошло.
- Ну и что? - расширила глаза Лена. - Что тут экстраординарного?
Нил Палыч закряхтел.
- А вот ты послушай старого лиса и практика…
- Вы один из… - холодно-ласково возразила Лена.
- Ты права… Все было бы хорошо, - зашумел опять Нил Палыч, - если бы не одно обстоятельство. Невидимый мир пошатнулся, Лена.
- Как так? - Лена даже вздрогнула и уронила на пол лепешку.
- В невидимом есть свои законы, Ленок. Хотя они гораздо более свободные, чем наши. Но они есть. И вот я по некоторым чертам исчезновения Стасика усек, что в этих законах появились прорехи, что возникла сплошная патология в том невидимом мире, который окружает нас. Извращение на извращении, патология на патологии…
- Вот те на, - только пробормотала Лена.
- Мы и так, без этого, в этом миру, полусумасшедшие живем, - добродушно продолжал Нил Палыч, откушивая медовый пряник. Его лицо скрывалось за сладкой улыбкой. - А после такого сама знаешь, какие сдвиги могут у нас, здесь, произойти. Ведь оттуда все идет.
И Нил Палыч даже слегка подмигнул Лене. Наконец добавил:
- Я уже не говорю о спонтанности появления изображений в зеркале. Ведь так, ни с того ни с сего, без соответствующих приготовлений увидеть, к примеру, свою собственную темную сущность в зеркале, оборотную сторону… или еще что - так просто это не бывает… Конечно, все знают, что зеркало связано с невидимым миром, но не так же грубо и прямо. В этих феноменах на квартире Аллы много патологии.
Лена вдруг стала совсем серьезной и мрачновато поглядывала на Нил Палыча.
- Условия не соблюдены. Но главное произошло, когда я взглянул на себя.
Тут у Нил Палыча внезапно немного отвисла челюсть, и глаза растеклись страхом перед самим собой.
- Ты знаешь, - хлебнув из чашки чайку, продолжил он, - в какие только зеркала я ни всматривался. В себя, разумеется. И всегда появлялось то, что и должно было быть. Я своих монстров знаю, - хихикнул старичок. - И вот, представь себе, Ленок, - тут уж глаза Нил Палыча скрылись, как луна во время лунного затмения, - посмотревши в зеркало, там, у Аллы, я увидел такое, что и описать невозможно! И это был я, мой образ на звездах и в будущем!
Лена впилась в него взглядом.
- Страшно, страшно, Ленок, встретить людям себя подлинного. Это тебе не черт глупый. С ума сойдешь. Но я ведь, ты знаешь, все это воспринимал спокойно: ну, монстры, ну, нижние воды, столица скверны, все ведь это в нас, людях, есть.
- Но это может быть чудовищнее чудовищного! - вскричала Лена. - Ведь их приголубить надо, этих монстриков в нас, чтоб не бунтовали…
- Не в чудовищности дело, - один глаз Нил Палыча открылся, и в кухне повеяло голубым небом, - а в патологии. Это был я и не-я. Сдвиг. Весь кошмар заключался в том, что я увидел себя, превращенного в не-себя, в совершенно иное, бредовое существо, похожее скорее на поругание всего, что есть реальность. Последнее особенно задело Лену:
- Ужас! - только и выдавила она.
- Правильно, дочка. Именно поругание реальности.
Другой глаз Нил Палыча тоже открылся, и комната, как почувствовала Лена, стала малиново-голубой. - Давно пора ее… - прошептала Лена.
- Не спеши, не спеши, дочка. Много вас, молодых, торопливцев. Если каждый спешить будет, особливо с реальностью…
- Молчу, молчу, - вздохнула Лена.
- То, что я увидел, не может быть. Обычно считается - зеркало говорит правду. Пусть внутреннюю, но правду. А здесь получилось страшное, непредсказуемое, патологическое, превращенье в грядущую правду. У молодежи вашей - Аллы и Ксюши - сумбур. Не поняли, что произошло, но были близки к обмороку, нарцисски эдакие, только бы им на себя глядеть, вот глянули - теперь запомнят. Ксюша-то бедная даже в теле сразу как-то уменьшилась, по крайней мере духовно.
Лена нервозно закурила:
- И какой же вывод?
- И некоторые другие важные детали говорят о том же. Да, невидимый мир пошатнулся, в него вошло нечто иное, чего не было до сих пор.
- Как умирать-то тогда, как умирать?!! - вдруг выпалила Лена.
- Увидишь тогда неописуемое, - сухо ответил Нил Палыч.
- А я заметила, Нил, что и вправду последнее время взгляд покойников стал меняться. И глаза тоже.
Нил Палыч соскочил со стула.
- Я побегу! - вскрикнул, схватив что попало и бросив потом это на пол.
- Куда же вы теперь?
- К себе, к себе, Ленок, как и вы. К грядущим монстрам!
- Да ладно, успокойтесь. Не все в людях такое, - спохватилась Ленок.
В дверях Нил обернулся и, блеснув малиново-черным взглядом, строго сказал:
- Завтра к тебе Алла с Ксюшей придут делиться. Я еще с ними не говорил. Устал тут от вас. Ты им о том, что я тебе рассказал, - ни-ни. Я сам им все подам, осторожно. Не пугай их.
- А Стася?! - выкрикнула Лена, когда Нил Палыч уже как-то бодренько спускался с лестницы: лифтов он опасался.
- Стасик, что ж! Попался, как курица в супок. Хотел нырнуть как лучше, а получилось как всегда. Ну, он не виноват.
И Нил Палыч громко бормотнул на прощание:
- Ты, Лена, особенно не грусти! Не то еще будет!