Площадь перед вокзалом была запружена грузовиками и солдатами. Хоуард с трудом пробрался к гостинице, где останавливался прежде; его пугало и сбивало с толку, что в городе такой беспорядок. Все-таки он протолкался с детьми в гостиницу; девушка за конторкой узнала его, но сказала, что все номера заняты военными.
- Но у меня на попечении больной ребенок, мадемуазель, - и он объяснил, в чем дело.
- Да, ваше положение трудное, мсье, - сказала девушка, - но что же я могу?
Хоуард слабо улыбнулся.
- Вы можете пойти и позвать хозяйку, и, пожалуй, мы все вместе что-нибудь придумаем.
Через двадцать минут в его распоряжении был номер с широчайшей двуспальной кроватью, и он извинялся перед негодующим французским лейтенантом, которому капитан приказал разделить номер с другим офицером.
Неопрятная толстуха горничная, на которой едва не лопалось платье, хлопотала, наводя в комнате порядок.
- Ваша малышка заболела, да? Будьте спокойны, мсье. Наверно, она немножко простыла или, может, съела что-нибудь плохое. Через денек-другой все пройдет. Будет ваша девочка совсем здорова. - Она расправила постель и подошла к Хоуарду, который сидел в кресле с Шейлой на руках. - Вот, мсье. Теперь все готово.
- Благодарю вас, - учтиво сказал старик. - Еще одна просьба. Я сейчас уложу ее и пойду за доктором. Может быть, вы с ней побудете, пока я не вернусь?
- Конечно, мсье, - ответила горничная. - Бедная крошка!
Она смотрела, как он раздевает Шейлу, держа ее на коленях; потревоженная девочка опять заплакала. Француженка широко улыбнулась, разразилась потоком ласковых слов - и Шейла перестала плакать. Через минуту Хоуард передал ее горничной. Та поглядела на него.
- Если хотите, идите за доктором, мсье. Я побуду с детьми.
Он оставил их, прошел вниз, к конторке, и спросил, где можно найти доктора. Девушку со всех сторон осаждали вопросами, но она на миг оторвалась, подумала.
- Не знаю, мсье… вот что… у нас в ресторане обедают офицеры, там есть один medecin major.
Старик протиснулся в переполненный ресторан. Почти все столики заняты были офицерами, по большей части мрачными и молчаливыми. Они показались англичанину обрюзгшими и неопрятными; добрая половина - небриты. После недолгих расспросов он нашел врача, который как раз кончал есть, и объяснил ему, что случилось. Тот надел красное бархатное кепи и пошел за Хоуардом наверх.
Десять минут спустя врач сказал:
- Не волнуйтесь, мсье. Девочке надо день-другой полежать в постели, в тепле. Но, думаю, уже завтра температура станет нормальная.
- А что с ней? - спросил Хоуард.
Врач пожал плечами.
- Это не инфекция. Может быть, девочка, разгоряченная, играла на сквозняке. Дети, знаете, подвержены простудам. Температура сразу подскакивает довольно высоко, а через несколько часов падает…
Он повернулся к двери.
- Держите девочку в постели, мсье. Только легкая пища; я скажу хозяйке. Вина нельзя.
- Да, конечно. - Хоуард достал бумажник. - Разрешите вас поблагодарить.
Он протянул деньги. Француз сложил бумажку, сунул в нагрудный карман мундира. И, чуть помедлив, спросил:
- Вы едете в Англию?
Хоуард кивнул.
- Как только девочке станет лучше, я повезу их в Париж, а потом через Сен-Мало в Англию.
Наступило короткое молчание. Грузный небритый человек постоял минуту, глядя на ребенка в постели. Наконец он сказал:
- Пожалуй, вам придется ехать в Брест. Там всегда найдется пароход до Англии.
Старик удивленно взглянул на него:
- Но ведь есть пароходная линия от Сен-Мало.
Врач пожал плечами.
- Это слишком близко к фронту. Возможно, туда идут только воинские составы. - Он поколебался, потом пояснил: - Кажется, боши перешли Сену возле Реймса. Только небольшие силы, понимаете. Их легко будет отбросить. - Последние слова прозвучали не слишком уверенно.
- Плохая новость, - негромко сказал Хоуард.
- В этой войне все новости плохи, - с горечью ответил врач. - В недобрый час Франция дала втянуть себя в эту историю.
Он повернулся и пошел к лестнице. Хоуард спустился следом, взял в ресторане кувшин холодного молока, немного печенья для детей и, спохватясь в последнюю минуту, немного хлеба себе на ужин. Нес все это через переполненный вестибюль, потом наверх, к себе в номер, и тревожился, что дети так долго оставались одни.
Ронни стоял у окна и смотрел на улицу.
- Там у вокзала сколько машин, сколько грузовиков! - оживленно сказал он. - И пушки! Настоящие пушки, с тягачами! Можно, мы пойдем посмотрим?
- Не теперь, - ответил старик. - Тебе уже пора спать.
Он дал детям на ужин печенье и налил молоко в стаканчики для зубных щеток; у Шейлы жар как будто спал, и она без особых уговоров выпила молоко. Потом надо было уложить Ронни на большой кровати рядом с сестрой. Мальчик спросил:
- А где моя пижама?
- На вокзале, - ответил Хоуард. - Пока ложись для разнообразия в рубашке. А потом я пойду и принесу твою пижаму.
Он превратил это в игру, раздел детей, уложил на большой кровати, положив между ними валик, и заботливо укрыл одеялом.
- Теперь будьте умницами, - сказал он. - Я только схожу за вещами. Свет я не погашу. Ведь вы не станете трусить?
Шейла не ответила; она уже почти уснула, свернувшись клубком, красная, растрепанная. Ронни сказал сонным голосом:
- А завтра мы пойдем смотреть пушки и грузовики?
- Если ты будешь умницей.
Он оставил их и спустился в вестибюль. В ресторане и кафе народу стало больше прежнего; в такой толчее не было надежды найти кого-нибудь, кто помог бы управиться с багажом. Хоуард протолкался к дверям и вышел на улицу, его озадачила и не на шутку тревожила обстановка в городе.
На площади перед вокзалом скопились грузовики, пушки и несколько легких танков. Большинство пушек было на конной тяге; лошади запряжены и, похоже, готовы хоть сейчас двинуться в путь. Вокруг в темноте громыхали грузовики, слышались окрики и ругань на протяжном южнофранцузском наречии.
И в самом вокзале полно солдат. Тесно сидят на корточках на грязном асфальте платформ, прислонились к чему попало, курят и устало сплевывают в полутьме. Хоуард прошел к платформе прибытия, пытаясь в этой человеческой каше отыскать свои вещи. Он нашел металлический футляр с удочками и саквояж; большой чемодан исчез; и никакого следа вещей, сданных в багаж.
Он и не надеялся, что все вещи останутся в целости, но потеря чемодана всерьез его огорчила. Конечно, когда он доберется до Парижа, багаж он найдет в камере хранения, хотя бы и через полгода. Но чемодан, очевидно, украли; или, может быть, его убрал в безопасное место какой-нибудь усердный служащий. Но в такой обстановке это маловероятно. Надо будет еще поискать утром; пока что дети обойдутся одну ночь без пижам. Он вернулся в гостиницу и поднялся в номер.
Дети спали; Шейла разметалась в жару и почти совсем раскрылась. Хоуард осторожно ее укрыл и спустился в ресторан: может быть, найдется что-нибудь поесть. Усталый официант наотрез отказался его обслужить, в гостинице не осталось ничего съестного. Хоуард купил в кафе бутылочку коньяку, снова поднялся к себе и поужинал разбавленным коньяком с куском хлеба. Потом он кое-как устроился на ночь в кресле - надо было поспать; его мучила тревога: что-то принесет завтрашний день… Только одно утешало - удочки нашлись, они в целости и сохранности.
Рассвет начался около пяти и застал Хоуарда в кресле - он все еще дремал в неудобной позе, покрывало, которое он взял с кровати, наполовину сползло. Вскоре проснулись дети и принялись болтать и играть в постели; старик пошевелился, с трудом выпрямился в кресле. Потер ладонью лоб и щеки; чувствовал он себя совсем больным. Но дети требовали внимания, и он поднялся и помог им в неотложных делишках.
Уснуть больше не удалось: по коридорам уже топали взад-вперед. Под окном, на вокзальной площади грузовики, пушки и танки тоже пришли в движение. Скрежет стальных гусениц, рев выхлопных труб, бряцанье сбруи, топот подков - все сливалось в симфонию войны. Хоуард вернулся к детям; Шейле стало лучше, но она была еще явно нездорова. Он поставил около кровати таз и вымыл девочке лицо и руки; потом причесал ее - в саквояже оказался карманный гребешок, одна из немногих оставшихся у него туалетных мелочей. Потом измерил девочке температуру, термометр поставил под мышку - побоялся, как бы она его не разгрызла, если возьмет в рот.
Температура оказалась на градус выше нормальной; Хоуард тщетно пытался вспомнить, сколько надо присчитывать, когда термометр ставят под мышку, а не в рот. Впрочем, это не столь важно, все равно девочку надо подержать в постели. Он поднял Ронни, помог ему умыться и оставил одеваться; умылся и сам и позвонил горничной. Он был небрит, но это могло подождать.
Горничная вошла и вскрикнула, увидев кресло и покрывало.
- Мсье так спал? - спросила она. - Но ведь на кровати хватило бы места для всех.
Старик слегка растерялся.
- Девочка больна, - сказал он. - Когда ребенок болен, ему нужен простор. Мне было вполне удобно.
Взгляд женщины смягчился, она сочувственно прищелкнула языком.
- Вечером я вам достану еще матрас, - сказала она. - Будьте спокойны, мсье, я вас уж как-нибудь устрою.
Он заказал кофе, булочки и джем, горничная вышла и вскоре вернулась с полным подносом. Когда она поставила все это на туалетный столик, Хоуард отважился спросить:
- Мне надо пойти с утра поискать мои вещи и кое-что купить. Мальчика я возьму с собой; это не надолго. Вы подойдете к девчурке, если услышите, что она плачет?