Тут рука преградила ему путь.
Это был Иешин.
Он был пьян.
- Я вот что, - сказал Иешин. - По кавказскому обычаю. Я хватаю ее и везу, а ты мне помогаешь как человек интеллигентный. Интеллигент должен помочь интеллигенту. Нам больше не на кого надеяться, кроме как друг на друга. Русская интеллигенция вымерла и разобщена. Ее купили. Ты сядь и слушай, это вопрос жизни и смерти. Что с нами случилось? Мы перестали говорить о шедеврах кино и художественной литературы, мы перестали спорить! Мы погибаем как прослойка, как удивительное образование внутри нации, как ее часть, как... Приведу сельскохозяйственный пример. Мысль народа (читай: интеллигенция) есть тот поршень, который постоянно движется в пахталке. Ты видел пахталку? Объясняю. Это такая деревянная узкая кадушка, в нее заливают сливки и поршнем, деревянной такой кругляшкой на ручке, двигают вверх-вниз, пока не получается масло. Так вот, мы тот поршень, который движется в сливках, - обрати на это внимание, не в общем молоке народонаселения, а в сливках народа! - движется, образуя масло. Но он не движется! У него нет сил. И желания. Сливки прокисают. Понятно?
- Понятно, - сказал Невейзер, собираясь идти дальше.
- Куда ты спешишь? - упрекнул Иешин. - Откуда ты знаешь, может, ты последний раз говоришь с человеком! Говоря с человеком, ты должен всегда помнить, что, возможно, говоришь с ним последний раз. Тебе это приходило в голову?
- Приходило.
- И что?
- Что?
- Какие ты сделал выводы?
- Что с человеком надо говорить.
- Так говори со мной! - закричал Иешин, заплакал, упал головой на стол, уснул.
Невейзер продолжил путь.
- Отлыниваем? П...п...прогуливаемся?
Даниил Владимирович Моргунков стоял перед Невейзером. Он крепко выпил, поспал, протрезвел, поэтому и заикался, но скоро этот недостаток должен был пройти, потому что он держал в одной руке стакан, а в другой - другой стакан, протягивая его Невейзеру.
Невейзер взял, не собираясь пить.
Даниил же Владимирович откладывать не стал.
Он выпил, и тут же его речь стала гладкой, без запинки.
- Надеюсь, вас устроили условия трудового соглашения? - спросил он.
- То есть? - удивился от неожиданности Невейзер.
- Но вы ведь не даром трудитесь?
- Нет. Заплатят сколько-то.
- Вот! - с досадой сказал Моргунков. - В этом корень всего! Разве так делают в цивилизованном обществе? Разве там кто-нибудь приступит к работе, не зная, какова оплата и каковы условия труда? А страховка, а неустойка, а авторские права, поскольку вашу деятельность можно считать отчасти творческой?
Моргунков вытащил из-под себя кожаную красивую папку и стал ворошить какие-то бланки.
- Сейчас мы составим с вами договор. И вы увидите, насколько это выгодно, беспроигрышно и гарантирует.
- Да зачем? - спросил Невейзер, незаметно вылив водку, пока Моргунков возился с бумагами. - Мне и без договора заплатят. Илья Трофимович, наверно.
- Ничего подобного. Я Илье Трофимовичу обещал, что телесъемщика оплатит товарищество в лице меня. Вот смотрите. Мной разработаны в духе времени двадцать четыре типа типовых договоров на все случаи жизни и деятельности. Но прежде, чем мы решим, какой договор будем подписывать, надо иметь в уме ориентировочную сумму.
Невейзер мысленно не мог не отдать должное умению руководителя вычленить сразу основное - и основное по сути, а не то основное, которое данному руководителю вдруг покажется основным.
- Прежде чем определить сумму, - с удовольствием беседовал Моргунков, плеснув себе в стакан и аккуратно отпив, - следует, к примеру, определить следующее.
И он всего за четверть часа перечислил 46 пунктов договора с дополнениями и примечаниями, включая прогонные и кормовые; их хотя и не было, но в соответствующих графах так и полагалось писать: "Не имеется".
- Хорошо, - сказал Невейзер. - Где подписывать?
- А что подписывать, коли сумма не оговорена еще? - удивился Моргунков. - И потом. Я вам привел образец одного договора, чтобы вы были в курсе и не говорили потом, что вам заплатили наобум. Но есть договора и другие...
Невейзер широко раскрыл глаза. Угадав причину его изумления, Моргунков отхлебнул водочки и сказал:
- Люблю, грешник, людей помурыжить. Но - притомился. Давайте-ка остановимся на договоре старинном и самом удобном, так называемом аккордном. Такой-то обязуется выполнить работу, такой-то принять и заплатить. Сдал, принял, сумма - и больше ничего. Назовите сумму.
Невейзер молчал, считая эти слова теоретическими, потому что запутался в потоке речи Даниила Владимировича.
- Назовите, назовите!
Раздосадованный Невейзер взял да и брякнул:
- Сто тысяч!
(Чтобы читателю представить реальную величину суммы, нужно уточнить, что дело было летом 93-го года; сравнивая с ценами и заработными платами - государственно объявленная минимальная равнялась, кажется, семи тысячам, - можно понять, что цену Невейзер объявил высокую.)
- Отлично! - воскликнул Моргунков. - Пишите заявление!
Дал чистый лист, ручку и продиктовал:
- Пишите: я, такой-то, прошу оплатить и так далее в размере ста тысяч.
Невейзер составил заявление, отдал Моргункову и хотел идти, но тот жестом задержал его, привлек внимание к бумаге. И косо написал: "Отказать!"
- Почему? - спросил Невейзер.
- Много.
- А сразу вы сказать не могли?
- Слова не задокументируешь. А тут любой увидит, каковы аппетиты наших, так сказать, подрядчиков и какова наша, так сказать, финансовая стойкость!
- Бюрократ вы! - сказал Невейзер, смягчая голос и намекая этим на то, что они говорят все-таки посреди празднества и допустима некоторая неформальность.
- Моя бы воля, - ответил Моргунков мрачно и тяжело, - я бы тебя до утра пытал, да ты тогда не наработаешь ничего. Я б вас, дармоеды!.. Жируете на нашем хребте - и еще недовольны! Ничего, прокормим! Мы, - привычные!
Невейзер никак не мог понять смены настроения Моргункова.
- Да я тебе из своего кармана! - кричал Даниил Владимирович. - На, подавись! - И совал Невейзеру смятые деньги.
- Я так не возьму, - тихо сказал Невейзер.
- Обиделся? Голубчик! Ну, прости дурака! - И Моргунков встал на колени перед Невейзером.
Желая прекратить эту сцену, Невейзер взял деньги. И сунул в карман. И это, я понимаю, для большинства читателей обидно, большинство интересуется: сколько же? Но на то и автор, чтобы знать все, и автор отвечает: Даниил Владимирович Моргунков уплатил Виталию Невейзеру за работу из своих денег восемь рублей рублями, пять трешниц, четыре пятерки и две десятки, что составило...
18
...впрочем, считать мне уже некогда - мне бы Невейзера не упустить, который рванулся, заслышав взрыв голосов, в эпицентре взрыва находился голос кавказца.
Вот оно! Началось! - думал он.
Но шум утих так же внезапно, как и начался. Тем не менее Невейзер пробился бы к Кате, если б на его пути не встал крепко, как надгробие, Филипп Вдовин в черном костюме, Филипп Вдовин, владелец попугая и обожатель Высоцкого.
- Мне некогда! - резко и твердо сказал ему Невейзер. Ему надоело церемониться.
- А я вас разве задерживаю? - И Вдовин даже посторонился.
Но тут Невейзер почувствовал необходимость о чем-то спросить его.
Он мучительно думал, вспоминал.
- Заколодило? - посочувствовал Вдовин.
Невейзер поморщился.
- Ничего подозрительного не заметили? - спросил он.
- А что вы считаете подозрительным?
- Ну...
Вдовин ждал.
Не дождавшись, молвил:
- Как вы думаете, почему я трезв?
Вопрос был равно неожиданным и сложным.
Невейзер пожал плечами.
- Я трезв, потому что слежу за вами. Я вас понял. Вы тут ведете разговоры об опасности, которая грозит невесте. Какой-то вещий сон. Бабушка Шульц опять-таки.
- Откуда...
- Лично я не имею привычки перебивать даже своего попугая, пока он не кончит начатой речи. Зачем вы сюда приехали? Что вы хотите сделать с этой девушкой?
- С какой?
- Изволите иронизировать?
- Я люблю ее, - сказал Невейзер и выпил из первого попавшегося стакана, взяв его из чьих-то рук, потому что вдруг понял, что это правда.
- Ее все любят.
- Я сильнее всех.
- Это недоказуемо.
- Она точь-в-точь моя бывшая жена. Которая погибла.
Вдовин с уважением помолчал.
- Тогда понимаю, - сказал он. - Но она и на мою покойную жену похожа. Почему у вас должен быть приоритет?
- А потому! - сказал Невейзер.
Вдовин опять помолчал, обдумывая аргумент.
- Ладно, - сказал он. - Я отступлюсь. Но с одним условием: снимите меня. Я хочу, чтобы меня таким запомнили.
И он приосанился и причесал гребешком чубчик.
- Света достаточно?
- Достаточно, - сказал Невейзер, поставил Вдовина под фонарем и снимал не меньше двух минут.
Вдовин застыл, как при фотосъемке, и не моргал.
- Вы последний, кто меня видел, - сказал он.
- Вы что, уже в свое убежище? Так пока нет войны или катастрофы.
- Я не дурак! - сказал Вдовин. - После утренней беседы с вами я понял, что есть опасности, кроме войн и катастроф. Я доверчиво впустил вас в дом, говорил с вами, а потом ужаснулся: ведь вы могли убить меня и воспользоваться моим убежищем! Какой я был идиот! Нет, все, хватит! Пусть Иннокентий не все выучил...
- Кто?
- Иннокентий. Кеша. Попугай. Пусть он не все выучил, но мне хватит и этого. Я ухожу от людей. Никому не говорите об этом. Покажите только мою фотографию.
- Это не фотография.