– Удивил ты меня, человечек, – бесцветно произнёс Директор. – Очень удивил. Много ты угадал. Про моё состояние угадал. Та здоровенная сумма, что в Интернете фигурирует, лишь смех один. А ты почти тютелька в тютельку. И про "платиновый миллион" угадал. И про "алмазную тысячу". И про "бесценную сотню" – тоже.
Он снова сделал паузу; нагло уставясь на меня, спросил:
– Ну что молчишь? Скажешь чего-нибудь?
– Зачем вам столько денег? Вы же не бессмертный, – набравшись смелости, подал я голос. Пусть думает, что мне он не страшен.
Директор криво усмехнулся:
– А если – бессмертный?
И здесь я словно прозрел. Какой я, на хрен, писатель-фантаст! Это же, как дважды два. Лежит перед глазами, а я не вижу. Не докрутил! Не дотянул! Ноль без палочки! Тут же из ящичков-ячеек памяти вылезли клочки информации. Что-то об излучателях, проектируемых ещё при Андропове. И об инженере со странной фамилией Даздрапермов, который их якобы сделал, но не успел испытать из-за развала Союза. Это же меняет суть дела!
Так же криво усмехаясь, Директор вновь опустил руку под стол и на этот раз вытащил… пистолет. У меня внутри всё похолодело. Убьёт, сволочь!… Укокошит… Глазом не моргнёт… Что-то он действительно глазами не моргает…
– Всё угадал, – сказал Директор, – только вот про "восьмёрку бессмертных" не смог. Про контейнер угадал. Про "бриллианты для диктатуры буржуазии". А вот про "восьмёрку вечных" и Фонд… про Фаундэйшн… – он навёл пистолет на меня, пискнул: – Ба-бах! – и беззвучно засмеялся, показав мелкие здоровые зубки. – Что, испугался? Побледнел ты, человечек.
Да уж, побледнеешь тут… Нет, не пистолет это, не совсем пистолет… Дула нет, а вместо него набалдашник какой-то… Может, это излучатель и есть?
И вдруг пистолет-излучатель заработал. Завибрировал тихо-тихо, зажужжал глухо-глухо. А потом чьим-то задушевным голосом спел: "Наша служба и опасна и трудна и на первый взгляд как будто не видна…" Это же телефон звонит! Уф! А я-то думал, каюк мне!
Директор опустил пистолет, вынул из внутреннего кармана френча плоскую чёрную коробочку, пристроил к уху. Он долго разговаривал по телефону. Минут десять, а то и все двадцать. Точнее, не так. Директор пытался вставить слово в беседу, но ему – о, ужас! – не давали. Кто-то ему что-то объяснял, а он только слушал, и его лицо наливалось кровью. Когда он отключил мобилку, физиономия у Директора была, как у варёного рака.
Помолчав какое-то время, он выпалил совершенно для меня неожиданное:
– Вы уж извините, господин Меркурьев, что так некрасиво с вами поступили. Извините за ради бога. Виновные будут непременно наказаны. Разжалую и уволю, к чёртовой матери, – он сделал неопределённый аляповатый жест и продолжил: – Я, собственно, посоветоваться с вами хочу. Чем её, эту аномалию проклятущую, истребить окончательно? Житья от неё нет. Подскажите, пожалуйста. Не откажите в любезности.
Я был в шоке. С его стороны осталось только поклон отвесить и ручку мне поцеловать. Кто это ему телефонировал? Что за заступничек? Выше Директора ведь в этой стране лишь один господь бог! Загадка.
– Если роман мой точно описывает нынешнюю ситуацию, – услыхал я свой собственный робкий голос, – то, следуя его логике, необходимо попасть ядерным снарядом мощностью пять килотонн в точку падения аэробуса. Именно снарядом и именно мощностью пять килотонн.
– А почему нельзя сбросить атомную бомбу? Я вот собирался.
– Не должно быть никакой электроники над зоной. Самолёт просто упадёт, не долетев до цели. В ядерном снаряде нет электронной начинки. Большая мощность приведёт к сильному загрязнению территории. Меньшая – послужит энергией для аномалии. А пять килотонн уничтожат объект, поскольку от такого количества энергии сразу объект, образно говоря, обожрётся и лопнет, – более уверенно объяснил я и прибавил: – У военных в арсенале имеется атомная артиллерийская установка образца 1965 года под названием "Мститель". Вот её и используйте.
Директор, выдавив из себя некое подобие улыбки (видимо, он очень старался), поднялся со своего места и по пути ко мне, заранее протягивая руку, скороговоркой выпалил:
– Премного благодарен. Никогда не забуду. Представлю к ордену. Памятник при жизни. Город переименую. Государственная премия. Особняк на Рублёвке. А хотите – ко мне советником. По космологии и футурологии. Или придворным писателем-фантастом. При Кремле…
Но я от всех его посулов отказался и руку ему не подал.
20
– Ну и как там Москва, мать её? – поинтересовался Армстронг.
Они высадили меня на Кутузовском. Почему-то. И я немного прошёлся по проспекту. Видеоборды, биллборды, бигборды, штендеры, баннеры, лайтбоксы, неон и прочая, прочая. Вывески кричали – купи, купи, купи! Купи хоть что-то! Это так здорово, купи! Москву я не узнавал. (Когда-то, давным-давно, мы были тут на экскурсии с мамой.) Это была не Москва. Чужая Москва. Скорее, Москоу-сити. И только одинокая маленькая церквушка не вписывалась в общую картину. Эдакий рудимент. Белая ворона. Как и я.
"Может быть, я действительно инопланетянин? Почему у меня хроническое отторжение новой жизни? – думал я тогда, глядя на спешащих куда-то "москвичей и гостей столицы". – А, может быть, ни я инопланетянин, а они? Захватили планету и выдавливают с неё аборигенов. Ведь нормальных людей практически не осталось."
– Так ты говоришь, был у Самого, едрить твою налево?
Он назвал меня человечком. Но когда мы оба встали со своих царских полукресел, и я увидел этого низкорослого, плешивого старичка в его мятом мундирчике, заляпанном брызгами соуса, шаркающей походкой идущего в мою сторону; его бледные, тянущиеся ко мне пальчики, слегка трясущиеся; образно говоря, никогда не державшие ничего тяжелее авторучки, я понял, кто из нас на самом деле человечек. Неужели вот этого узколобого карлика-гнома мы все считаем нашим вождём, нашим лидером, нашим кумиром? Неужели нет никого более достойного среди нас?
– И это правильно, что руку ему не подал, фак офф!
Не подал ещё и потому, что яды у них чрезвычайно изобретательные. Не имеющие ни запаха, ни цвета. Намазываешь на ладонь, пожимаешь пятерню врага своего и готово. Надо только в течение двадцати минут руки с мылом помыть. А тот, кому ты пятерню потискал, на следующий день от сердечного приступа – кувырк, и никакая лаборатория никаких следов отравы найти не сможет.
– Кто же это звонил-то ему, чёрт побери?
Да, энигма так энигма. Главное дело, всё сразу же изменилось. Директор стал тише воды, ниже травы. Словно ему его самая любимая любовница в ушко пошептала. Нет, какая, на фиг, любовница, он уже давно, наверное, забыл, что такое сладкий секс (секс на стороне для него – утечка информации) – одни лишь деньги в голове да власть – Софья Власьевна. Возможно, кто-то из "восьмёрки" звякнул. Должен ведь у них быть
Генеральный. Директор лишнее наболтал, собирался со мной покончить, а тут форс-мажор образовался, отпускать приходится. Но зачем? Это вопрос вопросов. Они ни пылинки на мне больше не тронули. Волос не упал. Отдали часы, мобильный телефон, банковскую карточку, паспорт.
– Ты пей, пей. Я сейчас закончу и присоединюсь.
Армстронг творил. Ножницы в его руках резали так быстро, будто это был не Юрий Армстронг, а Эдвард Руки-ножницы. Аппликация изображала некий город, по улицам которого ходили нищие и клоуны. А также – люди в тёмных очках и без ртов.
– Как называется? – спросил я.
– "Бессловесная нация", – был его ответ.
– Тогда уж "Слепоглухонемая".
– Можно и так сказать.
– Продолжение серии "Животные"?
– Да, но я решил усложнить концепцию. Будет шестнадцать картин. Квадрат – четыре на четыре. Типа паззла. Нужно только "мальчик-девочку" вырезать. При определённой расстановке получится одна большая картина, составленная из шестнадцати малых.
– Ого! Интересно. Поэтому ты не продал "Гитлерюгенда"?
– Именно. Звонил какой-то кадр с восточным акцентом, по-русски плохо говорил. "Папа" ему нужен был то ли, чтобы на него молиться, то ли чтобы расстрелять. Я не разобрал.
– Ха-ха-ха! Ладно, садись, давай тяпнем.
На газете стояли Юркины угощения: бутылка "Коктебеля" – три звёздочки – и, грубо нарушая этикет, банка бычков в томате. Я уже немного насосался янтарного напитка, отчего чувствовал умиротворение в душе. Юрка стал меня догонять.
– Как сериал? За время моего отсутствия что-то произошло? У Учителя от лобстеров заворот кишок не случился?
– Что ты! Совсем неожиданный поворот! Представь, к помойке подруливает "Дьяболо", из него выскакивает Валерка, снимает свою фирменную рубашку с крокодилом, стоимостью полторы штуки "вечно-зелёных", кладёт её на край мусорного бака, ну, чтобы не запачкаться, и со словами "кормилец ты мой" начинает в нём ковыряться. Ёханый бабай! И это всё в прямой трансляции. Офигеть!
– Реально умом тронулся?
– В дурку увезли.
Армстронг опрокинул рюмку, закусил кусочком рыбы, лежащим на кусочке хлеба. Я отметил про себя, что родимое пятно у него на лице вроде как увеличилось.
– Сейчас как раз должны о новом сезоне рассказывать, – сообщил он. – Поглядим?
Армстронг включил телевизор. С экрана на нас посмотрел Дмитрий Нагиев.
– А Малахов куда делся? – спросил я.
– Не выдержали нервы у Андрюши, Нагиев-то покрепче будет, – сказал Юрка.
Ведущий тем временем знакомил телезрителей с пятой кандидатурой. Теперь это была женщина. Впервые за три с половиной года. ("Валентина Терешкова", – пошутил я.)