- Сереженька, дружочек мой, поищи Вовика. Он, наверно, опять через дорогу к Салтыковым усвистел. Не поленись, родненький, сбегай. А я тут с дровишками сама разберусь.
- Ага! Сейчас приволоку... Момент! - Сергей выбежал со двора.
Вовка же в это время преспокойненько сидел на чердаке дома, играл с толстым ленивым котом.
Маша взяла с телеги кнут, зашла за поленницу, окликнула Нюську:
- Нюсь! Иди сюда, чего скажу интересное!
Разгоряченная Нюська прибежала за поленницу:
- Чего? Чего такое, Маш?
Маша оглянулась - не видит ли кто, и со всего размаху вытянула Нюську кнутом - один раз, другой, третий... Нюська от неожиданности и боли завизжала, заметалась и свалилась на дровишки.
Маша встала над ней с кнутом в руке, приложила палец к губам:
- Не визжи, как свинья на веревке. Люди услышат, самой потом совестно будет. У тебя, Нюсенька, мужиков может быть сколько угодно, а у меня всего один - мне его оберегать нужно. Так что ты уж не взыщи. И не вздумай больше перед его носом хвостом крутить. Поняла? - негромко и беззлобно приговаривала Маша.
Нюська тихонько подвывала, закрывала голову руками. Маша заботливо одернула на ней сарафан, прикрыла голые Нюськины ноги.
- Поняла, я тебя спрашиваю?
- Поняла... - проикала Нюська.
- Ну вот и хорошо. - Маша свернула извозчичий кнут. - Потом зайдешь ко мне, я тебя одной хорошей мазью смажу, и все заживет. Главное, Нюсенька, чтобы это у тебя в башке осталось, а задницу я тебе подлечу. Еще и лучше потом будет.
Словно щенок, высунувшийся из собачьей конуры, на все это испуганно и потрясенно смотрел Вовка из слухового чердачного окна...
* * *
Вечером Маша укладывала сына спать. Поправила подушки, только хотела задвинуть занавеску, как Вовка взял ее за руку, притянул к себе и тихо прошептал:
- Ма... А ты за что так тетю Нюсю?
Маша поняла, что Вовка все видел. Не знала, как ответить.
- Это чтобы она к папе не подлизывалась, да? - спросил Вовка.
Маша утвердительно кивнула, виновато посмотрела на Вовку.
- Я никогда ни к кому подлизываться не буду, - сказал Вовка.
- Правильно, - поцеловала его Маша. - Никогда, ни к кому!
- Ты только папе про тетю Нюсю не говори, - попросил Вовка.
- И ты. Ладно?
- Ладно. Знаешь, ма, а мне все равно тетю Нюсю жалко.
- Конечно, - прошептала Маша. - А мне, думаешь, не жалко ее?
На нефтебазе Сергей работал с молодым здоровенным парнем. Голые по пояс, в брезентовых рукавицах, сочащихся нефтью, измазанные так, что на лицах были видны только белки глаз и зубы, они вкатывали двухсотлитровые бочки с соляркой на высокую эстакаду.
От нечеловеческого напряжения дрожат руки, подгибаются ноги, подошвы сапог скользят в керосиново-масляных лужах.
А на эстакаде двое других перекантовывают бочки в грузовики, кричат Сергею и его напарнику:
- Давай, мужики, веселей! Не задерживай!..
Вкатили наверх бочку, и несколько секунд, пока идут за следующей, - маленький отдых. Молодой парняга даже поет дурашливо:
Я демобилизованный, пришел домой с победою,
Теперь организованно в неделю раз обедаю...
- А как правильно петь - помнишь?
- Конечно!
Я демобилизованный, пришел домой с победою,
Теперь организованно работаю как следует...
- Вот и не калечь песню. Тогда и обедать каждый день будешь.
- Эхма, Серега! Если бы за песни платили, я бы рот не закрывал! - рассмеялся парень. - Давай, взяли!..
И поползла вверх новая двухсотлитровая бочка...
И снова ночь. Спит за своей занавеской Вовка.
Сергей в одних трусах полусидит, полулежит на кровати. Маша внимательно осматривает и ощупывает его раненую ногу. Неровный белый шрам пересекает левое колено, уходит в деформированную икроножную мышцу.
- Сколько лет не чувствовал, а сегодня...
- Что же ты хочешь? Такие нагрузки... - говорит Маша.
- Можно подумать, что у меня там... - Сергей раздраженно ткнул пальцем в потолок, в небо, - были нагрузки меньше!
- Те были для тебя привычные. Ложись, размассирую...
Слышно было, как за стеной скрипнула деревянная лестница, ведущая в Нюськино царство, послышались осторожные шаги по ступеням: тяжелые - мужские, легкие - Нюськины. И приглушенные голоса с лестницы:
- Ну рано же еще, Нюсь...
- Самое время. Иди, иди.
- Ну, Нюсь...
- Вот женишься - тогда хоть ложкой хлебай.
- А я тебе что толкую - давай распишемся!
- Мне в тебе никакой надобности. Я правил дорожного движения не нарушаю.
- Вот дура.
- Не дурей тебя. Убери руки!
- Ну, Нюсь...
- Я кому сказала?
Сергей рассмеялся. Маша сердито замотала головой, поднесла палец к губам. Сергей обнял ее, притянул к себе, стал целовать, расстегивать на ней домашний халатик...
В пяти метрах над головой четкий квадрат синего неба.
Оттуда в темноту трюма спускается крюк со свободно болтающимися четырьмя стальными стропами. На концах стропов тоже крюки, только поменьше. Их нужно зацепить за железные проушины контейнера, спрыгнуть с него и крикнуть в синий небесный квадрат: "Хорош!" Тогда уже с палубы невидимый бригадир заорет крановщику:
- Вира помалу!
Большой крюк поползет вверх, провисшие стропы осторожно натянутся, полуторатонный контейнер легонько качнется и поплывет вверх, на секунду перекрывая синее небо над головами трюмной разгрузочной команды.
Этим Сергей и занимается. Он только что прыгнул с контейнера на мокрый железный пол трюма, крикнул "Хорош!" и стал помогать остальным троим "подваживать" короткими ломиками очередной контейнер на место уплывшего в небо...
На разгрузочном причале сидит Вовка и грызет вареный початок кукурузы. Одновременно Вовка следит за работой причальной бригады. Каждый выгруженный контейнер Вовка отмечает куском мела на асфальте. Контейнер - черточка, контейнер - черточка...
Причальная бригада отцепляет стропы, разворачивает стрелу крана, опускает крюк со стропами в трюм огромной сухогрузной баржи.
Вовка посчитал черточки на асфальте, закричал, обращаясь ко всей причальной бригаде:
- От двадцати отнять одиннадцать, это сколько?
- Девять, Вовка! Девять! - донеслось ему в ответ.
- Ой, еще как много... - огорчился Вовка.
Сергей зацепил крюки стропов за проушины и только собирался спрыгнуть с контейнера, как увидел, что в углу трюма два его напарника взломали контейнер и выгребают оттуда пачки женских кофточек.
- Вы что, сволочи?! - закричал он.
Третий - лет сорока пяти, весь в замысловатых наколках, ухмыльнулся, поиграл коротким стальным ломиком в мускулистой лапе:
- Тихо, вояка. Ты не на фронте. Только пикни. - Ногой он откинул в сторону валявшийся на полу ломик Сергея и почти добродушно добавил: - Закон - тайга, медведь - хозяин. Понял, сявка неученая?
И тогда вдруг в ушах Сергея прозвучал короткий кусочек мотива старого довоенного танго "Черные глаза"...
- Врешь, гад, - негромко сказал Сергей. - Врешь!..
Он спрыгнул вниз, мгновенно метнулся в сторону, и в ту же секунду короткий стальной лом просвистел у него над головой и воткнулся в стоящий застропленный контейнер...
Бригадир, стоявший наверху у кромки трюма, так и не дождался команды снизу и закричал в трюм:
- Чего там возитесь, черти полосатые? За простой крана вы платить будете!
Он наклонился, заглянул в трюмную сумеречность, и первое, что ему бросилось в глаза, это разбросанные пачки с яркими женскими кофточками. Потом он увидел, что один из трюмной команды сидит у контейнера, обливаясь и захлебываясь кровью, а трое сплелись в жесточайшей драке не на жизнь, а на смерть...
- Хлопцы!!! Бичи Серегу убивают!.. - истошно закричал бригадир и первым спрыгнул вниз на контейнер, стоявший в трюме.
Вся причальная бригада помчалась по трапу на баржу. Вскочил испуганный Вовка. В одной руке недоеденный кукурузный початок, а в другой - стертый мелок...
Вечером Сергей и Вовка сидели в чайной. У Сергея была перевязана голова, глаз заплыл, верхняя губа вспухла до чудовищных размеров. Рука забинтована, только концы пальцев торчат.
Рядом с буфетной стойкой на небольшом возвышении сидит слепой аккордеонист. Он в гражданских брюках и стареньком военном кителе с двумя медалями и желтой нашивочкой - знаком "тяжелое ранение". На коленях аккуратно расстелена суконочка, чтобы не протирать инструментом брюки.
Давно прошли кошмарные те годы.
В туманном утре гасли фонари...
Мой гитарист играл рукой усталой,
И пела я с заката до зари:
"Эх, смелей да веселей
Лейся песнь раздольная,
Не хочу я быть ничьей,
Родилась я вольная!.." -
пел слепой аккордеонист.
- Папа, почему дядя поет "родилась я вольная"? Он же мужчина, - сказал Вовка.
- Все мы мужчины... До поры до времени. Ешь, сынок.
- Ой! - обрадовался Вовка. - Мама!
Сергей поднял глаза на входную дверь. В проеме стояла Маша.
- Мама! Иди к нам! Мы здесь! - крикнул Вовка на всю чайную.
Маша увидела их, помахала рукой и стала пробираться между столиков. Подошла, тревожно оглядела Сергея и сказала чуть веселее, чем нужно:
- Вот вы где, бродяги мои дорогие! - и села за стол.
- Ой, мама! Что у нас в порту было!.. - начал Вовка. - Что было!